тот самый год, когда Джек умер.
Дальний Восток – гигантский авиационный полигон, который именно самолёты сделали чуть менее недоступным. Расстояния здесь измерялись неделями и месяцами пути. Появление железных дорог сократило их до суток, но лишь самолёты свели к часам.
Первый «фарман» под управлением лётчика Якова Седова проплыл во владивостокском небе в 1911 году. Через два года в Приморье появилась эскадрилья штабс-капитана Никифорова – несколько аэропланов «блерио». В 1925-м на собранные Обществами друзей воздушного флота деньги построили восемь бипланов Р-1 – эскадрилью «Дальневосточный ультиматум». Борта машин украшали сжатый кулак и лозунг: «Ннаа!»
В 1926 году гидросамолёт показался в небе Чукотки.
В 1931-м в Хабаровске открылась школа гражданских пилотов, которую возглавила Зинаида Кокорина, первая в СССР женщина, ставшая военным лётчиком.
Авиаторы, осваивавшие восточные маршруты, были похожи на очарованных странников. Несли культуру большого народа – и впитывали культуру малых, увлечённо писали об обычаях нанайцев и чукчей, выходя, как когда-то священники и разведчики, за пределы служебных обязанностей.
Даже в усечённом 1991 годом состоянии Россия – авиационный рай. Лётчику нужен планетарный размах. Вот почему Экзюпери срывался в Сахару и Южную Америку, пытался долететь до Вьетнама… Нам проще – наши зауральские пространства, которые принято измерять италиями и швейцариями, часто вообще лишены шоссейных и железных дорог. Остаётся временами жидкое море, временами твёрдые зимники да вечно газообразное небо.
Моя родная Вторая Речка на севере Владивостока – колыбель приморской авиации. В 1930-х здесь появилось сразу две площадки. Гидроаэродром «Мыс Фирсова» располагался на берегу Амурского залива. Летом 1932 года Илья Мазурук приводнился здесь на гидросамолёте, открыв регулярное сообщение между Хабаровском и Владивостоком (молодым говорил: «Кончил школу – лети на Дальний Восток. Это настоящий университет»). Рядом возник сухопутный аэродром «Вторая Речка». При Хрущёве на месте взлётной полосы проложили Русскую – одну из немногих ровных улиц Владивостока – и выстроили новый жилой район (создателем хрущёвок выступил архитектор Виталий Лагутенко, дед главного певца Дальнего Востока, за что получил звание Героя Соцтруда). На Русской доныне располагается штаб флотской авиации.
Моя бабушка Лиза ещё до войны выучилась в Свердловске на авиатехника (к вопросу о равноправии полов и «мужских» профессиях). Воистину у нас была великая эпоха: бабушка, которую я помню музыкальным руководителем в детсаду и скромной пенсионеркой, прыгала с парашютом и готовила истребители к боевым вылетам. Только узнав это, я понял, почему именно от бабушки в своё время услышал фамилию Арцеулова. Казалось: где она, а где Арцеулов?
Константин Константинович Арцеулов (1891–1980) известен куда меньше, чем Нестеров, с которым вполне сопоставим по заслугам.
Арцеулов – истребитель (какое грозное слово и какая страшная двусмысленность в словосочетании «истребитель нового поколения») Первой мировой. Укротитель страшного «штопора»: в 1916 году впервые в мире намеренно ввёл самолёт в «штопор» и благополучно вывел. Новую пилотажную фигуру ввели в курс обучения пилотов – и бог весть, сколько жизней спасли смелость и расчёт Арцеулова.
Первый отечественный «пилот-паритель», как называли планеристов. Дружил с Максимилианом Волошиным, основал в Коктебеле кружок «Парящий полёт». Через «планерные слёты» в Коктебеле прошли многие знаменитые впоследствии лётчики.
Первый испытатель: в 1923 году опробовал истребитель И-1 конструкции Поликарпова.
Наставник Валерия Чкалова, Михаила Водопьянова, Сергея Королёва.
В 1933-м выслан на четыре года в Архангельск, работал мотористом на катере. После ссылки к полётам не вернулся. Внук мариниста Айвазовского, Арцеулов прекрасно рисовал. Иллюстрировал книги Джека Лондона, Ивана Ефремова, Стивенсона, Водопьянова, рисовал морские и небесные обложки для журналов «Техника – молодёжи» и «Знание – сила». 13 апреля 1961 года на первой полосе «Правды» вышел рисунок Арцеулова, посвящённый полёту Гагарина.
Дед лётчика по отцу, инженер-кораблестроитель Николай Арцеулов готовил к походу фрегат «Паллада», на котором адмирал Путятин и писатель Гончаров отправились в Японию. Тётя лётчика вышла за морского писателя Станюковича. Есть «теория шести рукопожатий»; на самом деле – одно, максимум два. Всё близко, всё тесно, все мы – очень рядом.
В первых кадрах «Аэрограда» Довженко о стройке далеко на востоке коммунистического города появляется поликарповский Р-5 – «разведчик пятый». Самолёт летит, судя по титрам, «между Беринговым морем, где гуляют льды и эскадры наших китов, и устьем сверхреки Амура». Оцените лексику: эскадры (!) наших (!) китов, сверхрека… В последних кадрах на восток летит уже целая москитная стая самолётов.
О судьбе одного из Р-5 рассказал в мемуарах лётчик Михаил Водопьянов. На этом полутораплане он возил по стране матрицы «Правды», однажды без разрешения дал самолёт Чкалову – прокатить землячку… На том же Р-5 спасал челюскинцев. Позже самолёт попал в Испанию, воевал, погиб при налёте «юнкерсов» на аэродром.
В записках Водопьянова «Полярный лётчик» (1959) есть эпизод: он, ещё молодой пилот, летит ночью из Казани в Москву и не может сориентироваться. «Москву я знал хорошо. Найду, думаю, Тверскую, по ней прилечу на Ходынку. Прилетел в центр. Кручусь над крышами, пытаюсь узнать какую-нибудь улицу. Но это не так-то легко. Всё мелькает: не успеешь оглянуться, как пролетел. Видны площади, трамваи, но определить место, где находишься, невозможно. Наконец минут через пятнадцать я увидел Сухареву башню. Ура! Теперь уж я найду! Полечу сначала по Садовой, поверну на Тверскую, а она приведёт меня прямёхонько на аэродром. Сделал круг, полетел по Садовой, повернул на Тверскую, увидел вокзал – скоро должен показаться аэродром. Но это оказался не Белорусский вокзал, а Курский. Я попал в противоположную сторону! Вернулся к башне, на этот раз сделал два круга и… опять попал на Курский вокзал». Спустя десятилетие Венедикт Ерофеев напишет знаменитое: «…это у меня всегда так: когда я ищу Кремль, я неизменно попадаю на Курский вокзал. Мне ведь, собственно, и надо было идти на Курский вокзал, а не в центр, а я всё-таки пошёл в центр, чтобы на Кремль хоть раз посмотреть: все равно ведь, думаю, никакого Кремля я не увижу, а попаду прямо на Курский вокзал».
Именно Водопьянов считается основателем гражданской авиации на Дальнем Востоке. В январе 1930 года он с бортмехаником Аникиным и тремя пассажирами на самолёте Junkers F13 (мотор из-за мороза удалось запустить только на тринадцатый день) открыл воздушное сообщение между Хабаровском и Сахалином.
В 1933-м Водопьянов едва не погиб, разбившись на Байкале. В 1934-м летал к челюскинцам, в 1937-м первым посадил на Северном полюсе четырёхмоторный АНТ-6 с командой знаменитого полярника Ивана Папанина (в 1925-м последний, бывший комендант Крымской ЧК, строил в Якутии первую радиостанцию; во время войны обеспечивал навигацию на Севморпути, порой решая проблемы «в ручном режиме» – как, например, при снятии с