По команде какого-то генерал-адъютанта, с витым шнуром аксельбанта из-под погона, зашли в огромный зал, неспешно, но чётко построились по родам войск.
Казакам, а с Калединым их было восемь человек, было указано место в конце строя.
В зал как-то неуверенно, робко даже, часто семеня ногами, вошёл полковник, небольшого роста, в гимнастёрке и простых брюках, заправленных в сапоги.
Встреть такого на улице – пройдёшь мимо и не обратишь внимания.
Рыжеватая борода, усы, блеклые, бесцветные глаза не внушали к нему чувства обожествления и преклонения, которое Алексей пережил за короткие минуты общения с батюшкой царствующего Государя.
Полковник остановился посреди зала, и было видно, что он не знает, куда деть свои уже изрядно трясущиеся руки.
Возле него, горой, возвышался величественный и красивый военный министр полный генерал Куропаткин.
– Прошу Вас, Михаил Николаевич, огласите указ, – еле слышно произнёс Николай II, и стал при этом со скукой на лице смотреть в окно.
Куропаткин торжественно, громко и внятно зачитал указ Государя, коим всем присутствующим офицерам были присвоены полковничьи звания и все они назначались командирами полков в Отдельную Приморскую армию, которую, как заметил в поздравительном слове к пожалованным высоких монарших отличий сам Император, возглавит военный министр лично.
Куропаткин при этом поёжился, было видно, что ему это назначение никакой радости не доставляет, но всё же сказал:
– Я верю в свою армию, в Вас, господа полковники, и твёрдо убеждён, что вероломный наш дальневосточный сосед будет посрамлён и поставлен на место.
И уже обыденно и как-то даже устало распорядился:
– Прошу всех немедленно убыть в свои части и в кратчайшие сроки подготовить их к быстротечной войне.
Повернувшись к казачьим теперь уже полковникам, Государь так же бесцветно, без выражения, еле ворочая языком, сказал:
– Вам, господа полковники, принять командование над вновь формируемыми казачьими полками и железной дорогой двигаться на Восток.
Для чего-то поправил темляк шашки, висевшей у него на боку, и дополнил:
– Полагаю, что на решение этой задачи двух с половиной – трёх месяцев вам достанет.
Тут же прибодрился и уже громче, нежели говорил до этого, провозгласил:
– А сейчас, господа вновь произведённые, приглашаю вас на торжественный обед, – и царь пошёл, неспешно, к высокой белой двери, в позолоте, с орлами на створках.
Двери открылись при приближении Николая II и по обе их стороны застыли рослые кавалергарды.
В зале стояли скромно сервированные столы. Много было, на что Каледин сразу обратил внимание, водки.
Николай II сел за один стол с Куропаткиным, ещё какими-то генералами, которых Каледин не знал.
Возле каждого прибора лежали аккуратно перевязанные золотистым шнуром полковничьи погоны, за столом казаков – с васильковыми просветами и вензелем « Н».
Куропаткин подал команду налить бокалы, встал и провозгласил тост за Государя Всероссийского, милостями которого сегодня в русской армии появилось девяносто два новых полковника, которым Отечество вверяет своё бережение и защиту.
– Войска, Вам вверенные, – заключил он, – стяжают славу победителей на Дальнем Востоке и благодарное Отечество и Великий Государь воздадут достойные почести героям.
Слава Самодержцу всероссийскому! В веках процветать царствующей династии!
Ура, господа офицеры!
Все в едином порыве встали, и под здравицы из-за разных столов, выпили.
До дна осушил свой бокал и Николай II. Каледин, всегда пьющий очень мало, лишь пригубил свой бокал и поставил на стол.
Его соседи недоумённо посмотрели на своего товарища, но ничего не сказали.
Николай, после третьего бокала, стал обходить столы и что-то говорит,ь в адрес сидящих за ними. С каждым полковником он формально-равнодушно чокался бокалами и переходил к следующему столу.
Дошла очередь и до казачьего стола:
– Я верю, господа казаки, что Вы всегда будете верной опорой… э… трона и с честью выполните свой долг.
Казачьи полковники стояли не шелохнувшись и тянули к Государю свои бокалы.
Каледин и здесь остался верен себе. Правда, его затронул сам Государь, после того, как Куропаткин что-то прошептал ему на ухо:
– Это Вас, полковник, мой батюшка, минуя чин, произвёл в есаулы?
– Так точно, Ваше Величество! Всегда помню это и думаю, что ревностной службой во имя Отечества, оправдываю монаршую милость.
– Да, уж, голубчик, послужите России. Думаю, что там казачьи полки покроют свои знамёна славой. Желаю вам удачи и… э… ратных успехов.
Каледин, придержав свой бокал, не спешил чокнуться с дрожащим в слабой руке бокалом Николая II.
Тот поднял на него свои бесцветные глаза:
– Вы что-то хотите сказать, полковник?
– Да, Государь, хотелось бы знать, а военное министерство просчитало все вопросы по снабжению казачьих полков, да и иных формирований, всем необходимым в пути следования? Это ведь не день – месяц, а то и более.
Нужны днёвки, чтобы лошадей на выпас выпустить, под седлом промять, иначе они будут просто не способны к выполнению стоящих задач на Дальнем Востоке.
Николай растерялся. Он не знал, что ответить этому смуглому, броскому полковнику.
– Э… Михаил Николаевич, – повернулся он к Куропаткину. Вы, уж, голубчик, выслушайте пожелания всех участников приёма.
Свести их воедино, да и разослать требования губернаторам – что и к какому сроку необходимо поставить войскам.
Каледин снова заговорил:
– Необходимо озаботиться запасным конским составом, обучением людей. На это потребуется время и необходимое количество боеприпасов.
Повысив голос, резко договорил:
– Хорошо бы казачьим полкам придать по батарее артиллерии, в каждый эскадрон, на взвод, два-три пулемёта.
– Да, да, – закивал головой Николай II, – Вы слышали, военный министр - Ваш Главнокомандующий, всех выслушает. Прошу всех оформить свои вопросы письменно и передать ему.
И уже не задерживаясь, Николай II вышел из зала. Было видно, что это ему даётся с трудом, так как он сильно качался на ногах и пытался удержаться рукой за кого-нибудь, кто оказался с ним рядом в этот миг.
С полковниками остался один Куропаткин.
– Дело нам предстоит весьма трудное. Я не полагаюсь на министерских чиновников, всё загубят, всё заволокитят, – странно было даже слышать эти слова Каледину и его товарищам от верховного воинского начальника. Но Куропаткин говорил именно так.
Видать, он уже встал в роль командующего Приморской армией, расставшись с позицией министра, и, зная нравы и обычаи чиновничества в России, был в эти минуты искренним пред своими будущими боевыми товарищами.
– А уж на губернские управления – я и вовсе не надеюсь. Поэтому планируйте всё сами, командиры. И запасов, всего, что будет потребно в бою, в пути – побольше с собой берите. Думаю, что мы там одним днём не обойдёмся. Вдали от центра России, без снабжения и практически без коммуникаций. Великая нагрузка, в связи с этим, ляжет именно на казачьи полки, на Вас, господа полковники, – и он повернулся к казачьим командирам.
Я верю в Вас, господа. И прошу проявлять больше инициативы и самостоятельности.
Каледину стало ясно, что никто их подготовкой и обеспечением заниматься не будет. И рассчитывать можно было лишь на себя.
Поэтому, сразу же, оставив семью, он направился в полк, которого, собственно, кроме ядра, не было, и занялся его формированием и подготовкой.
Скоро разношёрстное войско было собрано. Впечатление оно оставляло более нежели удручающее и Алексей Максимович крайне редко мог выбраться к своей семье, дневал и ночевал в полку.
Результаты не преминули сказаться. И скоро полк было не узнать. Люди поняли, чего от них хочет их командир и старались изо всех сил.
Все были уже в возрасте, из запаса, и понимали, что только таким образом командир бережёт их от бессмысленной смерти на войне.