в автомате бутылку чая, я опустилась на скамейку и стала пить.
– На, держи, – Касё протянул мне наушник.
Я подумала, он хочет дать послушать какую-то песню, но в наушнике зазвучало: «И на прощание она сказала: «Я рада, что меня не убили, как в моем сне», – и тут же исчезла во тьме коридора…» От неожиданности я резко выдернула наушник.
– Ужас какой! Что это такое?
– А-ха-ха! Что, испугалась? Ну ты и трусиха!
Касё раскинул руки и откинулся на спинку скамейки. Железная дорога уходила вдаль и тонула в темноте. Кроме наших голосов тишину нарушал только голос диктора из наушника, который читал страшилку о призраках.
С того дня каждую неделю мы непременно выбирались в какое-нибудь злачное место, чтобы оставить там свои последние деньги. Вместе нам никогда не было скучно. Когда нас спрашивали: «Вы встречаетесь?», мы всегда отвечали: «Нет, мы брат и сестра». Мы привыкли водить окружающих за нос.
Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что таким образом мы просто пытались сохранить наши странные, ни на что непохожие отношения. Между нами не было никакого романтического влечения. В тот момент мы оба просто были счастливы оттого, что смогли встретить человека, который оказался нам по-настоящему близок.
Наступили летние каникулы. Вокруг царило радостное оживление: кто-то ехал отдохнуть к морю, у кого-то на носу были спортивные сборы. Только я, вечно пропадающая на работе, и Касё оставались в стороне: у нас не было родных, с которыми мы могли бы провести летние месяцы. К тому времени я узнала, что в восемь лет Касё забрали у родной матери тетя с дядей.
Он рассказал об этом однажды, когда мы сидели в баре после работы. Когда он говорил о том, каким теплом и заботой его окружили в новой семье, его лицо, обычно непроницаемое, светилось от нежности. Я слушала его с улыбкой, но в глубине души у меня шевелилась зависть. Касё знал, каково это, когда тебя любят родные. Он вскользь упомянул, что его родная мать жестоко с ним обращалась, но мне все равно показалось, что ему повезло гораздо больше, чем мне: по крайней мере в его жизни были взрослые, которые о нем заботились.
Тем вечером, выходя из бара, мы были уже заметно пьяны. Проходя по тонущему во мраке туннелю около станции, мы слушали, как громкий звук шагов эхом отражается от низкого потолка.
– Вот бы увидеть звезды, – произнес Касё, глядя на темный бетонный потолок.
В парке развлечений на крыше торгового центра у станции не было ни души. До закрытия оставалось десять минут. Касё это, однако, ничуть не смутило. Он проскользнул мимо скульптур животных, растянулся на искусственной траве и повлек меня за собой. Я легла рядом с ним.
– Кстати, мой старший брат недавно получил награду за свои фотографии. Круто, скажи?
Я посмотрела на его счастливое лицо.
– Поздравляю. И правда здорово, а ведь ему и тридцати нет.
Обычно летом в городе плохо видны звезды, но в ту ночь они светили так ярко, что можно было легко распознать очертания созвездий. С каждым вдохом мои мысли уносились все дальше и дальше.
– Я всегда говорил, что к тридцати годам он уже будет делать фоторепортажи за границей и получать премии за свои работы. Осенью у него, кажется, будет фотовыставка в галерее. Сходи. Мне кажется, ты в его вкусе.
Он хотел мне польстить, поэтому я слегка улыбнулась и скромно ответила:
– Думаешь? Вряд ли.
– Ему не сильно нравятся беспечные и наивные девушки. Он больше любит умных, необычных. И с хорошей фигурой. Однажды мы вместе смотрели фильм, и там была актриса… Он сказал, это женщина его мечты. Она была стройной, в черном облегающем платье. А, да! Вспомнил, как он называется.
Касё сказал мне название фильма. Я вяло кивнула. Меня больше интересовало, что он сам думает обо мне, а не то, каких женщин предпочитает его брат, которого я даже не знаю.
– Забей в интернете Гамона Макабэ, сразу найдешь. Он отличный фотограф, правда.
Я молча слушала Касё. На моей памяти он впервые настолько восторженно кого-то расхваливал.
– Похоже, ты и правда любишь брата, – заметила я наконец.
– Я поступил на юридический факультет только потому, что он мне так посоветовал.
Услышав это, я удивилась еще больше. Раньше Касё никогда об этом не упоминал.
– Когда он еще жил с родителями, мы часто играли с ним в разные игры наподобие шахмат, например реверси или сёги. Хотя ему эти игры никак не давались, он все равно постоянно предлагал мне сыграть. «Человек ты, конечно, хороший, но какой же дурак!» – каждый раз думал я про себя. Но он, в очередной раз проигрывая всухую, не злился, а, наоборот, только радовался моей победе.
Я никогда не слышала, чтобы Касё так увлеченно о чем-то рассказывал. Похоже, он мысленно вернулся к самым счастливым воспоминаниям в своей жизни.
– Он говорил: «Ты хорошо соображаешь, тебе нужно быть врачом или юристом». Вот так просто. Он считал, я отлично справлюсь с такой работой именно потому, что по складу характера я не альтруист. Почему-то он сильно настаивал, чтобы я выбрал именно такую карьеру.
– Что твой брат имел в виду?
– Самоотверженные люди спасают только тех, кому они сопереживают. А врачи и юристы должны приходить на помощь даже тем людям, которые ни у кого не вызывают сочувствия. Поэтому для такой работы очень важно иметь хладнокровие, а у меня его хоть отбавляй. Честно говоря, я долгое время считал брата глуповатым, поэтому очень удивился, когда он мне все это объяснил. Гамон оказался гораздо умнее меня. Но я от этого совсем не расстроился. Странно, да?
Даже сейчас, стоит вспомнить, каким был Касё в тот вечер, у меня начинает щемить в груди. Сама не знаю почему.
Ранней осенью, когда стало уже слишком зябко для прогулок по городу, Касё впервые оказался у меня дома. В тот вечер мы напились, и он опоздал на последний поезд. Бесшумно поднявшись по лестнице, он вошел в мою квартиру, оглядел маленькую гостиную и такую же небольшую спальню.
– Вот я и узнал наконец, как ты живешь. Не переживай, я же не чужой человек.
Касё слегка улыбнулся, а я поставила чайник на плиту. Возможно, говоря «не чужой человек», он просто пытался скрыть свое смущение. Но мне показалось, что он вкладывал в свои слова еще и другой смысл. Из носика кипящего чайника со свистом вырывался пар. Касё прижал меня к стене и попытался поцеловать, но я отстранилась. Меня не покидало ощущение, что все это неправильно. Но мы были мужчиной и женщиной, которые остались наедине. В такой ситуации секс – единственно возможный исход.
Я выключила плиту, и мы переместились в спальню. Мне были приятны его грубые прикосновения к бедрам