Вскоре Каледин убедится в том, как был прав командующий.
– С началом кампании, – продолжил Куропаткин, – мы не получили ни одного полка пополнения. И это не смотря на то, что армия и так была в страшном некомплекте на начало войны, и на заверения Государя, что мы ни в чём не будем терпеть нужды.
Мне неизменно отвечают от имени Государя: «Михаил Николаевич, Вы уж сами там как-то выкручивайтесь».
Вслушайтесь – выкручивайтесь!
– А самое главное, Алексей Максимович, – он при этих словах подошёл к Каледину и положил ему руку на плечо, – я ведь перебеседовал со множеством пленных японских офицеров – меня поражает уровень их культуры и дух войск. Японцы – неприхотливый народ, имеют высший за нас уровень образования, все, поголовно, грамотны. Убеждены в праведности войны со своей стороны. Их система воспитания выстроена так, что солдат чувствует себя причастным и ответственным за судьбу всего государства.
Каледин оцепенел. Он не ожидал услышать такое от командующего, хотя о многом давно догадывался и сам.
А Куропаткин, словно избрав его в будущие защитники и свидетели, говорил дальше:
– Вы – посмотрите, Вы, Алексей Максимович, будете свидетелем, сколько грязи выльют, для оправдания верхов, их, в первую очередь, вины, на голову несчастного Куропаткина, – сказал он горько о себе в третьем лице.
– Он будет объявлен главным и единоличным виновником нашего поражения в войне, а оно неминуемо, так как Россия страшно отстала от развития технического прогресса и сократить это отставание от Японии не способна в силу целого ряда объективных причин.
Так что для своей судьбы я не жду ничего хорошего. Я уже принесён на заклание самой историей, самим ходом жизни. И остаётся только одно – выпить эту чашу позора до дна.
Он опустил голову на руки и тяжело задумался:
– Наш солдат храбр, неприхотлив, и не он является виной нашего будущего поражения. Нельзя достигать победы шашкой, штыком, когда у противника пулемёты, шрапнель, лучшие германские оптические приборы, помощь, причём, неограниченная, от Америки, Англии, Франции, Германии, которым ослабление России – на руку. Её и только её они видят в качестве своего главного противника на пути к мировому гегемонизму.
Вот и все обстоятельства, приводящие нас к поражению. Не Россия, Алексей Максимович, воюет с Японией, это проба мировых сил, противостоящих России, своего превосходства. России они страшатся, именно Россия их превосходит по мировым запасам нефти, газа, руд, металлов, леса, иных полезных минералов и сырья.
А за этим – будущее развитие промышленности. Поэтому России они страшатся и никогда не дадут ей поднять голову, пойдут на любые ухищрения, чтобы ограничить в силах и возможностях.
Япония – это лишь прелюдия к основным испытаниям. Я думаю, что они грозят нам с Запада. Набирает силу германский реваншизм. Германии тесно в привычных границах. Она не сможет развиваться столь динамично, не поглотив ряд государств Центральной Европы, богатыми сырьевыми ресурсами.
Поэтому уже сегодня мы должны делать выводы – даже не для будущих побед, а для сохранения России, если мы государственники и хотим её процветания.
Та пропасть, Алексей Максимович, между 30–40 тысячами семей, ведущих и обеспеченных семей в стране, с миллионами забитого населения, отсталого – шутка ли, более девяноста процентов населяющих Россию – крестьянство, подумайте!, не может сохраняться вечно.
Раб восстанет против тирании, а война – хороший учитель, быстро просветит массы. Очень быстро. Вы не изучаете этого, да и доступа не имеете к соответствующим материалам, а я получаю их ежедневно – в России нарастает протест против войны. Растёт безработица. Массы обездоленного крестьянства устремляются в города. Так и растёт эта критическая масса, которая, словно пар в замкнутом пространстве, найдёт себе выход и рванёт в самом слабом месте.
Подойдя к окну, он побарабанил пальцами по подоконнику и продолжил:
– Разве Вас не удивляет, Алексей Максимович, вся история с крейсером «Варяг» и канонерской лодкой «Кореец»? Ведь в Чемульпо собрались эскадры всех мировых держав – Англии, Германии, Франции. Старшим на рейде, по международному морскому праву, был английский флотоводец.
Сила и мощь объединённой эскадры в несколько раз превышала весь флот Японии, как по тоннажу, так и по весу залпа.
И что? – английский начальник вытолкнул «Варяг» с «Корейцем» навстречу неминуемой гибели.
Конечно, Япония оказала честь экипажу «Варяга». Так как три эскадры дрались с ним, более двадцати вымпелов, превышающих по мощности залпа наш крейсер в тридцать шесть раз.
Задумайтесь, Алексей Максимович, как ни вышколен Ваш полк – Ваша, Ваша, голубчик, заслуга, но тридцать шесть полков, всё же, Вы в бою не одолеете.
И даже при этих условиях «Варяг» нанёс серьёзнейшие повреждения тяжёлым броненосцам, превосходящим его главный калибр, трём крейсерам Японии. Уничтожил несколько миноносцев.
Герои, безусловные герои, а Руднева – ретивые наши кликуши ещё и обвинили: «Почему он, видите ли, не сдался в порту на милость японцев». Вот в чём дело.
Подлые пораженцы, они в этой войне, тайно желают поражения России, понимая, что тем самым – добьются новых заказов, новых милостей, новых капиталов.
Война, Алексей Максимович, это не суть самостоятельное дело. Это выражение того курса, коим шло государство задолго до неё. В войне же лишь наиболее рьяно, быстро, глубоко и страшно уродливо обнажаются все недостатки и недочёты довоенной жизни государства.
Сколько раз я говорил Алексееву – возьмите всё в свои руки, Вы ведь наместник Государя, самый облечённый властью человек за Уралом. Вам должен подчиняться флот, армия, моя армия. И все мы должны действовать по единому плану. Разве у Японии такой ресурс, такие возможности, как у России?
Да она бы, зная нашу сосредоточенность, централизацию власти, будучи, при этих условиях, предостережённой Англией, Францией, Америкой – и не посмела бы выступить против России.
И вдруг после этих слов загорячился:
– Нет, нет, Вы не подумайте, Алексей Максимович, что я от себя вину отвожу. Я во многом виновен, виновен в том, что терплю таких, как Ренненкампф, Стессель… А если уж по правде – не мой это крест. Не по силам он мне оказался. К слову, я предупреждал Государя об этом, что подчиняюсь лишь обстоятельствам и беру на свои плечи ответственность за армию лишь потому, что отчётливо, как военный министр, осознаю, что лучших генералов нет.
Дожили, Алексей Максимович. Все новые, при этой власти пожалованы высокими отличиями, но не имеют никакого опыта вождения войск, а за моими плечами, всё же, служба с незабвенным Скобелевым, тяжёлые походы в пустыне.
Поэтому и согласился, зная, что позор неминуемо падёт на мою голову.
Да что моя судьба? Я могу и учительствовать пойти. А вот за державу – обидно. Нет властителя, как Пётр, чтобы её за боярскую броду тащил к современной жизни.
Когда я настаивал на образовании в пехотных полках пулемётных рот, знаете, что мне ответил Государь: «Алексей Николаевич! Это же сколько патронов надо. Где я Вам такую пропасть их наберу?».
А Вы думаете, что Куропаткин во всём виновен…
Каледин возразил:
– Я так не думаю, Ваше Высокопревосходительство. Напротив, это Вы мне глаза открыли на всё, что происходит. Я, конечно, не представлял того, что болезнь зашла так далеко. Больна сама Россия, а её болячки, с неотвратимостью, проявляются и в армии.
Спасибо Вам, Ваше Высокопревосходительство, за откровенность, за науку. Такого в учебниках не вычитаешь. И знайте, что я, отныне, ваш соратник и Ваш ученик, если позволите.
Куропаткин крепко пожал руку Каледину:
– Тогда уж позвольте заключить, Алексей Максимович:
России не позволят выйти из этой войны. Завершится она позором, её ввяжут в новую, ещё более страшную, в которой уже не устоит и сам государственный строй.
Вы скажете – откуда такие пророчества? Нет, Алексей Максимович, я не хиромант, гадалок не признаю. Я просто внимательно читаю материалы печати, и в ней, с изумлением, нахожу, что банкир Шиффен, отказавший в кредитах Государю и финансирующий войну Японии, именно о таком раскладе мировых сил и их целях пишет.