владела множеством разнообразных навыков, впоследствии превратившихся в отдельные профессии (и сделавшихся таинством мужчин).
Приготовление еды и питья
Домохозяйка должна была уметь зарезать поросенка, освежевать, разделать и засолить. В семье был хлеб, только если она знала все стадии процесса, от посева до жатвы, сбора зерна, просеивания, помола, хранения и выпечки, и все это умела делать как следует. Также именно женщины в любой стране изготовляли спиртные напитки, от эля и сидра в северном мире до ценного пива из пальмовых листьев в племени киссама в Анголе.
Изготовление домашней утвари
До появления магазинов, когда рынки и лавки зачастую были слишком немногочисленны или покупки слишком дороги, женщины должны были уметь сами изготовлять почти все, что может понадобиться в доме: горшки, занавески, матрасы, гамаки, ковры, свечи, ящики и ларцы для хранения разных вещей. Разумеется, они же шили одежду – всю, от младенческих пеленок до шубы для главы семьи; впоследствии это ремесло стало называться «портняжным» и перешло в ведение мужчин, хотя задачи зашивания дыр, штопки или вязания чулок мужчин по-прежнему не привлекали.
Лечение, уход за больными, помощь в родах
Когда стар и млад жили вместе, а женщины так часто ходили беременными, кормящими или оправлялись после выкидышей и неудачных родов, легко догадаться, что в доме почти постоянно кто-то болел. И, хотя профессиональная медицина возникла еще в незапамятные времена, звать настоящего врача часто было слишком дорого – или же в трудную минуту его не оказывалось рядом. Так что женщинам поневоле приходилось осваивать практическую медицину: для их родных, да и для них самих это был вопрос жизни и смерти.
Каким образом эти задачи становились для женщин частью их повседневной жизни, видно из истории Энн Хатчинсон. Известная в истории как радикальная религиозная проповедница, бросившая вызов авторитету ранних американских пасторов, Энн начала свое служение в Бостоне XVII века, тронутая жалобами множества женщин, которым домашние дела мешали по воскресеньям бывать на службе. Она выслушивала проповедь и затем «несла голос Божий» в дома, где жены колонистов уже хорошо ее знали благодаря ее искусству сиделки и повивальной бабки. В колонии имелась и официальная повитуха, яркий образчик «работающей женщины»: прибыла она с конвоем 1630 года, и во время плавания ее помощь не раз требовалась на всех восьми кораблях. Например, когда начала рожать женщина на «Арбелле», то корабль выпалил из пушки, подавая сигнал «Джуэлу», плывшему впереди с повитухой на борту, спустить паруса и подождать. Наконец «Арбелла» нагнала «Джуэл», и бесстрашная повитуха, подобрав юбки, спустилась с борта судна, преодолела на шлюпке по бурной Атлантике расстояние от одного корабля до другого и поднялась на борт, чтобы принять роды. Искусство этой женщины, по-видимому, не уступало ее мужеству: и мать, и ребенок выжили. Однако в колонии, где незамужних женщин старше восемнадцати попросту не было и, по словам одного наблюдателя, «редко можно было увидеть замужнюю женщину без ребенка на коленях и другого во чреве», разумеется, одной-единственной повитухой было не обойтись.
История Энн, женщины выдающихся духовных дарований, но при этом глубоко практичной и эффективной, иллюстрирует так же тот неопределенный статус, что характеризовал домашнюю работу женщин при самом зарождении понятия «домашнего очага». Многие культуры – как, например, Индия – поручали женщинам хранение религиозных обычаев и практик; еврейская мать принимала почитание в шаббат, который готовила с тщательным соблюдением всех религиозных установлений; а в Англии в день сбора урожая любая, самая скромная жена и хозяйка становилась «Королевой праздника». Однако большую часть времени эти женщины посвящали утомительному, неблагодарному и очень низко ценимому труду. Например, стирка становилась почти непосильным бременем просто из-за количества одежды, которую носили в те времена мужчины, женщины и дети: рубахи, шапки, шейные платки, «пояса» (какие и поныне можно видеть у британских адвокатов) у мужчин, воротнички, лифы, нижние юбки, верхние юбки, блузы, косынки, передники у женщин; и, помимо всего этого – горы постельного белья, скатертей и полотенец. Работа эта была определенно не для слабых духом: грязное белье, приехавшее в Америку вместе с новыми колонистами, женщины немедленно отстирывали в море, пока мужчины стояли вокруг с заряженными мушкетами – неизвестно, опасаясь ли нападения индейцев или чего-нибудь такого, что из этого месяцами нестираного белья могло выползти.
Так или иначе, домохозяйка не могла себе позволить излишней брезгливости: ведь забота о чистоте и санитарном состоянии всего дома лежала на ней. У этой работы была и приятная сторона: по всему миру именно женщины прославились как изобретательницы ароматного мыла и разных чистящих средств, а первые американки, среди прочих своих достижений, изобрели своего рода зубную щетку из корня алтея: в качестве «зубного порошка» они использовали измельченный фиалковый корень, смешанный с мелом и бергамотовым или лавандовым маслом. Однако в целом на первом месте были не удовольствия, а неприятности. Все мы слышали о средневековом обычае устилать полы камышом, смешанным с душистым розмарином и сладким майораном. Но часто мы забываем о том, что скрывалось под этим благоуханным ковром – а это было, говоря словами Эразма Роттердамского, «древнее кладбище жира, грязи, черепков, костей, плевков, собачьих и кошачьих экскрементов и всевозможной нечистоты»[244].
Еще хуже этого была бесконечная задача по удалению из дома телесных выделений членов семьи – того, что, по самой своей природе, не прекращается и не знает отдыха. Возможно, вывозили и закапывали отходы мужчины (в Индии они назывались «неприкасаемыми»); однако в каждом доме, от хижины до дворца, именно женщины опустошали ночные горшки, мыли и чистили сортиры. Разумеется, женщинам приходилось иметь дело и с результатами работы собственного организма: стирка и кипячение менструальных подгузников или «тряпок» дожили до XX века – а в большом хозяйстве, полном женщин, большинство из которых не доживали и до сорока, это был нескончаемый и неизбежный труд.
Все вышеописанное квалифицировалось как «женская работа»: в эту категорию входили все задачи, выполняемые женами для мужей, как физические, так и сексуальные – и порой лишь разжигающие их аппетит. К «женской работе» в ее высшем воплощении относилось то, что начинали делать женщины, только выйдя замуж: ведь мужьям, даже самым бедным и безвластным, необходимо было кого-то иметь в подчинении, как показывает это описание быта нищей крестьянской общины в бедной и примитивной Оверни (Франция):
[Жены] ложатся в постель позже мужчин и раньше их встают. Если выпал снег, на них ложится обязанность расчистить дорогу к колодцу. Глубоко, иной раз по пояс проваливаясь в снег, одна женщина ходит взад и вперед, пока не протопчет тропинку для остальных. Мужчина, случись ему самому пойти за водой, счел бы себя обесчещенным: он стал бы посмешищем всей деревни. Эти горные крестьяне отличаются глубочайшим презрением к женщинам и деспотической надменностью всех диких, полуварварских племен. Они смотрят на женщин как на рабынь, рожденных выполнять такую работу, которую сами они считают низменной и недостойной человека[245].
Эта «женская работа» обслуживала потребности всей группы: вода требовалась женщинам для себя самих и для детей, не говоря уж о том, чтобы и мужчины могли помыться. Но эта работа считалась унизительной – и, в сущности, такой и была. От Ханаана до Абвиля, от Японии до Перу классическая «женская работа» – мытье ног другому человеку – легко превращалась в ритуал: характерно, что именно эту услугу Мария Магдалина оказывает Христу, а затем, в акте самоуничижения, сам Христос – своим ученикам. Французская «Книга рыцаря из Тур-Ландри» (1371), популярная в Европе в течение нескольких веков, настаивает: омовение ног мужу – символ «преклонения перед его личностью». С другой стороны земного шара то же самое читаем мы в японских руководствах по домашнему хозяйству: когда муж и господин возвращается домой, жена должна приветствовать его, омыв ему ноги. Знатная дама могла делегировать эту работу горничной – но, если по-настоящему хотела быть уверенной в своем господине, делала это сама.
С ног – до головы: от верной жены ждали также, что она будет массировать, мыть и причесывать мужу голову. В ходе одной из таких процедур Элизабет Пипс вычесала шестнадцать вшей – живое доказательство, что под модной шляпой у ее мужа Сэмюэля кипели не только многомудрые замыслы. Также входили в условия контракта бритье, мытье, массаж и мастурбация (на современном языке «эротический массаж», то, что в наше время предлагают суррогатные жены). Впрочем, это сущие мелочи в сравнении с тем, какую услугу оказывали родственникам-мужчинам женщины из индийского штата Мисор:
Женщины, как правило, помогали своим мужьям, сыновьям, иным родичам