груди мою голову, затуманенную от счастья. Я закрыла глаза и почувствовала, как он вошел в меня, глубоко. Но было совсем не больно. Я могла полностью ему довериться.
После того как все закончилось, какое-то время я слышала только его прерывистое дыхание у самого уха. Я изо всех сил прижалась к нему, глядя в потолок, как вдруг… ко мне пришло осознание действительности.
Мы перекинулись парой ничего не значащих фраз, Гамон смущенно спросил, можно ли ему воспользоваться ванной, и скрылся за дверью. Я тут же забралась под одеяло. Тело тряслось, из глаз хлынули слезы. Если б он все узнал, то возненавидел бы меня. Он бы ушел навсегда.
Когда Гамон вернулся, вытирая влажное тело полотенцем, мне удалось более-менее успокоиться. Но когда он обнял меня, когда я прижалась щекой к его горячей груди, на глазах опять выступили слезы.
– Все хорошо?
– Да, все в порядке, – с трудом выдавила я.
Мы пожелали друг другу спокойной ночи и легли спать. Я закрыла глаза и почувствовала, как все внутри разрывается на части: с одной стороны, тепло тела Гамона успокаивало, а с другой – сердце терзало чувство вины.
Прошло два месяца с тех пор, как мы начали встречаться. Стояла осень, Гамон, как всегда, проводил вечер у меня в гостях.
– Я хотел отдать Касё свой старый пуховик, нужно съездить к нему в университет.
Я вздрогнула от неожиданности и осторожно ответила:
– Хорошо.
– Я хотел предложить… – продолжил Гамон, глядя прямо на меня. – Думаю, пора тебя с ним познакомить. Хочу его удивить, а то он всегда такой невозмутимый.
Мне нечего было возразить. Сдерживая подступающие слезы, я согласилась:
– Да, отличная мысль!
Наступил день, когда Гамон должен был прийти в наш университет. На большой перемене я пришла в столовую и тут же стала искать глазами Касё. Он сидел, подперев голову рукой, за столом у окна. Перед ним стояла пустая тарелка, а вокруг нее все было заляпано соусом карри. Раньше я не замечала, как неаккуратно он ест. Я подошла и встала прямо напротив него. Касё как ни в чем не бывало поздоровался.
– О, давно не виделись. Идешь обедать?
– Да, у меня дневные пары отменились.
– Ясно. Ко мне сейчас должен брат прийти. Говорит, хочет отдать мне свой пуховик. Слушай, может, куда-нибудь сходим вдвоем? Не хочешь?
На этих словах Касё, до этого упорно отводивший глаза, настороженно посмотрел в мою сторону. Я тут же ответила, тщательно подбирая слова:
– Касё, я много думала… Давай забудем обо всем, что между нами было. О том, как мы познакомились, как ночи напролет проводили в барах, как говорили обо всем на свете. Прошу тебя.
Я видела враждебность в его глазах, но только несколько секунд. Потом я низко опустила голову в поклоне. Груз вины так сильно давил мне на затылок, что, казалось, еще чуть-чуть – и я ударюсь лбом об пол. И дрожащий от напряжения воздух, и гомон проходящих мимо студентов – в тот момент все казалось бесконечно далеким. Меня окутала непроницаемая тишина. Когда я подняла голову, Касё, вертя в руках ложку, с раздражением произнес:
– Ну если ты так хочешь, без проблем. Мы же с тобой даже не встречались.
Раньше эти слова меня бы задели, но теперь я отнеслась к ним спокойно и совершенно искренне ответила:
– Спасибо.
Касё явно хотел как можно скорее закончить этот разговор:
– Все? Ко мне уже брат пришел, – сказал он, выглядывая из-за моего плеча.
Я обернулась. В столовую зашел Гамон и, махнув рукой, направился в нашу сторону. Касё окликнул брата:
– Сюда!
Не уверена, что до этого хоть раз слышала в его голосе столько радости. Гамон подошел прямо к нам и, глядя не на брата, а на меня, спросил:
– Ты все уже рассказала?
– Еще нет… – ответила я, качая головой из стороны в сторону.
Улыбка медленно сползла с лица Касё. Его глаза, разные по размеру, стали тускнеть. Гамон с шумом поставил бумажный пакет на стол.
– Пуховик North Face, как и обещал. А это моя девушка, Юки. Я ничего не говорил, хотел сделать тебе сюрприз, когда узнал, что вы учитесь в одном университете. Тебя ведь так сложно удивить.
Касё выдавил из себя доброжелательную улыбку, слушая, как Гамон подтрунивает над ним, будто над ребенком, и подтвердил:
– Да, на этот раз я действительно удивлен, – а потом перевел взгляд на меня.
Я до сих пор помню, как он смотрел на меня в тот момент. Может быть, он вспоминал, как раньше мы в шутку называли друг друга братом и сестрой? Как бы то ни было, в одном я была уверена наверняка: Касё сохранит нашу тайну. Глядя на ночное небо, он с таким восхищением рассказывал о своем старшем брате. Вряд ли он сделает что-то, что может ранить Гамона.
С того дня мы с Касё ни разу не разговаривали с глазу на глаз. Вплоть до того момента, как нас свело дело Канны.
Двадцать восьмого декабря, в последний рабочий день года, закончив все дела в клинике, я поняла, что у меня поднялась температура. Наверное, сказалась накопившаяся за последнее время усталость. На следующий день я проснулась только после обеда, вся потная и с больным горлом. Войдя в гостиную, я увидела, что за столом сидит Гамон. Он поднял голову от компьютера, поздоровался и спросил:
– Как ты?
– Температура не снижается, но чувствую себя чуть получше. Где Масатика?
– Пошел к другу в гости. Садись, я приготовлю что-нибудь поесть.
Я послушно села и стала ждать. Гамон встал из-за стола, достал из холодильника лапшу удон и куриное мясо и поставил на стол небольшую глиняную кастрюльку донабэ. Вскоре обед был готов. Когда Гамон поднял крышку, из-под нее повалил пар: он сделал лапшу удон, протушив ее с мясом и овощами, и в последний момент разбил внутрь сырое куриное яйцо.
– Спасибо большое, – прохрипела я, взяв в руки палочки для еды.
От сладковатого бульона у меня разыгрался аппетит, и я съела почти половину кастрюли.
– Кстати, – обратилась я к Гамону, который в этот момент пил кофе, – помнишь мою коллегу, Рису? Ты видел ее как-то раз, когда приходил ко мне на работу.
– Да. Такая энергичная девушка, верно?
– Верно, это она. Так вот, Риса выходит замуж. Она хотела узнать, сможешь ли ты поснимать у нее на свадьбе? Услуги штатного фотографа банкетного зала выходят очень дорого, да и работы у него так себе. Свадьбу планируют сыграть в мае… Ну как, получится?
– Да, хорошо. Май у меня пока свободен, могу в любой день, – ответил он, глядя на меня поверх своих очков в черной оправе.
Взгляд Гамона светился добротой. Он уже собирался сделать глоток кофе, как вдруг его рука замерла.
– В чем дело? – мягко спросил он.
– Просто подумала, к маю ведь уже все закончится…
– Ты про суд над Канной?
– Да, – кивнула