Луис де Сантанхель и Алонсо де Кинтанилья покинули дворец вместе с Колумбом. Они проводили его до дома, где он остановился, и простились с ним почтительно и дружески, стараясь смягчить боль недавней обиды и разочарования.
Когда Колумб удалился, Луис де Сантанхель, несмотря на широту своих взглядов и на то, что именно он оказал мореплавателю решающую поддержку, воскликнул:
— Клянусь всеми святыми, друг мой Алонсо, этот генуэзец вознесся так высоко, что я уже сомневаюсь, правильно ли мы поступили! Он разговаривал с королем и королевой, как равный с равными! — А кто помог ему в этом, как не вы, дон Луис? — возразил Алонсо де Кинтанилья. — Если бы не ваше смелое вмешательство — благодарите, кстати, донью Изабеллу, что она снесла все ваши дерзости, — с этим путешествием было бы покончено и генуэзец сейчас продолжал бы свой путь ко двору французского короля.
— О том, что сделано, я не жалею: чтобы не дать французам возгордиться, я бы и не на то еще пошел! Донье Изабелле, да благословят ее небеса за добрые намерения, не придется жалеть о столь ничтожной плате за столь благородное начинание, даже если оно кончится ничем! Но теперь, когда дело сделано, я сам поражаюсь, как могли королева Кастильская и король Арагонский согласиться на такие условия какого-то безвестного, безродного морского бродяги, у которого нет ни имени, ни денег, ни связей!
— Зато за него горой стоял Луис де Сантанхель!
— Да, что верно, то верно, — вздохнул сборщик церковной десятины. — И опять-таки не жалею — дело доброе и того стоит. Я только удивляюсь нашему успеху и тому, как держался сам Колумб. По совести говоря, я весьма опасался, как бы его непомерные требования нам все не испортили!
— А сами говорили королеве, будто это пустяки по сравнению с выгодами, которые принесет его путешествие!
— Удивляться тут нечему, достойный мой друг. Мы пускаемся на все, чтобы добиться цели, а когда добиваемся, испытываем лишь усталость, и тогда перед нами предстает другая сторона медали. Сейчас я просто изумлен своим собственным успехом! Что касается генуэзца, то он поистине удивительный человек, и в глубине души я его одобряю за то, что он предъявил такие требования. Если он добьется своего, никакие почести и титулы не будут для него слишком высоки! А если нет, ему от них будет мало толку, да и Кастилия потеряет немного.
— Я заметил, друг мой Сантанхель, что люди всегда смеются над претензиями пустозвонов, но если даже почтенный человек сам себя не ценит, то и остальные его не ценят. Может быть, именно высокие требования Колумба оказали ему самую большую услугу. Король и королева сразу почувствовали, что разговаривают с человеком, уверенным в себе и в своих замыслах.
— Да, наверное, так оно и есть, друг мой Алонсо. Люди часто думают о нас то, что мы сами о себе думаем, во всяком случае до тех пор, пока наши дела не слишком расходятся с нашими словами. Но у Колумба есть неоценимые достоинства, которые его спасают, что бы он ни делал и ни говорил: это рассудительность, умение себя держать и благородство чувств.
Ей-богу, когда я его слушал, мне казалось, что на него снизошло вдохновение!
— Ну что ж, теперь посмотрим, истинное это было вдохновение или нет, — отозвался Алонсо де Кинтанилья. — А признаться по чести, я тоже сомневаюсь, умно ли мы поступили.
Вот так говорили о Колумбе и его великом путешествии даже самые преданные, самые ревностные его друзья и покровители! Когда дело его казалось уже безнадежным, они шли на все, чтобы защитить его и поддержать, а теперь, когда он получил наконец возможность доказать свою правоту, в их души закралось недоверие и сомнение.
Однако Луис де Сантанхель и Алонсо де Кинтанилья, несмотря на подобные речи, сохранили верность своим прежним убеждениям. Достаточно было одного присутствия Колумба, чтобы от их мимолетных сомнений не осталось и следа. Ибо, как было уже замечено, спокойствие, твердость и глубокая уверенность в себе этого необычайного человека убеждали не только его ревностных сторонников, но и всех, кому доводилось его слышать.
Глава X
… Там на холмах поют!
Грустны и сладостны Испании напевы, —
Я помню вас. Изгнанника юдоль —
Вас вспоминать. О песни детства, где вы?
Какую пробуждаете вы боль!
«Лесное святилище»
После того как Изабелла дала свое королевское слово поддержать великий замысел Колумба, никто больше не сомневался в том, что экспедиция состоится, но никто и не придавал ей особого значения. Недавняя победа над маврами настолько занимала все умы, что это новое предприятие осталось почти незамеченным. И действительно, возможные, но весьма гадательные его последствия всем казались ничтожными по сравнению с завоеванием Гранады.
Впрочем, не всем: было одно юное и благородное сердце, счастье которого целиком зависело от успеха великого путешествия. Вряд ли нужно говорить, что речь идет о Мерседес де Вальверде.
Со всем пылом неискушенной, чистой души следила она за ходом событий. Надежды ее, казалось, уже близились к осуществлению. Мерседес испытывала глубокую, нежную радость, а временами — почти полное счастье. Однако, несмотря на без заветную любовь к Луису, она не утратила обычной своей рассудительности и прозорливости; наоборот, качества эти под влиянием чувства, пробуждающего все силы женской души, сейчас еще больше обострились. Поэтому она вовремя заметила недовольство королевы и своей опекунши и в душе согласилась с ними, ибо все возрастающая любовь к Луису отнюдь не ослепляла ее.
Мерседес никогда не забывала о том, какие обязанности налагают на нее ее имя и положение при дворе, и даже не помышляла о замужестве без согласия королевы. Она держалась с предельной скромностью и осторожностью, искренне надеясь, что ее возлюбленный сумеет сам доказать, что она сделала правильный выбор.
Тем временем в кругах, близких к Изабелле, стало известно, что договор с Колумбом надлежащим образом составлен, изложен на бумаге, скреплен подписями и вступил в силу. Пока длились все эти приготовления, Луис и не пытался встретиться со своей возлюбленной и даже случайно не видел ее ни разу. Но когда Колумб, покончив с делами при дворе, отбыл на побережье, юноша решил воспользоваться добротой своей тетки. Перед тем как покинуть Испанию, отправляясь в опасное плавание, он хотел заручиться обещанием, что в случае удачи его сватовство будет встречено благожелательно высокими покровительницами Мерседес.
— Я вижу, ты уже кое-чему научился у своего нового наставника! — с улыбкой ответила на просьбу юноши взыскательная, но добросердечная маркиза. — Ты тоже ставишь условия! Но не забывай, Луис: Мерседес не крестьянка, чтобы все решить вот так просто. В ней течет кровь древнейших испанских родов: по матери она Гусман, а по отцу принадлежит к семейству Мендосы. Кроме того, она одна из самых богатых невест Кастилии. И плохой бы я была опекуншей, если бы забыла о своем долге ради легкомысленного бродяги лишь потому, что этот бродяга — сын моего любимого брата!