— Сергей Гаврилович мне рассказал, как дело было. Он, значит, открывает дверь, видит — стоит чукча. Чукча потряс мешком и хрипло так говорит: "Хлеб!" Сергей Гаврилович подумал, что чукча ему хлеб предлагает и начинает ему вежливо объяснять, что спасибо, мол, не надо, у них хлеб дома есть. Чукча послушал, послушал и опять мешком трясёт: "Хлеб!" Ну Сергей Гаврилович подумал, что чукча тугой на ухо и начинает всё с самого начала объяснять, только погромче. Ну и ещё от себя добавляет, что ему такой сервис, как доставка хлеба на дом в грязном бумажном мешке из-под цемента, и даром не нужен. А чукча выслушал Сергея Гавриловича до конца, кивнул, как бы соглашаясь с ним, и снова тряхнул мешком: "Хлеб!" Ну, тут Сергей Гаврилович взорвался, конечно! Хорошо, что кроме него ещё его жена дома оказалась. Она у него патологоанатомом в городском морге работает. Именно она-то и догадалась, что чукча хлеб не предлагает, а, наоборот, просит! Представляете? У нас потом целую неделю в подъезде валокордином пахло!
Я с удовольствием отметил, что лица обоих офицеров слегка посерели. Так, про кухлянку, тема исчерпана, — подумал я, — нужно придумать что-нибудь другое.
— Вот вы говорите о преступниках, — начал я, начисто игнорируя тот факт, что о преступниках заговорил я сам, — Мне Валерка, мой друг, рассказал недавно одну историю. Он этим летом ехал с родителями поездом Москва-Симферополь, и ему какой-то немой дядька в тамбуре предложил за трёшку купить целую пачку порнографических открыток! Представляете? Валерка комсомолец, а ему предлагают порнографию в тамбуре! За трёшку! Конечно же, он отказался! Он же комсомолец! Кроме того, у него с собой всего двадцать копеек было! Но он бы всё равно порнографию не взял, даже если бы у него и была трёшка! Зачем она ему? Ведь он же комсомолец! Вместо этого он купил на одном из полустанков бутылку газировки и от огорчения выпил её в одиночку! Даже с сестрой не поделился! Газировка оказалась несвежей, его прошиб понос, и он до самого Симферополя вылезал из туалета только для того, чтобы сбегать за новой газетой или, если кто-нибудь нетерпеливый начинал в дверь колотить. Он тогда убегал в другой вагон. Я ему говорю: "Смотри, Валер, всего за двадцать копеек ты радикально украсил и разнообразил свою жизнь в поезде! И не только свою, но и всех, кто с тобой в том вагоне ехал. У них общая тема для разговора благодаря тебе появилась. А что было бы, если бы ты отдал трёшку за эти открытки? Ну глянул разок, другой! Скукота! Деньги на ветер! Так что, говорю, не переживай! Ты всё правильно сделал!"
И, обращаясь к участковому:
— Вы, товарищ капитан, запишите, запишите. Вон, у вас планшетка с собой, а значит там блокнот с карандашом имеются. Значит так, поезд Москва-Симферополь, шестой вагон! Или девятый? Нет, шестой! Да, кажется шестой… Я вечно шесть и девять путаю. Они похожи, как близнецы. Вы не находите? Нет?
И тут же, без паузы:
— А вы знаете, что такие вот планшетки из свиной кожи изготавливают? — участковый тоскливо кивнул, — Я где-то читал, что из одной взрослой свиньи можно сделать полторы планшетки! Представляете? Всего полторы! Я теперь, если иду в кино и перед фильмом «Новости дня» крутят, а там какую-нибудь свиноферму показывают, то прямо так и вижу — вместо свиней целая толпа планшеток по свинарнику бродит! Вот вам смешно, а у меня мозг выносит! — Полторы планшетки! Это как? Вы не знаете? Нет? Вот и я тоже не знаю…
— А вообще у нас, пацанов, с этим строго! — я быстро сменил тему, — Вино, табак, порнография — нет, это не для нас! Вот мы в прошлом году попробовали покурить, так мать Валерки учуяла запах и отцу нажаловалась. Мы на следующий день с Серёгой на его жопе красные полосы от ремня считали. Целых шесть штук нашли, представляете?
— Так ты, оказывается, уже курить пробовал, паршивец! — наконец-то очнулась мама.
— Ну, мам, мы все трое за это уже достаточно поплатились! Точнее, пороли одного Валерку, но результаты рассматривали мы все вместе. Мы с Серёгой после этого вообще ни разу больше не пробовали! И не хочется! Как отрезало, представляешь? И всего-то делов — шесть раз ремнём по жопе! Если на три жопы пересчитать, то в среднем всего по два удара получается! Говорить не о чем. Нет, валеркин папа очень эффективный педагог, хотя работает электриком на автобазе. Ты, мама, даже не спорь! Он просто ошибся с выбором профессии. Кроме того, ты бы меня всё равно не догнала. Я уже два года назад быстрее тебя бегать начал.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Фу! Что за выражение — «жопа»? Где ты такого нахватался? — недовольно поморщилась мама.
— Я разве сказал "жопа"? — удивился я и посмотрел на участкового. Тот мрачно кивнул.
— Этого не может быть! Скажите, товарищ старший лейтенант, я что, правда сказал это слово?
— Правда! — впервые открыл рот второй офицер. Он отогнул воротник своей куртки, и я увидел весь погон, — Вообще-то я тоже капитан…
— Извините! Pardon! Excuse me! Przepraszam! У вас погон воротником был прикрыт.
— Ты что, много языков знаешь? — второй раз открыл рот офицер КГБ.
— Нет, я отлично знаю только английский, а на остальных могу только извиниться. Вот послушайте!
Я встал, выпятил грудь и с выражением прочёл наизусть длинную, как монгольская степь, поэму Шекспира «Венера и Адонис». Произношение я намеренно искажал так, что если бы среди гостей оказался знаток английского, у него из ушей полезли бы черви или потекла кровь. Ну, у особо толстокожих из ушей всего лишь пошёл бы дым. У мамы был иммунитет. Она совершенно не знает этот язык и сейчас, по-моему, даже гордилась тем, как я декламирую. Рикошетом могло задеть Марину, если она меня слушала. Её английский вполне себе приличен. Но это неизбежные издержки. Я потом извинюсь.
Я посмотрел на обоих гостей и сожалением отметил, что заряд прошёл мимо. Черви из ушей не полезли ни у того, ни у другого. Крови и дыма тоже не было видно. Видимо, я имею дело с необразованной публикой…
Впрочем, определённый эффект от моего выступления всё же был. Лица обоих офицеров сделались совершенно серыми, а глаза оловянными. В качестве проверки я учтиво предложил участковому:
— Не хотите ещё чаю?
— Нет, спасибо! — хрипло ответил тот, тупо глядя на пустой стол, единственным украшением которого была бархотка с папиными орденами и медалями.
Из-за стены донеслись приглушённые звуки пианино. Ага, — сообразил я, — значит, уже семь часов и тётя Ляля усадила Серёжку заниматься музыкой. Заметив, что оба офицера тоже прислушиваются, я принёс мысленные извинения своему другу и его отцу, дяде Грише.
— Это Серёжка пальцы разминает, — сказал я, кивнув на стену, — Играть он начнёт немного позже. Только, если вы тоже любите музыку, то лучше слушайте её отсюда. Не стоит проситься к ним в гости. Дядя Гриша вообще-то добрый, но там в больнице он на моих глазах следователя прокуратуры на куски разорвал!
— Что ты сочиняешь? — вмешалась мама.
— Ничего я не сочиняю! — возмутился я, — Тебя там не было, а я всё видел своими глазами! Ну не видел, но отлично слышал! Он его из моей палаты вывел и в коридоре разорвал! Прямо под нашей дверью! Я хорошо слышал, как куски мяса на пол шлёпались! И чувствовал запах свежей крови! Меня чуть не стошнило!
Я снова обратился к участковому:
— А казалось бы, за что? Из-за какой-то ерунды. Этот следователь, как сказал дядя Гриша, всего лишь как-то неправильно меня допрашивал. Говорит, с нарушением уголовно-процессуального кодекса… Вы, кстати, не нарушаете этот кодекс, когда со мной разговариваете? А то не дай бог дядя Гриша в гости придёт… Я после того случая что-то его побаиваться начал.
Участковый пошевелился и помотал головой:
— Нет, не нарушаем… А этот дядя Гриша, он что, тоже из прокуратуры?
Я помотал головой:
— Нет, что вы? Он по хозяйственной части. Председателем облисполкома работает.
Мужчины удивлённо переглянулись. Капитан, тот что остался стоять в дверях, выпрямился в дверном проёме, весь как-то подобрался и спросил, обращаясь к маме: