Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На рубеже столетий Колумб открыл Новый Свет; не прошло и двадцати лет, как в Америку привезли первых черных рабов. Другие великие открытия (Васко да Гамы, Магеллана) шли одновременно с перекраиванием внутренних границ Европы (Возрождение, Реформация и религиозные войны). Все эти факторы, вместе взятые, дали начало первому постоянному колониальному поселению – Джеймстауну в будущем штате Виргиния, единственному островку стабильности в мире, перевернутом вверх дном. Весь остальной мир был в огне: португальцы шли по Африке, как лесной пожар, уничтожая все цивилизации на своем пути, в Англии казнили короля, а власть захватили пуритане и «уравнители». В Индии еще одна великая империя, Могольская (или Могульская) после смерти императора Аурангзеба в 1707 году затрещала и обрушилась, как и ее африканские собратья; а на Дальнем Востоке могущественные маньчжуры основали последнюю великую династию в истории Китая.
А что же делали женщины? Везде и всюду, посреди всех этих событий, они смотрели за детьми, доили скот, собирали урожай, готовили, чистили и шили, лечили больных, ходили за умирающими, обмывали и обряжали мертвых – совсем как некоторые женщины кое-где и сейчас. Поразительное единообразие женской работы из века в век, из страны к стране – одна из причин ее невидимости: вид женщины, нянчащей младенца, мешающей еду в горшке или моющей пол, естествен, как воздух, которым мы дышим – и, как и воздух, вплоть до Нового времени женский труд не привлекал ни внимания, ни желания его анализировать. Надо было сделать то-то и то-то – женщины делали. Под громкими деяниями пап и королей, под войнами и открытиями, тираниями и поражениями, под всем этим многоцветным гобеленом великих событий скрывается основа истории – труд женщин, которому до сих пор не воздано должное.
Незаметен и принимается как должное их труд; так же незаметна и принимается как должное их жизнь. То и другое – причина того, что в исторических сочинениях женщины по большей части отсутствуют. Официальные документы могут тщательно фиксировать, например, годовой доход крестьянина – сколько он получает мяса, молока, яиц или зерна; но никогда не спрашивают, какой процент этого дохода создан трудом его жены. Даже вопрос так не ставится: по всем законам жена принадлежит мужу, сама она тоже с этим согласна, так что и ее труд, и плоды этого труда – тоже его. Предложение раздельно подсчитывать их вклад в семейное хозяйство вызвало бы только смех. Так что женщины, чья деятельность хоть как-то фиксировалась, по определению не принадлежали к большинству – это были, например, вдовы, испрашивавшие официального позволения продолжать дело своих покойных мужей, или покинутые или беглые жены, которым приходилось обеспечивать себя самостоятельно. История женщин должна с радостью хвататься за редкие моменты, когда, например, в обзоре собственности, принадлежащей епископу (1290 год), появляется имя процветающей содержательницы борделя Парнелл Портжуа с ее любовником Николасом Плакроузом, или столь же предприимчивой Евы Гиффорд из Уотерфорда – эта ирландка XIV века однажды ночью вошла в овечий загон и голыми руками надергала шерсти с двадцати овец, неизвестно уж, на продажу или чтобы что-то спрясть самой. Но такие женщины всегда были исключением[225].
Исключением лишь в том, что попали в официальные документы – но ни по своей энергии, ни по готовности к необычным занятиям. Ведь даже самый беглый обзор женского труда показывает: его диапазон, количество и значение страшно недооцениваются, не в последнюю очередь самими женщинами. В любую эпоху женщины просто засучивали рукава и брались за дело – каким бы оно ни было. Они, например, никогда не спорили с тем, что, принимая несоразмерно серьезное участие в заботах по воспроизводству рода человеческого, в то же время работают наравне с мужчинами на полях, заводах и фабриках, или с тем, что их роли жен, матерей и хозяек включают в себя непропорциональный объем и разнообразие задач – домашних, социальных, медицинских, образовательных, эмоциональных и сексуальных. Чем сложнее становилась жизнь, тем тяжелее приходилось трудиться женщинам, чтобы содержать свои семьи и создавать для них приемлемые условия: например, женщинам в американских колониях для повседневной работы требовалось куда больше гибкости и разнообразных умений, чем их мужьям. Мужчины тоже трудились тяжело и почти без отдыха – валили лес, выкорчевывали корни, расчищали и вспахивали неприветливую чужую землю; но большинство из них считали этот изнурительный труд справедливой платой за то, что им не приходится стирать, прясть, вязать, шить, печь еду по-индейски, на остывающих углях, и солить рыбу, и просеивать муку, и разбивать огородик, и засеивать его привезенными из Англии семенами и смотреть, какие из английских растений здесь приживутся, и подбирать местные пряные травы к жилистой индейке, каких мужчины добывают в лесах, и предупреждать детей о том, какие растения здесь ядовиты, и учить их грамоте и закону Божьему… и писать домой, в Англию, к матери, рассказывая ей, что «живем мы здесь благополучно и ни на что не жалуемся» – такими гордыми словами оканчиваются многие письма колонистов.
В трогательных попытках жен первых поселенцев разбить на новой земле английские садики с привычными травами и цветами мы видим ту же непрерывность, что связывала бесконечный труд в Новом Свете с таким же трудом в Старом – и глубже, глубже во тьму веков, с самого начала человечества. Историки и антропологи лишь недавно обнаружили то, что для самих женщин секретом никогда не было:
Труд женщин прошлого был неустанным, изнурительным, разнообразным и тяжелым. Если составить каталог примитивных форм труда, мы увидим, что женщины выполняли пять разных задач там, где мужчины – всего одну[226].
Хм… должно быть, надзирали за женщинами?
В свете этого трудно понять, почему так упорно держится миф, что проблема «работающих женщин» знакома исключительно XX веку. В древнейших исторических источниках – например, в надписях на римских могильных камнях – упоминаются прачки, повитухи, портнихи, цирюльницы, библиотекарши и женщины-врачи. Их греческие сестры вели более замкнутый образ жизни, в особенности замужние, буквально заточенные в гинекеях (женских покоях) в домах своих мужей: их печальную участь подчеркивала брачная церемония, во время которой ломали и сжигали ось колесницы, на которой новобрачная переезжала из дома отца в дом мужа. Но и здесь женщины работали – ухаживали за больными, собирали целебные травы, плели венки и так далее. В I столетии н. э. писатель Афиней утверждал, что в Греции работают гетерами-музыкантами три тысячи женщин; а в IV веке недостаток в Афинах флейтисток и певиц привел к тому, что мужчины-покровители дрались на улицах за их услуги[227].
Однако такая работа была, по крайней мере, привилегированной. В большинстве же случаев по всему миру на женщин взваливали самые грязные и унизительные занятия. Например, в Арктике женщины жевали птичью кожу, чтобы смягчить ее и сделать пригодной для ношения в качестве белья. Они же выделывали звериные шкуры: оставляли их гнить, чтобы затем легко соскрести с кожи шерсть и гнилое мясо, для очищения вымачивали в моче, а затем смазывали звериными мозгами. Наблюдателю это показалось «самым грязным делом на свете». Стоит ли удивляться, что «эту работу выполняли только женщины»?[228]
Однако она была необходима для выживания племени. Нет шкур – не будет обуви, парок, штанов, мехов для еды и воды, каяков, чумов. Кроме того, она требовала изобретательности, аккуратности и широкого спектра навыков. Но ничто из этого само по себе не вызывало уважения к работе, выполняемой женщинами. Никому не приходило в голову освобождать их от тяжелых физических нагрузок: постромантическая фантазия о «слабом поле» – еще один миф, которому очень удивились бы женщины-строительницы египетских пирамид, каменщицы лидийских храмов, о которых рассказывал Геродот, бирманские женщины-копальщицы каналов и китайские женщины-землекопы. Ношение тяжестей, даже совершенно неподъемных (есть сообщение об эскимоске, несшей на спине камень весом в триста фунтов [ок. 140 кг]), от восточного края Европы до Японии считалось женской обязанностью. Один миссионер, проповедовавший курдам, видел, как по узкой горной тропе шла женщина с нагруженным ослом: дойдя до крутого спуска, она просто взяла груз осла и переложила к себе на плечи, при том, что уже несла на себе не менее ста фунтов [ок. 45 кг] и пряла на ходу, держа
- «Голоса снизу»: дискурсы сельской повседневности - Валерий Георгиевич Виноградский - История / Обществознание / Науки: разное
- Болезнь как метафора - Сьюзен Сонтаг - Публицистика
- Смотрим на чужие страдания - Сьюзен Зонтаг - Критика / Публицистика
- Украина и русский Мир. Россия как пробуждается, так на войну - Алексей Викторович Кривошеев - Публицистика / Эзотерика
- Секретные армии НАТО: Операция «Гладио» и терроризм в Западной Европе - Даниэль Гансер - Публицистика