всё равно одеколон шёл по тому же назначению».
Из воспоминаний Щетининой о морских нравах тех лет: «Каждому члену экипажа был выдан специальный промысловый нож… Приход во Владивосток был ознаменован разгулом астраханцев (завербованных рыбаков. – В. А.). Пришлось организовать бригаду по изъятию ножей у всех поголовно… Приходилось успокаивать буянов, убеждать, оказывать первую помощь пострадавшим».
О рыбалке на «Чавыче» у берегов Камчатки: «Были у нас и серьёзные проступки, за которые следовали не менее серьёзные наказания, вплоть до высаживания провинившегося против его желания где-нибудь на побережье Камчатки или Сахалина, где он волей-неволей должен был много поработать, прежде чем возвратиться куда ему нравилось. Случалось, что после долгих странствий такие товарищи снова просились на судно, и их уже безо всякого опасения принимали обратно. Были на совести у наших кавалеров, в том числе штурманов и механиков, и дебоши… Нередко после очередного “выступления” экипажа… меня спрашивали: как я могу плавать с такими хулиганами? Что я могла на это ответить? По эпизодическим поступкам отдельных товарищей нельзя было судить о коллективе. А может быть, я и сама была в душе такой же, как самые буйные мои соплаватели…»
Ещё о морских реалиях 1930-х: «Стоит сказать об одном интересном пункте нашего коллективного договора, по которому мы были обязаны сдавать лишь промысловую рыбу: треску, камбалу и морского окуня. Всё остальное – так называемый частик – шло в пользу команды. У нас был выборный артельщик – машинист Кривин. Он с комиссией занимался реализацией нашей части улова… На банках залива Петра Великого попадались в изобилии креветки, разнорыбица и осьминоги. Всё это шло команде на законном основании. Креветок варили под паровой трубой в кастрюле и, охладив морской водой, вываливали на стол в столовой для всех желающих. Жареная рыба всегда стояла в изобилии и на камбузе, и в столовой на противнях. Это была внеочередная еда для всех работавших. Повара трудились безотказно, так как кроме доли в разделке рыбы им шло определённое отчисление из тех сумм, которые выручал артельщик за продажу частика и осьминогов. А на последних, как ни странно, был большой спрос. Как только судно приходило в порт, на борту появлялись покупатели-китайцы и брали осьминогов нарасхват».
Легенда родилась в 1935 году, когда в Гамбурге на борт «Чавычи» поднялась двадцатисемилетняя капитан Щетинина. В Одессе судно атаковали журналисты. «Из газет я узнала, что я – первая в мире женщина-капитан, что я отважная дочь своего народа… Это приятно щекотало самолюбие, и в то же время меня необыкновенно раздражала бесцеремонность корреспондентов». В 1936 году Щетинина получила орден Трудового Красного Знамени. В 1938-м возглавила создаваемый во Владивостоке рыбный порт.
После воды и медных труб – огонь: рейсы на Балтике под атаками гитлеровской авиации, перевозка ленд-лизовских грузов из США на Дальний Восток на «Жане Жоресе». В США Щетинину встречали с почётом, даже пригласили в Голливуд. На студии 20th Century Fox её принимал эмигрант, продюсер Борис Мороз, позже оказавшийся двойным агентом разведок СССР и США.
Снова Балтика, в 1960-м – возвращение в родной Владивосток. В стенах ВВИМУ-ДВВИМУ-ДВГМА-МГУ имени Невельского Щетинина не только преподавала морские дисциплины, включая управление судном, но и ввела факультативный курс «Правила хорошего тона». Руководила Приморским отделением Географического общества СССР, при всякой возможности ходила в моря. Коллега Щетининой, капитан, чемпион гребли и паруса Евгений Жуков, ушедший из жизни в 2016 году в возрасте девяноста четырех лет, рассказывал: «Никогда не поносила никого с трибуны. Если человек вёл себя некорректно, могла сказать ему один на один… Одевалась скромно, никто её не узнавал на улице. Если приходилось стоять в очереди, никогда не показывала, кто она такая. Она из сибирских кержаков, а это особая порода людей – первопроходцев, таких, как казак Хабаров… Её шлифовало время, в котором были Валентина Гризодубова, Марина Раскова, Полина Осипенко, Дуся и Маруся Виноградовы».
«Говорят, что женщины болтливы. Мне, в основном работавшей среди мужчин, приходилось убеждаться в том, что не только женщины», – писала Щетинина. Саму её называли «застёгнутой на все пуговицы». Едва ли не единственное эмоциональное место в воспоминаниях относится к сентябрю 1945 года, когда закончилась война с Японией: «Перед входом в Босфор-Восточный мы увидели и услышали взрывы, и всё небо над нашим городом и портом было в трассирующих следах от снарядов и пулемётных очередей… Это был САЛЮТ по окончании войны с империалистической Японией!!! Наши военные тоже включились в этот Салют. Пока мы дошли до своего причала, от нас несколько раз требовали прекратить стрельбу. Но это было невозможно!.. Угрозы всем за такую стрельбу, конечно, не были выполнены… Никаких неприятностей не было».
Щетинина жила на улице мариниста Станюковича, в одном подъезде с моими родственниками. Из жизни ушла в 1999-м. Лежит на Морском кладбище, рядом с Арсеньевым и матросами с «Варяга».
…Никогда не принимал фразы «таких больше не делают».
Но когда уходят капитаны, как уходят за горизонт корабли, оставляя похожий на хвост кометы кильватерный след, и на похоронах каждого стоят соратники, смотрят друг на друга, непременно думая: «Кто следующий?..» – понимаешь, что таких действительно больше не делают, что с ними уходит эпоха, которая не повторится.
Будет какая-нибудь другая эпоха, но не такая.
Небо: люди с крыльями
…Случилось то, чего я вовсе не ожидал. Я услышал хлопанье крыльев. Из тумана выплыла какая-то большая тёмная масса и полетела над рекой. Через мгновение она скрылась в густых испарениях, которые всё выше поднимались от земли… Вечером после ужина я рассказал удэхейцам о том, что видел в тайге. Они принялись очень оживлённо говорить о том, что в здешних местах живёт человек, который может летать по воздуху. Охотники часто видят его следы, которые вдруг неожиданно появляются на земле и так же неожиданно исчезают, что возможно только при условии, если человек опускается сверху на землю и опять поднимается на воздух… В это время вмешался в разговор Чжан Бао. Он сказал, что в Китае тоже встречаются летающие люди. Их называют «Ли-чжен-цзы». Они живут в горах, вдали от людей, не едят ни хлеба, ни мяса, а питаются только растением «Ли-чжен-цау», которое можно узнать только в лунные ночи по тому, как на нём располагаются капли росы. Чжан Бао даже сам видел такого человека… Ли-чжен-цзы – сын молнии и грома, он младенцем падает на землю во время грозы. Это сильный, божественный человек, заступник обиженных, герой.
Владимир Арсеньев. В горах Сихотэ-Алиня
С детства и навсегда моей читательской