— Учусь хорошо, — ответил Артем по-прежнему серьезно. — Пятерки и четверки. И вдруг неожиданно спросил:
— А у тебя все хорошо, все в порядке? — и покраснев, отвел глаза.
— У меня? — от неожиданности он ответил вопросом на вопрос. — А почему ты спросил? — и, все-таки не дождавшись ответа, сказал: — Все хорошо. Все в порядке. Я вообще отличник, Артем. Поэтому все просто отлично.
Артем серьезно посмотрел ему в глаза и неожиданно сказал:
— Мне показалось, что сестра тебе понравилась. Ты ей точно понравился. Когда вы тогда встретились и гуляли, она много раз о тебе говорила и вспоминала. И какой ты интересный, и умный. А потом, после начала учебы, перестала. Я спросил однажды, а она на меня накричала, и я больше не спрашивал… Почему, что-то случилось?
Он откинулся на спину и сорвал еще одну травинку. Новая травинка почему-то горчила во рту.
— Ничего не случилось, Артем. Ровным счетом ничего. А если и случилось, то давным-давно. Задолго до того, как мы повстречались тогда.
Слова Артема о том, что она вспоминала и говорила о нем всколыхнули его и молоточки в висках застучали в такт «тук-тук».
— Я тебя не понял, — сказал Артем грустно. — «Случилось» и «не случилось», так не бывает.
— Бывает Артем. Часто бывает. — Говорить стало неожиданно трудно, в горле пересохло, и какой-то комок появился в горле. Он выплюнул травинку и закончил:
— Так бывает постоянно. Сначала «умный и интересный» и потом бац, и вдруг никто. Неудачник. Неинтересный и нелепый. Все познается в сравнении, наверное. Есть и повыше и посимпатичней. И поумней. — Он хотел продолжить, но вдруг понял, что Артем погрузился в свои мысли.
— Я наверное, тоже неудачник, — пробормотал Артем.
Слово «тоже» больно резануло его, ему неожиданно стало обидно за себя, но интерес к этому маленькому и такому серьезному мальчику пересилил.
— У тебя в школе что-то не ладится? — тихо спросил он.
Артем внимательно посмотрел на него и вдруг неожиданно спросил:
— А откуда берутся злые люди?
— Это сложный вопрос, Артем. Не уверен, что смогу тебе объяснить. Я и сам хотел бы знать, откуда они берутся. Вот у тебя дома есть домашние животные?
— Есть, кивнул Артем. Собака у нас. Я с ней гуляю по утрам.
— Ты когда-нибудь думал о том, что твоя собака от тебя зависит? Что без тебя она не сможет. Что если она заболеет, то сама не примет лекарство, и не сделает себе укол. Что если ты ее не покормишь, то она умрет? Хотя она ни в чем не виновата. Вы ее купили и приручили. Она привыкла к вам. Но она от вас зависит. Думал?
— Да, — кивнул Артем. — Думал. Еще когда она была маленьким щеночком, я случайно наступил на нее, и она заскулила. И я подумал, что мог бы ее случайно раздавить, и она бы погибла. И я заплакал. Артем смущенно отвел глаза в сторону.
— Это потому что ты добрый, Артем, — сказал он. — А есть такие, которым интересно специально наступить побольней и посмотреть, что будет. Им от этого хорошо. Они могут взять котенка, маленького, беззащитного котенка, отобрав его прямо у кошки, и ударить его головой о стенку. Убить. Я сам такое видел, Артем. И видел, что потом было с кошкой. А тот, кто это сделал, стоял и смеялся. И он и его дружки. Они все смеялись. И почему-то таких, как они, много. Наверное, в одиночку им не интересно.
Он посмотрел на Артема и увидел, что глаза мальчика наполнились слезами. Артем всхлипнул. Он приобнял его за плечи и утешительно сказал: — Все, все, успокойся. Главное, это не думать о том, откуда берутся злые и плохие. Какая разница? Самое главное самому оставаться добрым. А почему ты добрый, это тоже неважно. Главное суметь таким остаться.
— Но ведь ты сказал, — всхлипнул Артем, — что их много? Что их всегда много? У нас в классе тоже есть. И они обижают моего друга, мы за одной партой сидим. Постоянно обижают. И меня тоже, иногда, — дополнил он упавшим еле слышным голосом.
— Мда. История, — пробормотал он почти про себя. — Ничего не меняется в этом мире.
Он подумал о себе. О том, что никто никогда не стоял с ним плечом к плечу. Подумал о том, почему хорошие и добрые тоже не могут быть вместе, почему их не может быть много. Почему, если их больше, а ведь об этом всегда говорят, почему они всегда поодиночке. Почему?
И поймал себя на том, что это не так, он не всегда был один. Тогда, в интернате, с раздавленным батоном хлеба и зажатым в ладошке испачканным в земле олимпийским рублем — разве никого не было рядом? И в памяти вдруг всплыла прочитанная в книге фраза какого-то философа: «Все, что нужно для торжества зла — это что бы хорошие люди просто ничего не делали».
— Значит так, Артем, — голос его стал деловитым и решительным. — Тебе, наверное, пора. Мы тут с тобой заболтались, любые комитеты комсомолов должны уж закончиться. Не нужно, чтобы сестра тебя со мной видела. Плюс ко всему я сам видишь, сегодня выгляжу не лучшим образом.
— Я заметил, — пробормотал Артем. — А что случилось?
— У нас тоже хватает нехороших и недобрых. Не сошелся я с ними во взглядах.
— У кого это «у вас»? — переспросил Артем?
— В старших классах, — ответил он и улыбнулся. — Тебе пора. Да, и напоследок. Когда в следующий раз тебя или друга твоего одноклассника кто-нибудь обидит, или соберется обидеть, или тебе покажется, что это возможно, даже если померещится, ты сразу беги к моему классу и загляни в дверь. Я на первой парте сижу, у окна. Я помогу.
Артем встал, поднял портфель и поправил форму.
— Спасибо, — неожиданно сказал мальчик и серьезно протянул свою руку. На его щеке была заметна еле видимая полоска от слезинки, прочертившая дорожку в пыли.
Он тоже встал и, улыбнувшись, бережно пожал руку мальчика. От улыбки подбитая корочка на губе треснула, и рот наполнился солоноватым привкусом, но он не обратил на это внимания.
Уже уходя, Артем, обернувшись, спросил:
— А ты добрый? — и неожиданно для него назвал его по имени.
«Красивое имя», — вспомнилось ему. Произнесенное почти таким же голосом.
— Да. Я добрый, Артем. — И подумал про себя, — «а еще умный и интересный». Комок в горле никак не хотел проглатываться, но он стоял и смотрел, как Артем идет, поворачивает за угол и исчезает.
Глава 24
Скорее всего, это был последний запоздалый летний день. Уже к вечеру небо затянулось тучами и даже мелкий дождик заморосил, оставляя тонкие росчерки полосок по оконному стеклу.
Дома он придирчиво изучил причиненный ему и одежде урон. Левый глаз немного заплыл и под ним набух кровоподтек, налившийся к этому моменту черновато-бурым цветом. Еще один кровоподтек обнаружился на скуле. Разбитая губа не бросалась в глаза, наибольшие повреждения были внутри, во рту, но если заставить себя не трогать губу постоянно языком, она практически не причиняла неудобств.