В общем, Костик сумел реализовать кое-что из того, чем тренировался в будущем. Понятно, что тросов и металлических частей достать не удалось. Война. Всё для фронта. Но и деревянные сооружения вызвали у ребятни дикий восторг. Удалось всё сделать до начала учебного года. И 15 сентября 1944 года школа распахнула двери не только для детей, но и тут же, только в другом крыле здания, начали работать курсы для трактористов, счетоводов, бригадиров.
С учениками у Костика сложились очень хорошие отношения, даже самые отпетые прогульщики исправно посещали уроки физкультуры. Он сделал упор на теории и практике. Рассказывал о хоккее, футболе, какие группы мышц и как надо качать. Конечно, он много не знал, но для ребят того времени он казался кладезем спортивных мудростей.
В конце месяца его прямо с уроков вызвали в кабинет директора.
Костик прибежал, постучал и вошёл внутрь. Отдышаться ему не дали. За столом сидел лейтенант госбезопасности, развалившись на стуле. Маленькие глазки на мясистом лице ничего хорошего не предвещали.
— Александров?
Костик согласно кивнул.
— Что же ты такое натворил гадёныш? Секретный приказ присмотреть за тобой пришёл из самой Москвы. И почему тебя тварь оставили на свободе? Говори!
Костик опешил от бешеного напора лейтенанта и растерялся.
— Ты мне тут молчанку не устраивай! Всё равно всё расскажешь! По-хорошему или по-плохому. Ты у меня запоёшь почище соловья. Сержант!
Дверь открылась, и появился сержант госбезопасности с двумя рядовыми.
— Забирай урода. В городе, в подвале, за ним будет удобней присматривать. Я не клоун мотаться постоянно по деревням. Сказали присмотреть — присмотрим. Руки свяжите.
Под удивлённые, сочувствующие, ничего не понимающие взгляды учителей и учеников, Костика усадили в «эмку» на заднее сиденье между двумя солдатами. Лейтенант сел рядом с водителем на переднее сиденье. Сержант и ещё один боец на мотоцикле поехали позади легковушки.
Костик находился в шоке. К таким резким переменам он оказался не готов.
Довольный вид лейтенанта с трясущимися на ухабах щеками вызывал ненависть. Тот сидел вполоборота и наслаждался растерянным видом Костика.
— Не ожидал, что поймают? А, урод? Пока едем, расскажи, что за тобой тянется. А я так и быть сделаю тебе поблажки. Не сознаешься сейчас, по приезду отдам тебя Дебайло. Этот зверюга не таким языки развязывал, — лейтенант засмеялся.
Костик постепенно приходил в себя.
— Вы ничего не перепутали с текстом телеграммы? — спросил он и тут получил удар локтем от сидящего справа конвоира.
Из носа брызнула кровь.
— Точных указаний нет. Написано присматривать. Но лучше перестраховаться, чем потерять погоны.
— А вы позвоните капитану госбезопасности Куликову, он вам всё объяснит.
— Ага, сейчас! Буду твоего какого-то Куликова вызванивать. Ещё не факт, что он существует. Короче, признайся, и всем будет хорошо.
— Мне не в чем признаваться. Остальное узнаете у Куликова. Если он, конечно, расскажет вам.
— Мне плевать на Куликова. Я думаю, что ты немецкий шпион. И присматривать за тобой надо, потому как железка рядом. Взорвёшь состав и скроешься. Но от меня не скроешься! От Пельчика ещё ни один урод не уходил. Завербовать уже много успел? Или завербованные ранее уже здесь были до тебя?
— Позвоните Куликову.
— Врежь ему, боец, по почкам. Это ж надо такая тварь до Сибири добралась. Сколько бед мог натворить! Сколько ни в чём не повинных человеских жизней я сегодня спас! С одной стороны и хорошо, что ты объявился. Два теракта в депо и на элеваторе, скорее всего, твоих рук дело. Июль, август. До соседней деревни всего-то вёрст тридцать. А депо в Новосибирске, скорее всего твои подельники выполнили. Как взрывчатку передавал? Говори! Всё равно узнаю!
— Я ещё раз, настоятельно прошу. Позвоните в Москву Куликову.
— А чего Куликову? Давай товарищу Берии или лучше всего товарищу Сталину! — лейтенант не просто засмеялся, а заржал так, что щёки стали подпрыгивать, полностью закрывая глаза.
Достучаться до здравого разума было невозможно, что Костик понял по поведению Пельчика. Ситуация возникла серьёзная. Немецкие шпионы не достали, так свои достанут. Достали уже. Вот нафига было телеграмму эту присылать? Они там совсем ничего не понимают? Зачем тогда прятали столько времени по госпиталям под чужой фамилией? Теперь тот, кому Костик нужен, легко найдут его. Куча вопросов, а ответов нет.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
«Эмка» остановилась во дворе, который окружали толстые высокие кирпичные стены. Двухэтажное здание из красного кирпича явно дореволюционной постройки выглядело мрачно и внушительно как снаружи, так и изнутри.
Вошли по высокому крыльцу в небольшой коридор с дежурным, а затем Костика проводили на три этажа вниз. Получается здание в пять этажей. Два над землёй и три внизу, под землёй. Странное и жуткое строение.
На этаже стояла стойкая вонь испражнений и гниения.
— Свободен, до завтра, — впихнул в камеру Костика высокий конвоир и засмеялся.
В камере оказалось довольно прохладно. Гимнастёрка не согревала. Костик уже через десять минут замёрз и начал ходить по квадратной комнатке три на три и махать руками, пытаясь согреться. Под высоким потолком тускло светила лампочка, освещая нары с деревянным настилом и пустое изрядно помятое ведро в углу напротив.
Костик немного согрелся и попытался собраться с мыслями, но у него ничего не получалось. Если так дальше пойдёт, то скоро он окажется на зоне. В лучшем случае. В худшем — расстрел. Что из этого предпочтительней, неизвестно.
По телевизору какие только фильмы не крутили про тюрьмы, уголовников, кровавых гебистов. Одно дело смотреть и совсем другое это испытать на себе. Он жутко передёрнулся и со всей силы зажмурился. Сколько ещё можно испытаний?
— Так, Костик, надо успокоиться. Говорить ничего нельзя. Надо молчать. Через кровь, боль. Неужели что-то состряпают на пустом месте? Не должно так быть. Не может так быть. Немецким шпионом можно каждого назначить. Вышел на улицу, ткнул пальцем в первого встречного и всё! Немецкий шпион.
Спать приходилось недолго. Мёрз. Вставал отжимался, прыгал, махал руками и опять ложился на доски. В животе урчало, хотелось пить. День или ночь на земле было непонятно. Ни воды, ни еды никто не принёс и вообще никто не появлялся долгое время. Или «долгое» просто показалось Костику, растягиваясь от неизвестности.
Утреннее совещание у начальника началось как запланировано по плану. Майор госбезопасности Родыгин выслушивал доклады подчинённых и делал пометки в блокноте.
— Пельчик, съездил в Мошково? Узнал как там этот Александров, на которого телеграмма пришла?
— Узнал. При попытке с ним поговорить оказал сопротивление, пытался выхватить у меня пистолет, ругался на немецком, когда бойцы его скрутили.
— Лейтенант! Ты нахрена к нему полез? Тебя ясно проинструктировали — присмотреть! В контакт не входить!
— Так раскрылся шпион! Я только ускорил процесс! Теперь он у меня всю агентуру сдаст!
Майор несколько минут раздумывал, уставившись взглядом в невидимую для всех точку в пространстве. Желваки гуляли по лицу.
— Твою мать, — наконец произнёс он. — Я не знаю куда мы влезли. Если он немецкий шпион, то его надо колоть сразу! Ты вчера допрашивал?
— Так я…
— Пельчик! Мать твою! Если не выбьешь показания я тебя сгною! Ты понимаешь это? Как бы мы какую игру не сломали у… — майор показал указательным пальцем в потолок. — Работай! Чтобы вечером у меня на столе лежали документы с признанием и с именами. Ясно?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Лейтенант выпрыгнул из-за стола, и вытянулся в струнку, насколько позволяло оплывшее рыхлое тело.
— Так точно! Признания будут!
Костик очнулся от холодной воды и сразу застонал от боли. Носок сапога надзирателя угодил под рёбра. Дыхание сбилось, перед глазами тёмные круги. Его рванули за воротник и усадили обратно на табуретку.