Время тянется медленно, но наконец, всё заканчивается и капитан кричит в коридор:
— Рябованов, проверь транспорт! Через пять минут выезжаем с задержанными!
— Куда вы нас везёте? Я депутат!
— В Главное управление внутренних дел Леноблгорисполкомов. Там будете рассказывать кто вы и как стали депутатом.
— То есть! — гневается Бекштейн. — Как вы смеете!
Нас запихивают в обычный горбатый «уазик» и везут по прекрасным улицам Ленинграда. Мы сидим напротив друг друга в тесном «собачатнике». Хорошо хоть без наручников. Илья отворачивается и не смотрит на меня. Он в смятении, он ещё отказывается верить тому, что встрял по полной.
По прибытии в главк нас разделяют. Я оказываюсь в пустом кабинете со столом и парой стульев. Падаю на стул, скрещиваю руки на груди и закрываю глаза. Закрываю, и тут же распахиваю, потому что сразу вижу удивлённое и немного обиженное лицо боксёра Сани. Твою мать! Тварь я дрожащая или право имею? Имею, конечно, и, по большому счёту, я правильно поступил, но мне делается тошно.
— К великой цели нельзя прийти с чистеньки руками, — говорю я вслух.
Точно, ага… Правда, ещё неизвестно, как к ней, к цели этой идти. И чего я добьюсь, тоже неизвестно. Да и что, вообще-то, есть моя цель… А таких вот наивных и удивлённых лиц придётся увидеть немало…
— Брагин!
Открывается дверь и в неё заглядывает молодой лейтёха.
— Пошли, — кивает он. — Вставай.
Я встаю и иду за ним. Он ведёт меня к начальнику УБЭП, то есть БХСС, товарищу Кардовичу Василю Олеговичу.
— Разрешите, товарищ подполковник? Брагина доставил.
— Пусть заходит, — слышу я и захожу в кабинет.
— Разрешите?
— Давай. Садись вот.
Кабинет у него не очень большой, зато стол для совещаний имеет изрядную длину.
Плотный круглолицый подпол с пшеничными волосами и густой щёткой усов показывает толстым коротким пальцем на стул у приставного столика.
— Брагин, значит, — кивает он — и внимательно меня оглядывает.
Глаза у него живые, подвижные, тёмные, маслянистые, довольные, будто он стопарик опрокинул.
— Да, — соглашаюсь я. — А вы, значит, Василь Олегович.
— Ну а кто же, — усмехается он, — если не я? На вот держи.
Он протягивает мне мой паспорт.
— Я тебя не таким представлял, — говорит Кардович. — Ты школу-то закончил хотя бы?
Я улыбаюсь.
— Вам Торшин Василий Альбертович привет передавал. Тёзка ваш.
Дольф Лундгрен работал вместе с Кардовичем в Белоруссии, дружил, и сейчас поддерживает отношения.
— Тёзка-тёзка, — кивает он. — Ну? Давай.
— Чего? Привет что ли?
— Соображаешь, — прищурившись кивает он. — Привет, конечно. Ладно шучу. Наделал ты мне хлопот, Брагин. С дружком Илюшкой поссорил. Ну кто так делает? Неправильно это. Надо дружить, а ты воюешь. Разве можно на новом месте с войны начинать?
— Это Илюшка ваш нашкодил. Но ничего, мы его воспитаем, и станет он ещё лучше, чем был.
— Ну-ну. Твой чемодан?
Он кивает на дипломат, лежащий на длинном столе.
— Не то чтобы мой, — отвечаю я, — но мне доверено его оберегать.
— Ну бери, оберегай, — снова усмехается он.
Я встаю и подхожу к дипломату. Открываю. Там, естественно бабосики.
Деньги советские ровными пачками
С полок глядели на нас…
Беру две пачки сотенных.
— Это привет, — говорю я. — Не от товарища вашего, а от меня. В честь знакомства. Я хороший и неглупый. Не пожалеете, что познакомились.
Он кивает и молча убирает деньги в ящик стола.
— Поживём — увидим, — пожимает он плечами.
В дверь стучат. Снова появляется лейтёха.
— Товарищ подполковник, там майор Гиреев.
Кардович молча кивает и в кабинет заходит мой знакомый, Злобинский протеже, местный кагэбэшник Николай Айнурович Гиреев. Я с ним недавно встречался и обедал в гостинице. Он подтянутый и сильный. Одет в штатское, но выправка выдаёт человека, живущего по уставу. Чёрные волосы причёсаны волосок к волоску. У него тонкие усики и проницательный усталый взгляд. Чисто адъютант его превосходительства.
— Товарищ подполковник, — сообщает он представившись. — Мы у вас дело Бекштейна забираем. И этого молодого человека тоже.
— Забирайте, — кивает с усмешкой Кардович. — Снимите груз с души.
Они несколько минут разговаривают и мы с Гиреевым уходим. Он довозит меня до гостиницы и получает свою премию.
— Бекштейна сегодня отправляем в Москву, — сообщает он. — Леонид Юрьевич с ним лично хочет позаниматься.
— Ну и отлично, — киваю я.
Пусть немного поторчит в Лефортово, поволнуется, ему на пользу пойдёт. Опять же на старости лет будет, что вспомнить. Надеюсь, он доживёт. Это в моём времени его уработали в середине восьмидесятых, а я ему новую жизнь даю. В общем, станет он у нас шёлковым. Поймёт, что теперь точно никуда не дёрнуться. Сдаст все схемы, всех участников, покровителей. Мы свой чемодан с папочками пополним заодно. Глядишь, к Романову ниточки нащупаем.
Состав с грузом накрыло ГУБХСС, затем дало распоряжение в Питер брать Бекштейна, и дело завертелось. Закрутилось. Но всё шло по официальному пути, и замять такое событие было бы крайне трудно. Поэтому инициативу перехватил КГБ и взял в разработку Илью Бекштейна. Всё секретно и тихо. Шито-крыто. По-моему красиво получилось.
Я так и говорю:
— Красиво получилось, Николай Айнурович.
— Ну, это Леонида Юрьевича нужно похвалить. Он у нас голова. У него все операции красивые.
Я улыбаюсь. Конечно, голова.
Прощаюсь с Гиреевым и поджидаю ребят, ехавших следом. Они сообщают, что Эдика перевели из реанимации. Черепно-мозговая, но ничего не угрожает. Сука этот тяжеловес Саня! Я падаю в постель, и он мне не снится.
А утром улетаю с парнями в Москву. Двое гонят тачки.
— Блин, Алик, а ты не спросил, чего они так долго ехали-то?
— В аварию попали, в них автобус въехал, одна в другую. Но там ничего серьёзного.
Понятно.
Наташки нет, наверное экзамены сдаёт. Я включаю чайник. Сейчас заварим чайку со смородиновым листом. Вот это аромат, вот это я понимаю. Пока жду, что чай заварится, прокручиваю всё, что у нас произошло. Что было и что будет. Товар должны перегрузить в новые вагоны и по новым же накладным отправить покупателю Ферика. Но этим будет Илья заниматься, когда освободится. Неделю-полторы вагоны постоят, ничего не случится…
Ладно… Надо ехать на работу… блин ещё это совещание всесоюзное на носу. Не вовремя, конечно. Сейчас все силы нужно бы на Питер бросить. Там без личного контроля ничего оставлять нельзя, а приходится вот этой ерундой…
Хлопает входная дверь.
— Егорка, ты приехал? — раздаётся голос Наташки, и она вбегает в кухню. — Поздравь! Я теорию вероятности сдала. Там препод пипец, такой въедливый, никто с первого раза не проскакивает, а я вот проскочила.
— Поздравляю, — улыбаюсь я тому, как она легко берёт все эти словечки из будущего.
Она подходит и обнимает меня за талию. Кладёт голову мне на грудь.
— Приехал… — тихонечко говорит она. — Хорошо. Ну что, поговорим?
Твою дивизию… Ну, ладно, давай поговорим…
— Давай, — соглашаюсь я, — поговорим. Начну с того… м-м-м… с того, что я не тот, за кого ты меня принимаешь…
16. Две звезды летели рядом
— Правда? — спрашивает Наташка. — И кто же ты? Космический авантюрист Язон дин Альт, прилетевший на нашу неукротимую планету?
— Нет, — усмехаюсь я. — Тебе чаю налить?
— Ага. Погоди, никуда не уходи я руки только помою.
Она выскальзывает из кухни, а я достаю чашку и наливаю чай с добавлением смородинового листа. Ставлю вазочку с конфетами и ещё одну с печеньем.
— М-м… какой вкусный, — хвалит вернувшаяся Наташка.
Мы сидим друг напротив друга на кухне. Пьём чай и едим сладости. Современная идиллия. Но это только кажущуюся благополучие — в сердце сейчас тревога и у неё, и у меня. Кошки скебутся. И мы оба не знаем, куда этот разговор нас приведёт.