«Положение чукчей и китобойный промысел».
В 1877 году Фридольф Кириллович поселился на юго-западе Приморья в Сидеми (нынешнее Безверхово). Построился, на входе в усадьбу установил гранитные столбы с выбитыми на них подковами, ворота изготовил из китовых рёбер. Его соседом и другом был Михаил Янковский, участник Польского восстания 1863 года, сосланный в Сибирь, а после перебравшийся в Приморье и развернувший здесь коммерческую, общественную, научную деятельность. «Широкоплечий финн в кожаной куртке и высоких сапогах смотрел в подзорную трубу. Ветер слегка шевелил пышную рыжеватую бороду, у пояса, в ножнах, висел длинный кривой кинжал», – таким впервые увидел Гека Янковский.
Подковы счастья не принесли: в 1879 году на дом шкипера в Сидеми напали хунхузы. Работники и жена Гека были убиты, имущество разграблено, малолетний сын исчез. Шкипер бывал в Китае, искал среди массы чёрных голов светлую голову сына, но так и не нашёл; дал клятву мстить хунхузам. В рассказе Щербакова говорится, что отныне любой человек в китайской одежде, приблизившийся к заимке капитана, получал пулю. Если писатель и преувеличил, то ненамного. Ополчение Янковского и Гека проводило настоящие таёжные зачистки. Приходилось обороняться и от тигров с леопардами, в изобилии водившихся в Приморье.
О характере Гека говорит его ссора с Янковским. Тот в отсутствие Гека проложил в Сидеми новую дорогу – частично по земле капитана. Гек пришёл в ярость. По словам Янковского-внука, при столкновении с Михаилом шкипер даже выхватил кинжал. Потом остыл, но поклялся десять лет не разговаривать с соседом. Точно по истечении срока Гек подошёл к другу и протянул руку.
С 1893 года бывший китобой № 1 ходил по морям на казённом «Стороже», бывшей «Марии», конфискованной у американских зверобоев. Теперь Гек охранял котиковые лежбища и охотился уже на двуногих. Его судно прозвали «чёрт-шхуной».
«Настигнутые хищники, в особенности американцы, становились гораздо более опасными, чем все три породы камчатских китов… нередко брались за винчестеры и кольты, – говорится в том же рассказе Щербакова. – Тогда капитан свирепел. “У, шорт паршивы, дьяволэ, сатана!” – кричал он, мешая родные и русские ругательства, хватал винтовку и навскидку разбивал оружие в руках целившегося янки». Дек брал браконьера на абордаж, конфисковывал добычу и «превращал физиономию владельца судна в сплошной кровоподтёк своими узловатыми кулачищами».
Одновременно Гек продолжал вести съёмку побережья, составлял лоции. Курсанты мореходных классов Владивостока считали честью попасть к нему на практику.
Со временем шкипер сдал: страдал бессонницей, головными болями, помрачением рассудка. Говорили, что под конец у него обнаружился рак желудка. Летом 1904 года шестидесятисемилетний Гек застрелился в капитанской каюте.
Бить китов давно запрещено, хунхузов не стало, но морские границы Дальнего Востока стережёт патрульный корабль «Шкипер Гек». Старый морской волк по-прежнему в строю.
Лучшие примеры эмансипации женщин дал СССР. Именно в «тоталитарном» Союзе геолог Попугаева открывала алмазы, лётчицы Гризодубова, Осипенко и Раскова устанавливали воздушные рекорды, снайпер Павличенко сотнями уничтожала гитлеровцев, капитан Щетинина водила суда, а подвижник, строитель и депутат Валентина Хетагурова (жена Георгия Хетагурова, командовавшего в боях на КВЖД батареей, а впоследствии ставшего Героем Советского Союза и генералом армии) привлекала на Дальний Восток тысячи комсомолок.
Вот он, феминизм высшей пробы, стальной закалки.
Морская примета говорит: женщина на корабле – не к добру. Возможно, это суеверие связано с тем, что корабль в английском языке имеет женский род, и другие женщины не допускались на борт, чтобы не вызвать его (её) ревности. Адмирал Кузнецов рассказывал, как в 1942 году командир английского крейсера «Кент» не пускал советскую делегацию, в которой были две женщины. Пришлось пустить; вскоре после этого крейсер столкнулся с танкером.
А если женщина – капитан?
Говоря «генеральша» или «капитанша», мы имеем в виду не даму, дослужившуюся до генеральских лампасов или капитанских нашивок, а генеральскую или капитанскую жену. Щетинину никому в голову не пришло бы называть капитаншей – только «капитан». Феминитив был бы неуместен и, пожалуй, оскорбителен для Анны Ивановны. Капитанка, капитанесса? Сам язык отторгает эти формы. Без вариантов: капитан Щетинина, генерал Терешкова.
Её называли «капитан Анна», lady-captain Anna, Анна Ивановна, за глаза – «Аннушка», и сразу было понятно, о ком речь: первая в мире женщина, ставшая капитаном дальнего плавания, Герой Социалистического Труда, почётный гражданин Владивостока…
Если какие-то советские герои сегодня и кажутся неактуальными, то слава Щетининой не померкла ничуть. Даже странно, что её не подняли на щит феминистки.
Она родилась в 1908 году под Владивостоком, на Океанской. Некоторое время жила в районе Шкотово. Когда родители отлучались, детям оставляли заряженные берданки на случай нападения хунхузов.
Газеты призывали женщин осваивать мужские профессии, и Щетинина решила пойти – вопреки воле отца – во Владивостокский водный техникум. Пришла к начальнику, тот стал отговаривать. Проявился характер будущего капитана: «Вам запрещено принимать девушек?» – «Нет, не запрещено…» Выдержала экзамен, поступила – в числе сорока двух из двухсот абитуриентов.
Ей пришлось куда сложнее, чем парням. На первой же практике – пароход «Симферополь», 1926 год – к ней подошёл матрос: «От баб только и было спасение, что на судне, а теперь и сюда лезут?»
Жила в общежитии вместе с парнями. В 1927 году, после приезда высокого чина из Наркомата водного транспорта, её койку перенесли в учебный корпус, в отдельную комнату. Но заниматься по старой привычке ходила в кубрик, к коллективу.
Вспоминая юность в мемуарах «На морях и за морями», Щетинина называет себя «правдоискателем»: спорила с начальством, выступала на собраниях, «хватала через край». Чтобы отстоять право быть моряком, никогда не отказывалась от дополнительной работы. Вообще слово «работа», кажется, встречается в её воспоминаниях чаще других. Однажды капитан распорядился освободить Щетинину 8 Марта от вахты. Она возмутилась, побежала к капитану… Тот замахал руками: «Стойте вахту на здоровье! Зачем же так нервничать?»
Практика на паруснике «Брюханов», вооружение – двенадцать винтовок и пистолеты у комсостава; арестовали – со стрельбой – японский катер, браконьерничавший в бухте Камбальной. Потом работа на одном из первых плавучих крабоконсервных заводов, который так и назывался: «Первый Краболов». На теплоходе «Охотск», везущем с Командор лис и голубых песцов – тех самых, которых поселят на приморском острове Фуругельма, о них напишет Пришвин. На плавзаводе «Ламут», где Щетинина – уже третий помощник. На борту – пятьдесят четыре члена экипажа и триста четыре работника завода. На Щетинину легли, помимо прочего, обязанности завмага. «В начале промысла тройной одеколон никто не брал… Потом его начали брать, и тут же обнаружилось его применение… Капитан распорядился: отпускать его только женщинам. С этого момента женщины потянулись в магазин… В общем,