Приятель заметил мое настроение и в шутки (или всерьез) сказал, что уэльские бризы лечебнее всяких других. Советовал здесь же обосноваться: мол, знает чудесное место, как раз поступившее в продажу. И, коли я захочу, готов свести с правильным человеком… Так он и сделал. И я познакомился с Освальдом Пенникоттом, джентльменом сомнительной репутации, который, однако, имел родовитые корни по матушке, урожденной Сесилии Бродерик, и который, по его же словам, как раз стал владельцем старого замка. Раглана. Весьма живописного, хоть и пришедшего в упадок от долгого запустения… Он же поведал о трагической судьбе его бывших хозяев.
Нельзя не признать, меня захватило настолько, что я согласился не только проведать описанный замок, но даже пожить в нем какое-то время. Пенникотт сам подвязался устроить все для меня: сговорился со слугами, привез меня прямо ко входу. Провел по пустующим комнатам… И сам, как мне кажется, удрученный плачевным их видом.
Я же был очарован… Проникся с первого взгляда. Решил, что останусь, чего бы это ни стоило. И выдержал столько суровых, неприязненных взглядов, что было воистину чудом остаться в живых. Альвина в них мастерица, в них и местных легендах. Ты, верно, немало наслушалась от нее?
— Пришлось, — отозвалась Лиззи, и Аддингтон понятливо улыбнулся.
30 глава
— Полагаю, это случилось в конце первой недели: Альвина бухнула передо мной кружкой с каким-то отваром, велела выпить и ложиться спать. Подумалось было, уж не смерти ли она моей хочет, однако противиться я не стал… Доверился старой ведьме, о чем ни разу не пожалел. То была первая ночь без кошмаров за долгое время… А после она предложила глазные компрессы, сказала, помочь мне берется, коль слушаться стану… Боль обещала облегчить. Мог ли я отказаться?
Аддингтон поглядел на Элизу, с опаской, как бы боясь разглядеть неприятие, однако она вопросила:
— Альвина тебе помогла?
— Она и, конечно же, Джейн. Они сотворили настоящее чудо! Я бесконечно благодарен обеим.
Элизабет разом припомнила свое неприязненное отношение к служанке, все случаи отторжения, хмурые взгляды. Свое подозрение в мужниной измене… И испытала горячее раскаяние.
— Я очень виновата перед Джейн, — сказала она.
— Ты просто не знала. Легко было ошибиться! И я не облегчил задачи, за что корю себя непрестанно… А между тем я знал достоверно, как выглядеть могло то со стороны, — продолжил Аддингтон свой рассказ. — Когда пришло время уехать — отец призывал меня в Лондон, просил матушке на глаза показаться — Альвина сказала, что Джейн лучше со мною податься, продолжить лечение, дабы не ослабить достигнутого эффекта. И я согласился… Пусть нехотя и навлек на себя дополнительные укоры. От матери и отца… Они посчитали ее содержанкой, устроили настоящий скандал, и если с отцом я умел объясниться, то с матушкой сладить и вовсе не выходило. Она без того жила мыслью о моей cкорой женитьбе, а тут и вовсе стала невыносима.
— Выходит, тебя принудили жениться? — спросила Лиззи.
И Аддингтон покачал головой:
— Не матушка, нет, — ей это вряд ли было по силам: боюсь, это были твои глаза… Большие, испуганные, так и взывающие о помощи.
— И вовсе они такими не были, — возмутилась Элиза. — Ты это просто придумал!
Он знал, что сердится она не всерьез, всего лишь не может смириться с внезапной капитуляцией… Ей нужно время, чтобы с этим ужиться.
И он произнес:
— Но чувства к тебе отнюдь непридуманные, Элиза. Я знаю… умею такое понять…
Вскоре, не без помощи Томаса, Аддингтон был отведен в свою комнату и уложен в постель, явившаяся Джейн, как обычно, несколько скованная в присутствии хозяйки, наложила ему лечебные компрессы. Элизабет, как бы ни старалась отринуть всякое предубеждение к ней, следила за горничной внимательными глазами.
Альвина сказала:
— Может статься, хозяйка, вы и сами желаете чему-то подобному обучиться? Вникая в лечебные свойства трав, можно многому научиться… Многим помочь. — И продолжив глядеть на спорую работу крестницы: — Я обучила ее всему, о чем знаю сама. Но и сама не ведаю многого… Не так, как дано то некоторым из нас. Бывшая леди Бродерик — да упокоится она с миром! — владела истинным травным волшебством: в замке говаривали, лечебные травы прошлись перед ней хороводом, и каждая назвала свои лечебные свойства.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Лиззи впервые отвела глаза от супруга и Джейн, поглядела Альвине в глаза:
— Очередная валлийская легенда? — спросила она чуть насмешливо.
Старуха пожала плечами:
— Так женщины говорили, я лишь повторяю услышанное. Легенда же гласит, что коли в ночь летнего солнцестояния найти в лесу папоротник женский и посидеть у него, не шевелясь под плотною тканью, то можно познать все тайны лечебных трав, вникнуть в саму их суть. Мол, пробежит мимо тебя каждая из них и о свойствах своих лечебных прошепчет…
— И вы полагаете, бывшая хозяйка именно так и поступила? Ходила в лес с травами разговаривать?
Альвина, видимо оскорбленная ее недоверием к старым легендам, молвила только:
— Легенды они ведь не лгут. Да и мертвые насмешек не любят… — И, не добавив более ни слова, проверила проделанную Джейн работу и увлекла ее за собой, оставив супругов наедине.
Лиззи забралась под одеяло, неловко прильнула к мужскому плечу, вопросила:
— Тебе уже лучше?
— С тобою рядом я словно другой человек.
Она улыбнулась:
— Все так переменилось… — и снова поглядела на рану у Аддингтона на плече.
Он не мог этого не заметить, однако все-таки промолчал, а Лиззи долго-долго глядела на нее в темноте. Пока не уснула…
… И не увидела сон. Себя в старой башне, в одной из пустующих комнат, лежащей под бархатным балдахином, изнемогающей от жары. Окна распахнуты, ветерок играет ажурными занавесками… Свеча почти догорела в ночи. И вдруг этот звук: скрежет по камню, громкое, сиплое дыхание… Она бы хотела подняться, да тело не поддается, тяжелое, словно свинец, оно едва ли способно и пальцем пошевелить. Не то чтобы спрятаться… Скрыться. От этого нечто, пугающего до дрожи… Подвижны только глаза. Распахнутые от страха, они наблюдают за тем, как нечто проскальзывает в окно, крадется на полусогнутых лапах-ногах, нависает над ней мохнатым, полузвериным телом…
Глядит человеческими глазами.
И вдруг произносит:
— Легенды они ведь не лгут, Элиза. Им верить нужно… А ты не поверила. Оберега не сберегла! — И проводит шершавым языком по ее щеке. — Быть тебе потому волчьей невестой. — Голубые глаза глядят прямо в душу. Так близко, что можно в зрачок заглянуть… — Оросить своей кровью белые простыни, — он касается лапой ее бедра, ведет по нему все выше и выше. — Даровать Раглану наследника, Бродерика по крови и духу. Хочешь ли этого, Лиззи? — Теперь он ведет языком по ее телу, касается там, где никто не касался. И мнится ей, что это не оборотень больше — сам Аддингтон шепчет: — Не бойся, я буду нежен, Элиза. Доверься мне, милая! Будет немного больно…
И вдруг это нечто вторгается в ее тело, рычит и стонет… Мохнатая морда брызжет слюной. И Лиззи, исполненная боли и ужаса, кричит и бьется под ним…
… Просыпается с тихим вскриком. Глядит невидящими глазами… Не сразу отличает одно от другого: реальность от вымысла, сон от яви. Сердце колотится, как безумное, тело кажется оскверненным. Она касается своего живота и явственно вспоминает слышанные слова: «Даровать Раглану наследника…», «Оросить своей кровью белые простыни…».
Аддингтон все еще спал, ничуть не похожий на страшного зверя из сна, он все-таки сделал с ней это… Ворвался в лоно, излился семенем. А ведь она не была даже уверена, верит ли старым легендам… Что, если они не лгут?! Что, если Аддингтон обращен и ей надлежит даровать старому замку проклятого младенца?!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Лиззи поднялась с постели и, все еще под впечатлением от жуткого сна, выскочила из комнаты и побежала по замковым переходам. Едва ли заметила, как оказалась у ведьмовской каморки Альвины, а ворвавшись в нее, принялась рыскать по полкам, выхватывая глазами кое-как нацарапанные надписи.