Читать интересную книгу Связанный гнев - Павел Александрович Северный

от чуткой смелой девушки. Осень разлучила нас до нового лета.

– Кто она?

– Учительница зимой, летом лесная жительница, влюбленная в природу родного края. Сирота. У отца была небольшая торговля, но его убили в лесу бродяги. Сейчас учительствует в селе Катайском на Среднем Урале. Если бы знал, как она говорит о людях, какое тепло хранится в ее сердце! Я счастлив! Ты видишь перед собой счастливого человека. Согласен, что не смогу уехать с Урала, хотя в Питере старушка мама. Я писал ей о встрече с Ниной. В ответ получил материнское необычайно ласковое письмо с обещанием молиться, чтобы был с Ниной счастлив.

– Значит?

– Об этом еще не говорили.

– Уверен, что действительно любишь?

– Конечно!

– Завидую. Да, завидую… У меня…

– Договаривай! Что у тебя?

– Ничего, Митрий Палыч.

– Не скажешь?

– Не сегодня. Мне тяжело вспоминать об этом.

– Понял. Не предполагал.

Новосильцев перебил доктора:

– Не предполагал, что я способен любить?

– Что своим рассказом заставлю тебя вспомнить о своем сокровенном.

– Извини! Спасибо! Таким тебя еще не знал, милый доктор. Ты хороший. Бываю счастлив, когда ты около меня. Который час?

Доктор взглянул на карманные часы:

– Восьмой.

– Скоро ужин. Специально для тебя заказал карасей в сметане. Погоди… Слышишь? – Новосильцев, прислушиваясь, подошел к окну. – Слышишь? Или у меня в ушах звенит? Иди сюда.

Доктор подошел к Новосильцеву прислушался, приоткрыв тяжелую штору.

– Как будто колокольцы.

Оба ясно слышали перед домом перезвон колокольцов.

– Кто же это в такой буран обо мне вспомнил?

– Действительно, кто приехал? Возможно, сбились с пути. Пригнали, ища спасения, на огни в окнах.

В гостиную торопливо вошел улыбающийся Закир.

– Гости ходил, барин.

– Кто?

– Хозяин Ворон и один женщина.

– Какая женщина?

– Незнакомый. Сам смотри.

Новосильцев поспешно сбросил с плеч халат и вышел из гостиной. В вестибюле он увидел Владимира Воронова, помогавшего горничной раскутывать молодую женщину.

– Здравствуйте, Владимир Власович.

– Прошу прощения за такое несуразное вторжение. Буран вынудил искать у вас спасения.

– Милости прошу! У меня сегодня счастливый день. Доктора Пургина ко мне тоже буран загнал.

– Это совсем хорошо. Давненько не виделся с ним.

– Идемте скорей в гостиную, там у меня тепло.

Раздетая спутница, поклонившись Новосильцеву, рассматривала его с явной тревогой. Они вошли в гостиную. За ним вбежала горничная и зажгла свечи в торшере около камина.

– Что прикажете, барин?

– Беги на кухню и поторопи с ужином. Стол накроешь в красной столовой.

– Слушаюсь!

– Знакомьтесь, господа! Сестра моя – Ксения.

Щуря глаза от яркого света, Ксения протянула руку Новосильцеву и неожиданно опустилась на колени. Новосильцев, подхватив, не дал ей упасть на пол. Легко взяв девушку на руки, Новосильцев положил ее на диван. К ней подошел доктор и послушал пульс.

– Что с ней?

– Спокойствие. Обычный обморок от перенапряжения нервной системы. Немедленно в кровать, вдобавок у нее высокая температура.

– Владимир Власович, несите сестру в спальню! – сказал Новосильцев.

Воронов взял сестру на руки и вместе с доктором вышел из гостиной.

– Какая незадача. Все идет наперекосяк, – сказал вернувшийся Владимир Воронов. – Жила у меня три дня. Рабочий из Каслей предупредил, что жандармерия в заводе ищет беглых ссыльных. Воспользовавшись бураном, решили перевезти сестру в Сатку, но добравшись до вас, дальше не рискнул.

– Отважилась на побег из Сибири?

– Как видите. Полтора месяца до меня добиралась.

– Кучер надежный?

– Сам правил. Трудно теперь в людях разбираться. Позволите ей побыть у вас некоторое время?

– Не слышал неуместного вопроса.

В гостиную, напевая, вошел доктор:

– Все не так плохо, но температура солидная. Будем надеяться, что спасем барышню от воспаления легких. Я налицо, посему полное спокойствие. Идите к ней, Владимир Власович, расскажите, куда завезли, одним словом – успокойте. Судя по всему, девушка не из робкого десятка.

– Как думаете, Дмитрий Павлович, может быть, лучше поместить ее в турецкую гостиную? Там уютно.

– Сегодня не надо. Поспит ночку в твоей спальне. Ступайте, братец, к сестренке.

После ухода Воронова, доктор закурил папиросу.

– Ты что, трубку разлюбил?

– В дороге всегда обхожусь папиросами. Не предполагал, что у Владимира такая прелестная сестрица в ссылке. Просто немыслимая девушка. Ведь откуда драпанула? Из Сибири! Я бы не рискнул, да еще зимой. Владимир – молодец! В правильное место привез крамольницу, под кровлю господина Новосильцева, к коему стражи царского престола запросто не вхожи. Буквально немыслимая девушка.

– Отчаянная. На вид хрупкая статуэтка.

– Кровь в ней вороновская. Братец тоже ухарь. Извини! Пойду посмотрю на буранную пациентку. А ты подумай, где будешь ночь коротать, потому на диван я лягу с Владимиром.

2

Софья Сучкова с бабушкой принимала гостью в парадном зале. Залиты его просторы морозным солнцем. Отбушевал буран. Перемел в Сатке сугробы на новые места. Приехала к Сучковым Анна Кустова. Знает она Софью с детских лет, а с Олимпиадой Модестовной не один пуд соли съела. Не раз бывала гостья в сучковском зале, а оттого и бросилось в глаза, что нет на стене царских портретов, а, заметив такое новшество, не смолчала.

– Родительские лица с твоим, Модестовна, теперь вместо венценосцев висят. Глядят, как дочка жизнь налаживает. Твое распоряжение, Сонечка?

Вместо внучки ответила на вопрос бабушка:

– Рамы ей не понравились.

– Права! Рамы были неказистые. Нонешняя позолота на багетах даже у икон не стойкая. Тускнеет быстро.

– Ты по каким делам в Сатку? – спросила старуха.

– По мелким. Зерно мне здесь пшеничное должны, вот я и решила его на саткинской мельнице смолоть. Но это так. Главное, приехала взглянуть на твою молодую хозяйку. Хороша. Женихи табуном пойдут.

– Рановато ей. Пусть вольной в охотку поживет. Женихи ноне с червоточиной.

– А у тебя глаза зачем?

– На все у тебя, Анюта, слово сыщется. Гляжу, что никак в тебе кровь не устоится.

– Да разве позволю ей устояться? Живая пока, вот и живу не по-мертвому.

– Слыхала.

– У нас, Модестовна, разве скроешь? В Челябе чихнешь – в Чердыне услышат.

– Болтают люди: о расторжении брака собираешься хлопотать?

– Имею такое намерение. Что скажешь, Сонечка, о моем облике?

– Что скажу? Прежняя вы, Анна Петровна. Только вот глаза радостью искрятся.

– Ох, девонька! Спасибо за сказанное. Стареет Волчица. Слыхала про мою любовь?

– Нет.

– Сейчас скажу. Полюбила господина Болотина. Полюбила, и все тут, а люди от скуки бог знает что плетут обо мне. Не нравится им, что молодого полюбила.

– Сами не старуха.

– Но все же в годах. Любимый моложе меня. Но любовь про года разве спрашивает? Так ведь?

– Кто такой?

– Студент. На поселении здесь за политику. Учительствует в Миассе. Срок у него недавно кончился. Опять вольным стал.

– Смотри, Петровна, чужак нашему краю.

– Верно, Модестовна, из Москвы родом.

– То-то и оно. Москва – не Волчицын посад возле Тургояк-озера.

– Думала