Читать интересную книгу Связанный гнев - Павел Александрович Северный

усталых глаз.

Весь облик Надежды Степановны еще хранил молодость, хотя от глаз к вискам уже тянулись лучики морщинок. Она следила за своей наружностью. Все, начиная от прически, было в ней элегантно и просто. Такой она была ежедневно, а не только для гостей.

– У нас здесь чудесно, Софья Тимофеевна, летом. Дом стоит в запущенном парке. Вернее, это не парк, а просто часть лесного массива у подножья Уренги. В нем масса зайчишек, белок и даже лисиц-огневок. Мне здесь хорошо. Живу тихо. Много читаю, окружена интересными друзьями. Главная цель жизни – дети. У меня их двое: сын и дочь. Мальчику – четыре, а девочке пошел третий годик. Впрочем, о себе довольно. Расскажите, что собираетесь делать в Сатке? Наверное, побудете в родительском доме и снова в Петербург? Он ведь привораживает! Помню, как мне было тяжело первые годы на Урале без его гранитного великолепия.

– Давно, Надежда Степановна, уехали из столицы?

– Сразу, как кончила гимназию. Отец принял управление Лысьвенским округом. Он инженер. Я сначала учительствовала в Уфе. Итак, сколько же погостите на Урале?

– Приехала сюда жить.

– Неужели? Вам будет трудно. Здесь все совсем не так, к чему привыкли в Петербурге.

– Что вы! Я же совсем здешняя.

– Мне было трудно. Кстати, замуж я вышла в Сатке. Хорошо знаю вашу бабушку. Вы навестили меня по ее совету?

– Навестила, чтобы передать привет от Миноги.

Надежда Степановна нервно пошевелила плечами, встала, глядя на Софью, спросила удивленно:

– Неужели она в Питере?

– Теперь за границей, но совсем недавно была на берегах Невы. Это ее родной город. Узнав, что буду в этих краях, просила меня вас разыскать, сказать, что вы хранитесь в ее памяти.

Надежда Степановна ходила по комнате, не стараясь скрыть охватившее ее волнение. На нее нахлынули воспоминания. Она тихо говорила, будто совсем не с гостьей, а сама с собой:

– Надежда Константиновна, Надюша Крупская. Вдохновенная, порывистая, мужественная, настойчивая. Вот и сейчас стоит перед глазами. У нее таки особенные глаза. Действительно какие-то особенные, умеющие быть добрыми, ласковыми, беспощадно суровыми, подчиненные мужеству и разуму. Когда же вы с ней встречались?

– Весной прошлого года. Знаете о тогдашних событиях в столице?

– Конечно! Мужа ее тоже знали?

– Нет. О Владимире Ильиче знаю с ее слов и по его печатным трудам. Нелегальным, конечно. После того как он переехал из Петербурга в Финляндию, Надежда Константиновна, заметая следы от охранки, несколько раз ночевала в семье, в которой я жила.

– Подумать только! Все так необычно и удивительно. Вы появились и заставили меня встретиться с молодостью.

– Вы встречались с Надеждой Константиновной в Уфе, когда она была там последний год ссылки?

– Да, да, все это было в Уфе и только всего семь лет тому назад.

– Вспоминая о вас, Надежда Константиновна отзывалась, как о способной подпольщице.

– Увы! Все изменилось. Тогда я была беззаветно предана ей и подпольной работе. Готова была следовать за Надюшей по революционному пути. И, конечно, стала бы марксисткой. Но как видите – не стала.

– Почему?

– Причин много. Горела идеей революции, пока чувствовала около себя дыхание Надюши Крупской. Как я любила ее слушать! До сих пор помню вечера, когда бывали у старой народоволки Четверговой. Возле Надюши я верила в свое революционное будущее. Но проводив ее из Уфы, столкнулась с разнобоем революционных течений. Пустые споры уфимских ссыльных меня сначала озадачили. Все по-разному мыслили о свершении революции. Потом читала «Искру». Идея Ленина о создании единой марксистской партии нового типа, о непримиримости классовой борьбы. Уверенность Ленина, что революция должна быть осуществлена рабочим классом, меня напугала. Вернее, ленинская теория меня ошеломила. Софья Тимофеевна! Я – дворянка. Мне стало ясно, что моему классу места в революции не будет.

– Надежда Константиновна тоже дворянка, однако она в ленинской партии.

– А я испугалась.

– Так же, как я. Когда в Петербурге слушала Крупскую, верила, что революция соберет вокруг себя все самое передовое, все светло мыслящее ради единой цели – освобождения народа от царизма. Но встречая в Петербурге других революционеров, неожиданно узнавала, что они способны на обычные обывательские подлости из-за партийной вражды и достижения целей своих революционных программ. Это мне было противно. Ибо даже идеи революции у всех были разные. Крупская для меня, Надежда Степановна, была идеалом революционерки. Я наивно собиралась подражать ей. Но не стало рядом идеала, все показалось обычным, угасло мое стремление служить делу революции.

– Рада, что вовремя осознала, что революция не для меня. Я не способна жертвовать собой для других. Готова была на этот шаг под впечатлением девятого января, пока видела перед собой вдохновленность Крупской. Кроме того, до смешного молода. Потом подошло время моего вступления в наследство. Мне захотелось жить, как подобает богатой наследнице. Решила жить не мудрствуя. А по правде сказать, сама не знаю, как буду жить. Вернее всего, с пути рода Сучковых от золота в сторону не сверну.

– В Уфе Надюша Крупская мне постоянно твердила, Софья Тимофеевна, что я способна воспитать в себе качества революционного характера. Но видите, у меня все кончилось другим. Малюсеньким мирком материнского счастья. Мне в нем уютно, и я пришла к убеждению, что в революционной борьбе не найду себе места.

– Вы, Надежда Степановна, верите, что в России будет революция?

– Отвыкла от подобных вопросов. Исторический путь России изобилует контрастными неожиданностями. Спор народа с царями в нашей истории идет столетиями, хотя народ, спорящий о воле, помогал князьям в их удельной междоусобице. Русский народ неизменно велик в любых проявлениях своего бытия. Это особый народ, испытавший бездну страданий. Его подлинный революционный порыв будет страшен для всех вековых устоев страны. Это будет обязательно ураганный порыв разгневанного народа. Порыв двух классов: рабочих и крестьян. Проблески народного гнева страна пережила в пятом и шестом годах. Но, видимо, поражение царизма в японской войне еще не было тем, что способно поднять народ на необходимые революционные подвиги и жертвы… Софья Тимофеевна, теперь я страшусь революции. Боюсь эгоистично, понимая, что она губительна для моего мирка материнского счастья. Особенно меня страшит революция с диктатурой рабочего класса. Единственно, что меня успокаивает – это предположение, что для подготовки в России подобной революции нужны долгие годы. Среди рабочих невероятно трудно создать единство. Однако на Урале рабочие больше всего верят партии большевиков. А мне хорошо известно, что уральцы не легковеры… Расскажите еще о Надюше. Она здорова? Как выглядит внешне? Всегда удивлялась ее удивительной собранности. У нее большой вкус просто одеваться. Удивительная женщина!

– Не бережет себя Надежда Константиновна. Очень устает от работы, от переводов, от беспокойства о Владимире Ильиче. Беззаветно его любит, а отсюда все тревоги. Но нет