больше, чем прочие, это не даст тебе никакой гарантии успеха. Твои знания наоборот могут тебе навредить. Потому что всей картины ты все равно не видишь. Но сейчас наша картина мира стала чуточку полнее.
— И как же она наполнилась? — спросил я, перебирая пальцами рукоятку меча.
— Ножны еще возьми, без них так себе ходить. Рука устанет, — насмешливо произнес Конральд. — Пойми, мы здесь не за золото и не ради того, чтобы править. Мы за то, чтобы эта мясорубка кончилась. Люди рано или поздно забудут все и поубивают друг друга окончательно.
— Не убедил, — ответил я. — Мьелдон, что ты скажешь на это?
— Я скажу, что Конральд, как и всегда, лукавит. Его «пенсия» манит. Чем выше, тем лучше, — ответил монах.
— Ожидаемо, — улыбнулся я, — что может манить наемника больше, чем деньги и власть?
— Нашего Бавлера не проведешь, — усмехнулся Мьелдон. Конральд загоготал.
— Вообще-то Конральд и так заведует нашей обороной, — сказанное мной уж точно никаким секретом не было. — А это уже хорошее место.
— А еще обороной заведует Перт, Анарей тоже решения принимал. У тебя такой коммунизм, Бавлер, что порой не разберешься: то ли ты главный, то ли нет.
— Главный здесь только один, — выдал я. Конральд одобрительно посмеялся.
— А про слово не спрашивает, — добавил Мьелдон. — Кто тебе его сказал, раз у тебя всю память отшибло? В Монастыре, например, таких слов точно никто не знает.
— Никто не говорил, — нахмурился я. — И вообще, хватит уже этих игр, давайте к делу. Что там в сундуке осталось?
— Как ловко наш правитель скачет с темы на тему, — восхитился Конральд. — А я-то думал, что ты будешь докапываться до истины с нашей помощью. Когда рядом есть прекрасные источники информации…
— Просто Бавлер пока что не понимает, что к чему, — продолжил вместо него Мьелдон. — И полагает, что ступенчато решать задачи тоже можно. Сегодня — сундук Отшельника, а дальше уже и власть над миром.
Таких насмешек я снести уже не смог:
— Хорошо! — взорвался я, опускаясь на пенек. Меч при этом остался упертым острием в пол. — Что мне нужно знать? Если вы друг от друга тайн не имеете, значит, Конральд отлично знает про все предстоящие экспедиции?
— Разумеется. Но знаешь ли ты, почему Монастырь так рвется раскопать пустоши? Почему Пирокант сорвался с места, чтобы посмотреть на эти скелеты? Почему он вообще одобрил раскопки здесь? Потому что сила нужна. И сила эта куда больше, чем руны.
— А та штука, которая была в монастыре… где я все смотрел и учился, — уже менее четко произнес я, начав осознавать, что уровень Рассвета сейчас совсем не тот, каким должен быть. Что мне следует больше сил положить на развитие поселений и производств, а потом уже заниматься внешней политикой.
Но в то же самое время слово «коммунизм» как-то странно отдавалось в голове. И я решил спросить об этом у Мьелдона, беспардонно перебив его.
— Когда все общее, — кратко пояснил монах. — Есть еще и демократия, якобы власть народа, как считали много тысяч лет назад. Только не бывает такого. Всегда есть кто-то сильнее, чем народ. Отдельные группы.
— И что же тогда у меня? А у Пакшена? У всех остальных?
Мне показалось, что эти темы я должен был давным-давно поднять, чтобы лучше понимать происходящее, но не сложилось. Не оказалось рядом тех людей, которым можно было довериться полностью.
— У остальных — власть Совета. Группы лиц. Сильнейших. Что тоже не совсем правильно, — говорил Мьелдон. — Да и вообще мне кажется, что в мире как раньше, так и сейчас неправильного куда больше. Сам видишь, войны поглотили мир. Почему воюют? Потому что люди бегают туда-сюда. Так может, и проще было бы их отпустить? Хотят жить в Рассвете — живут в Рассвете. Хотят в Пакшене — пожалуйста, — разошелся Мьелдон.
— Дружище, притормози немного, — успокоил его Конральд. — Всему свое время. Власть всегда разная. Каждый хочет и будет жить под той властью, под которой ему лучше всего живется. И мы до этого непременно дойдем.
— У меня от ваших разговоров только вопросов больше становится!
— Северные города продолжают держаться друг с другом в условном союзе, — вроде бы как не совсем к месту произнес Конральд. — Единым блоком идут. У них все свое, но решение принимают совместное. Последнее, что они сделали — умудрились поссорить между собой Мордин и Пакшен.
— Улерин тоже? — спросил я, припоминая названия северных городов.
— Улерин — не северный город, — ответил Мьелдон. — Их еще немало. Мы полагаем, что карты были уничтожены нарочно, чтобы не было полного представления о мире. И уничтожение прошлого продолжается до сих пор. Ты ведь в курсе того, что технологии более не создаются, не возрождаются, не изобретается ничего нового? Что разрушаются остатки прошлого, чтобы максимально оболванить людей. Ты не один видел, что было много лет тому назад. Не один ты смотрел на те картинки, и движущиеся в том числе, — с жаром продолжал неостановимый монах, — которые показывали, что делали люди давным-давно в прошлом.
Конральд начал вытаскивать из сундука вещи, среди которых оказались несколько тетрадей, но ни одной книги. Зато показалась сумка через плечо — побольше и получше, чем моя нынешняя. Кинжалы и…
— У этого гада были еще и руны! — воскликнул Мьелдон, протягивая руку. Маленькие камушки пронеслись мимо меня без намека на остановку. — Я был рядом, я помогал тебе учиться. Бавлер, раньше людей было так много, что по улицам они ходили толпами — не протолкнуться. Они ездили на механических штуках, названия которых забыты, летали по воздуху на огромной скорости. Сколько времени мы потратили, чтобы прийти сюда? А за секунду они бы домчали без всякой магии.
— Может, все же была какая-то магия? — осторожно уточнил я.
— Нет, это не магия, Бавлер. Это наука. Технология, которая не создает оживших мертвецов. И, раз уж речь про них зашла, спасибо тебе за то, что не выдал Пироканту. Пускай он думает, что это такое произошло. Хотя, судя по тому, как старик отреагировал на случившееся, он питает большие надежды на твои успехи с Пакшеном. Хотя он уже слишком стар, на мой взгляд, чтобы