— Может быть, я была к тебе несправедлива, Луис, — сказала донья Беатриса, выдавая этим перемену, происшедшую в ее чувствах, — Но теперь я вижу, что ты помнишь о своем долге перед королевой и ценишь ее сердце. Выказывая уважение и любовь к донье Изабелле, ты только выигрываешь в моих глазах, ибо кто не может оценить добродетельную женщину, вообще недостоин женской любви.
— Разве я не доказал обратного своей привязанностью к вашей воспитаннице, тетушка? Разве сам мой выбор не является как бы залогом истинности и верности моих чувств?
— Ах, Луис! Да ведь любой воспылал бы нежными чувствами к такой богатой и знатной невесте, если она к тому же самая красивая девушка в Испании!
— Значит, вы считаете меня лицемером, маркиза? Вы обвиняете сына вашего брата в недостойном притворстве? Неужели вы думаете, что золото и земли невесты могут повлиять на такое чувство, как любовь?
— Не просто земли, а чужестранные, далекие, к которым так влечет! — улыбаясь, ответила донья Беатриса. — Нет, Луис, тот, кто тебя знает, никогда не посмеет назвать тебя лицемером. Мы с королевой верим в искренность и силу твоей любви, но именно потому и боимся.
— Как! Неужели вы цените притворные чувства выше истинных? — вскричал юноша. — Неужели напускная лицемерная любовь вам дороже честной мужественной страсти?
— Именно такая честная мужественная страсть, как ты говоришь, может скорее всего возбудить ответные чувства в нежном сердце девушки. Такая страсть для нее — настоящее испытание, если только голова ее не забита тщеславными помыслами. И чем бескорыстнее любовь, тем скорее она находит отклик. Два родственных сердца сливаются в одно естественнее, чем две капли воды, мой племянник! Если бы ты не любил Мерседес всерьез, мой дорогой родственник, ты мог бы с нею петь и смеяться, сколько тебе угодно, в любое время, дозволенное приличиями, и меня бы это ничуть не тревожило.
— Если я действительно дорогой для вас родственник, те тушка, почему же мне нельзя хотя бы взглянуть на вашу воспитанницу, которая…
— … которая находится под особым покровительством королевы Кастильской!
— Пусть так. Но чем род Бобадилья не угодил королеве Кастильской?
И Луис, пользуясь благоприятной минутой, принялся так упрашивать, умасливать и уговаривать свою тетушку, что та в конце концов не устояла и дала слово переговорить с королевой о его желании повидаться с Мерседес. А согласие королевы было необходимо, потому что Изабелла, зная о родственных чувствах маркизы к своему племяннику, заранее условилась с ней, чтобы молодые люди встречались как можно реже, — так-то оно спокойнее!
Донья Беатриса сдержала свое слово. Пересказав Изабелле свою беседу с племянником, она попутно упомянула и о его чувствах к своей королеве. Лестные его слова не замедлили принести свой первый плод: королева не стала возражать против свидания нашего героя с Мерседес.
— Они ведь не государи! — заметила она с печальной улыбкой, и трудно было понять, что в ней отразилось: внезапная грусть или просто воспоминание о чувствах, которые давно угасли и никогда уже не оживут. — Ведь только царствующие особы вступают в брак по расчету, даже не зная друг друга. Часто видеться им, конечно, не следует, но было бы жестоко лишить их возможности проститься. Юноша отправляется в опасное плавание, исход которого никому не известен. Так пусть перед долгой разлукой выскажет свои чувства, пусть уверит любимую в своей преданности! Если ваша воспитанница действительно питает к нему склонность, память об этом свидании скрасит ей немало тяжелых часов, когда дон Луис будет уже далеко.
— И подольет масла в огонь! — добавила маркиза де Мойя.
— Этого мы не можем знать, добрая моя Беатриса, — возразила королева. — Тому, кто свято верит, не страшны соблазны и испытания. Мерседес никогда не забудет о своем долге, Она слишком долго жила воображением, и было бы неразумно оставлять нашу восторженную подопечную во власти ее грез, К тому же действительность далеко не так привлекательна, как мечты! Да и ваш племянник ничего не потеряет: если у него перед глазами постоянно будет образ той, кого он так усердно домогается, он приложит все силы, чтобы плавание закончилось успешно.
— Я весьма опасаюсь, ваше высочество… Ведь самые мудрые предположения не много значат в сердечных делах!
— Может быть, ты и права, Беатриса, однако дон Луис скоро уезжает, и я не вижу причины отказывать ему в прощальном свидании. Скажи ему, что я не возражаю, и заодно напомни, что ни один гранд не должен покидать Кастилию, не простившись со своей государыней!
— Ах, ваше высочество! — рассмеялась маркиза. — Это милостивое и лестное напоминание дону Луису покажется суровым упреком. Ведь он столько раз покидал страну, не простившись даже со своей родной теткой!
— Тогда он уезжал без определенной цели, а теперь принимает участие в благородном и серьезном деле, — разница немалая, и надо ему показать, что мы это понимаем.
Дав таким образом маркизе понять, что Луис может повидаться с Мерседес, королева заговорила о другом.
Что касается ее подруги, то маркиза де Мойя отнеслась к своим обязанностям опекунши более строго, чем сама королева, Не говоря уж о прямой ответственности за свою воспитанницу, она опасалась, что такая поблажка Луису вызовет подозрения, будто она сама хлопочет об этом почетном и выгодном для ее племянника браке. Но слово королевы было для доньи Беатрисы законом, и при первой же возможности она сказала Мерседес, что Луису разрешено с нею проститься перед далеким и полным опасностей плаванием.
Наша героиня встретила это известие с тем смешанным чувством тревоги и счастья, радости и смущения, которое охватывает юное сердце перед встречей с любимым. Она была уверена, что Луис не отправится в столь трудную экспедицию, не попытавшись увидеться с ней наедине, но сейчас Мерседес едва не сожалела о том, что маркиза и королева согласились на это свидание. Однако постепенно эти противоречивые чувства уступили место нежной печали, которая все усиливалась по мере того, как приближался час разлуки.
Мерседес уже не радовалась, что ее возлюбленный с такой готовностью принял ее совет отправиться вместе с Колумбом. Порой она восхищалась его мужеством и готовностью совершить подвиг во славу церкви, порой гордилась тем, что он единственный из всей кастильской знати рискнул последовать за генуэзцем, но иногда сомнения вновь овладевали ею, и она с тоской думала, что, может быть, не любовь, а тяга к странствиям и приключениям толкнула его на этот шаг. Чем невиннее и чище любовь, тем мучительнее ее колебания и неуверенность в себе!