нас, попробуй нарушить правила дорожного движения! Тебя это демократическое государство в лице полицейского отпомидорит так, что ты всю оставшуюся жизнь будешь путать рот с гузном! А у нас власть заботится о благе простых граждан. Пока по телевизору гневно разоблачают крохобора-гаишника, сунувшего в карман несчастные сто рублей, народ забывает о тех, кто крадет составами, пароходами и нефтяными потоками. Вот она – кость. Глодай – не хочу! А депутаты и министры тем временем отдыхают где-нибудь в Европе. Когда сожрут всех инспекторов, они придумают нового коррумпированного врага. На очереди масса профессий: таможенники, учителя, врачи, пожарники – чем плохи? Те, кто воруют миллиарды – пойдут последними. Причем на вилы. Если вообще пойдут…
5
Рабочий день начался с больших странностей. Клейман, заглянув в кабинет роты перед разводом, обнаружил в нем все руководство. Не было только Царя. Зато присутствовали трое каких-то хмырей в гражданке с наглыми протокольными лицами. Один из них сидел (страшно подумать!) в царском кресле, а двое других потрошили столы, сейфы и вели себя как дома. Кузнецов с печальным лицом тупо смотрел в окно, а Пушок рявкнул в сторону Клеймана и тот, захлопнув дверь, пошел получать пистолет.
Комната для заряжания, разряжания, чистки оружия представляла собой
помещение сарайного типа площадью двадцать квадратных метров. Все стены, полки и потолок были изрешечены пулевыми отверстиями подобно казематам Брестской крепости. Большинство дырок являлись последствиями всякого рода усилений и доработок. Уставшие инспекторы постоянно путали порядок разряжания и потому частенько бабахали во все стороны. Пока обходилось без жертв. Просто везло.
Кроме этого оружейка находилась в состоянии непрекращающегося ремонта. Каждый день, как и в любом российском туалете, на стенках обнаруживались свежие надписи. Самое интересное – никто и никогда не видел настенных творцов, чьих рук было это дело. Писанина появлялась как бы сама собой. Но практически вся настенная живопись касалась одного единственного человека. И звали его – Николай Анатольевич Хмара.
Будучи подполковником милиции, он занимал должность заместителя командира полка по службе, то есть был вторым лицом в полковом минигосударстве. В какой-то части его организма была спрятана, по всей видимости, атомная, никогда не разряжающаяся батарейка. Она позволяла ему всегда находиться на работе и руководить подразделением. Он успевал везде, и никуда от него нельзя было деться. Поэтому надписи на стенах были одного характера – матерно-зоологического.
Хмара раз в неделю наведывался в оружейку, читал свеженькое, выдавал пилюлю техчасти и ремонт возобновлялся снова. Вот и в этот день Клейман, зайдя получать оружие, залюбовался побеленными стенами. Их привели в порядок с утра, и ни одной новой надписи еще не появилось. Ан нет! В углу стоял треснувший кусок гипсокартона, на котором чернели большие буквы:
ГИПСОХМАРТОН.
Клейман снарядил обоймы патронами, сунул пистолет в кобуру и отправился в курилку. Там он увидел возбужденного Баркасова, который, размахивая руками, что-то рассказывал Ярееву. Долетела последняя фраза:
– Так что теперь ему точно триндец!
Клейман хлопнул Юрика по плечу, протянул для приветствия руку и сказал:
– Здравствуй, Жора!
– Привет, еврейская морда! – тонко пошутил Баркасов.
– Ну как тебе не стыдно? – ласково произнес Клейман. – Я ж тебе не животное какое-нибудь, а человек. У меня имеется не морда, а лицо. Была бы у меня морда, я б тогда носил фамилию не Клейман, а Баркасов.
– Ты знаешь, что творится в роте? – возбужденно спросил Юрик. – Царя увезли в главк допрашивать, а целая бригада уэсбэшников кабинет шмонает!
– Правда? – удивился Клейман. – То-то мне их физиономии не понравились.
В курилку влетел растрепанный Дрозд. Он закурил сигарету и рассказал последние известия. Оказалось, на Царя пришла большая порция анонимок. Причем кто-то написал во все инстанции сразу: и губернатору, и в прокуратуру, и в главк и еще куда-то. Короче, теперь только президент России, наверное, не знал о том, что Григорий Алексеевич Цапов – вор, коррупционер и редкостное аморальное мурло в придачу. Все анонимки собрали в кучу и создали комиссию для проверки царской деятельности.
– Сейчас будете анкеты заполнять, – Ваня выбросил окурок в урну.
– А что будет дальше? – жадно спросил Юрик.
– Фейерверк вечером в парке будет! – Дрозд шутливо замахнулся на Баркасова, – достал ты меня.
Яреев спросил:
– Ваня, а что они проверяют?
– Да все. Вон, взяли документацию по транспорту. Кто когда покрышки получал и тому подобное.
Клейман сплюнул и заявил:
– Предупреждаю, я никого выгораживать не собираюсь! Раньше башкой надо было думать, а не карманами. Царь командует ротой уже шесть лет. Последние три года никто в роте не получал ни аккумуляторов, ни резины. Про бензин я вообще молчу. Хотя в других ротах все это получают.
– Ну и что? – Дрозд махнул рукой. – Все равно отмажется.
– Э нет, родной, – Яреев усмехнулся, – на каждой покрышке свой номер стоит, и такой же в бумагах в техчасти и бухгалтерии. А резину принимал ты, как официальное материально-ответственное лицо. У нас в роте ни на одной машине нет государственной резины, все шины покупали инспекторы. А казенные покрышки Царь убивает на гонках или сдает на рынок знакомым торгашам. Теперь он окажется не при делах, а вором будешь ты. Потому что везде стоят твои подписи.
У Вани резко побледнело лицо, и он понесся по плацу в сторону штабного здания. Подошел капитан Кузнецов и заявил:
– Так. Не спрашивайте меня ни о чем. Достали меня все. Смерти моей хотите! После развода зайдете опять в актовый зал, возьмете на трибуне анкеты и заполните. Думайте, что писать будете. Засранцы!
Он развернулся, и устало поплелся в дежурку.
– Вы будете правду писать? – жалобно спросил Юрик.
– Посмотрим сначала, что это за опрос, – процедил Клейман.
После развода в актовый зал зашли трое в штатском и попросили подходить по одному. Они расселись на трибуне, достали какие-то толстые тетради и принялись делать в них пометки. Инспекторы подходили, называли свои фамилии, получали анкеты и отправлялись в зал. Яреев заметил, что каждый из штатских четко отслеживает свою группу опрашиваемых и поэтому подмигнул Кривцову. Тот и сам уже все понял и улыбнулся в ответ. Клейман также дураком не был. Потому все трое написали, что Царь – самый честный и порядочный на свете милиционер и странно, что до сих пор он не Герой Капиталистического Труда, чего достоин в высшей степени.
При сдаче анкет штатские опять делали в своих тетрадях пометки и складывали листы в определенном порядке. Уже на плацу Кривцов сказал, морщась:
– Фу, как грубо! И это профессионалы? Это