сидел, подперев голову рукой, и, услышав мой вопрос, горько усмехнулся. Под его левым глазом отчетливо виднелся синяк.
– Назовем это символом моих любовных неудач.
– Это она тебя так ударила?
В голове сразу всплыло лицо Юкари Коямы, но Касё опроверг мою теорию.
– С Юкари мы расстались полюбовно. Извини, невестка. Тебе эта история доставила столько хлопот.
«Все-таки это случилось», – вздохнула я про себя. Вероятно, инициатором разрыва стала Юкари, а не он. В противном случае она наверняка бы позвонила мне пожаловаться.
– Я сказал, что люблю ее, но, увы, слишком слаб, так что не смогу всегда быть рядом и поддерживать. Ей же лучше остаться с мужчиной, который станет для нее опорой. Я такого гарантировать не могу.
Касё произнес что-то в таком духе, но я так и не поняла – то ли он действительно так считал, то ли просто не хотел признавать свое поражение.
– Значит, этот синяк связан с другой женщиной?
– Это из-за Канны. А ведь я даже ничего плохого не сделал. Оказывается, она до сих пор общается с Кагавой.
– Что?
– Он получил письмо от Канны и решил, что только он один способен по-настоящему понять ее. Этот парень вбил себе в голову, будто я пользуюсь своим положением адвоката, чтобы оказывать на нее психологическое давление, и подкараулил меня у офиса. Я увидел его на улице и, ничего не подозревая, поздоровался, как вдруг он ударил мне кулаком в глаз. И как мне теперь работать? Кто станет доверять адвокату с таким лицом?
– Сочувствую.
Сперва я подумала, что с Китано такая ситуация никогда бы не произошла. Но, как бы то ни было, Кагава все равно поступил неправильно, поэтому мне стало жаль Касё.
– Но зато я заработал трофей!
Касё достал из сумки конверт, на котором виднелись ровные, аккуратные иероглифы – адрес Кагавы. Точно таким же почерком были написаны письма, приходившие мне из следственного изолятора.
– Это письмо, которое Канна отправила Кагаве? Ты что, угрожал ему?
– Ни в коем случае. Я просто мягко намекнул, что набрасываться на адвоката с кулаками без веских причин – плохая затея, это может обернуться большими проблемами. Человек, не привыкший размахивать кулаками, всегда сильно переживает, когда сам становится инициатором драки. Я почувствовал, что Кагава испугался, и вежливо подсказал ему, как он может все уладить.
– Ясно, – сказала я и вытащила письмо из конверта.
«Милый Ёити!
Привет! Давно мы не общались. Как ты?
Зимой я особенно за тебя переживаю, ты ведь легко простужаешься.
Я прочитала твое письмо. Выходит, та статья – просто ошибка. Она появилась только потому, что журналисты неправильно истолковали твои слова. Я понимаю. Как бы то ни было, я получила по заслугам. Я знаю, что сделала тебе больно.
Мне было очень приятно узнать, что ты все объяснил господину Анно и госпоже Макабэ. Раньше, если я совершала ошибку, то боялась, что любая попытка объясниться будет выглядеть как жалкое оправдание. Мне казалось, молча терпеть – единственный выход. Теперь я впервые узнала, сколько радости испытывает человек, когда ему говорят: «Это была ошибка, я не хотел».
Ёити, я тоже совершила ошибку.
Я думала, что уже поздно говорить об этом.
Но когда получила твое письмо, то поняла, что обязана рассказать правду. Ты должен знать, что я думаю на самом деле. Хотя мне очень трудно решиться на это признание, вот оно.
Думаю, господин Анно передал тебе мои слова, что ты заставил меня заняться с тобой любовью. Дело в том, что он меня неправильно понял. Когда статья только вышла, господин Анно сказал, она написана со слов выпускника, с которым я встречалась. Я на автомате решила, что речь шла о другом человеке.
Поэтому я и сказала, что, хоть между нами что-то и было, первый раз случился не по обоюдному согласию. Мне и в голову не пришло, что журналисты могли взять интервью у тебя.
Ты уже понял, на кого я подумала, верно? Татэбаяси. Прошлой осенью ты ужасно злился на меня из-за того, что я изменила тебе с ним. Тогда я была слишком потрясена случившимся. Я корила себя за то, что уснула на вечеринке у Татэбаяси дома, поэтому даже не попыталась объяснить тебе, что все случилось против моей воли.
Больше всего я боялась, что кто-то может узнать о моем позоре. Вот это я и хотела тебе рассказать. И не через господина Анно, а сама.
Я знаю, господин Анно – хороший адвокат, но, честно говоря, я побаиваюсь его. Мне кажется, он мог бы заподозрить меня в обмане, если б я попыталась ему все объяснить про тебя и Татэбаяси. При этом поменять адвоката, назначенного судом, мне никто не даст. Поэтому я не могу ему ничего рассказать. Тогда он разозлится и наверняка отыграется на мне во время слушания.
Так что давай сохраним это в тайне, Ёити.
Спасибо, что дочитал до конца.
Береги себя. Не пей много с коллегами.
Надеюсь, когда-нибудь я смогу увидеть тебя снова. Не через прутья решетки.
Канна Хидзирияма»
Складывая в тарелку шелуху семян дерева гинкго, Касё спросил:
– Что думаешь?
– Ты уже рассказал Канне, что прочитал письмо?
– Да. Спокойным, мягким, вкрадчивым голосом. Еще я сказал, что, если ее что-то не устраивает в моей работе, она может прямо озвучивать свои пожелания, потому что я целиком и полностью на ее стороне и заинтересован в положительном для нее исходе дела.
– А она что?
Касё отвернулся и проворчал:
– Не важно.
Видимо, Канна сказала ему что-то неприятное.
– Получается, ее обвинения в адрес Кагавы – просто недоразумение. Но почему-то у меня создается впечатление, что она написала это письмо только затем, чтобы он ее простил.
Однако меня настораживала настойчивость Канны. Она уже не первый раз утверждала, что ее принуждали к физической близости. По ее собственным словам, она не боялась огласки, однако сама упорно продолжала поднимать эту тему.
Получается, физическая связь и с Кагавой, и с Татэбаяси случилась без особого желания с ее стороны? Но перепутать имена, когда речь идет о «позоре», который скрываешь ото всех, а потом даже не признаться адвокату в своей ошибке – в этом было что-то подозрительное.
– Юки, ты сможешь встретиться с этим выпускником, Татэбаяси?
– Хм-м-м… Думаю, да. Но в первую очередь я бы хотела поговорить с другим человеком.
Касё и Китано одновременно уставились на меня, и я рассказала, как продвигалось мое расследование, начиная со встречи с преподавателем художественного колледжа Янагисавой и вплоть до сегодняшнего дня.
– Так вот что происходило на уроках рисования? Но это же домогательства, пусть и в легкой форме, – заметил Китано, нахмурив брови.
Я согласно кивнула.
– Юки, а ведь этот загадочный «бывший» Канны наверняка лучше всех знал, через что она проходит дома.
– Да, я тоже об этом думала.
Касё задумчиво почесал подбородок:
– И как ты планируешь действовать?
– Нужно как-то отыскать этого парня и поговорить с ним. Но перед