И сад был непривычен. Деревья, кусты и трава вычурно подстрижены. Тени нет, но зато все причудливо, красиво и необычно.
Заложив руки за спину, Зыгмунт вышагивал по дорожкам, посыпанным желтым песком, и расспрашивал царевича о родителях, о сказочной стране, о торговле, о доходах и расходах. Иногда король останавливался, показывал на какой-нибудь стриженый куст и объяснял: «Это роза», «Это жасмин» или «Это шиповник».
Понемногу юноша осмелел и сам начал задавать вопросы. Спросил о королевской дочери, почему ее не было на обеде.
Зыгмунт тяжело вздохнул.
– Видишь, принц, мой единственный ребенок – моя дочь Ванда – тяжело больна. Ей восемнадцать лет. Но она от самого своего рождения ни слова не сказала. Она все понимает, но не говорит, объясняется знаками. Поэтому я ее не показываю людям. Она писаная красавица, умница, любит читать и перечитала все мои книги, но не говорит. Для меня это большое горе.
– И лечили ее?
– Конечно! Со всего света приезжали наилепшие лекари. Давали ей противные лекарства: горькие порошки, гуттаперчевые пилюли, вонючие отвары. Ничто не помогает! Тогда я всем людям объявил: кто дочь вылечит, того я самыми дорогими подарками награжу…
– Ага, а кто дочь не вылечит, с того голову снимешь. Говорят, ты уже многих добрых молодцев без голов оставил.
– Я сказочный король, мне полагается снимать головы с добрых молодцев. Как же без этого! А потом, прости меня, старика, разве это были многие добрые молодцы? Девять человек! Три наших шляхтича, три немецких принца, два монаха и один настоящий мошенник – русский факир и выученик тибетских халдеев.
– И как они лечили?
– Все пытались удивить Ванду, чтобы она заговорила. Шляхтичи танцевали. Один – краковяк. Другой – мазурку. Третий – полонез. Принцы рассказывали немецкие неприличные жарты, до того сальные, что даже я слухать не смог. Монахи кропили святой водой и нашептывали. А русский факир просто махал руками и заклинал.
– Я берусь вылечить твою дочь без святой воды и махания руками.
– Ничего не получится. Я вынужден буду снять с тебя голову, а мне этого не хочется.
– Не переживай, милостивый государь, я вылечу. Веди меня к королевне!
– Нет, такое дело я не могу решить единолично. Мне надо подумать, посоветоваться. Отложим до вечера. А ты пока пойди отдохни.
Вечером перед ужином за Иваном зашел королевский распорядитель. Царевич опоясался саблей и пошел к Зыгмунту.
– Ну что, принц, не передумал?
– Нет, государь.
– Добже. Я посоветовался с умными людьми и решил, что тайно казню тебя. Об этом никто не узнает. И казню безболезненно. Дам, например, хорошего сильного яду, у меня такой есть. Ты все-таки не немецкий принц из захудалого королевства, чтобы рубить тебе голову на плацу при всем народе. Ты сын самого славного Додона. А нашей державе дипломатические скандалы не нужны.
– Я ценю мудрость и милость твоего величества, – усмехнулся юноша.
И Зыгмунт повел гостя к дочери.
Ванда сидела в своих покоях у окна за пяльцами, как принято у благородных панночек, и спешила завершить замысловатую вышивку до того, как солнце скроется за горизонтом. Это была девушка круглолицая, румяная, со светло-русыми волосами, гладко зачесанными за уши.
Когда король и чужестранец вошли к ней, она быстро поднялась и сделала учтивый книксен. Зыгмунт поцеловал дочь в лоб.
– Вот, Ванда, наш гость – царевич Иван Додонович, сын царя Додона Гвидоновича. Он утверждает, что может излечить тебя.
Королевна покраснела и протянула юноше руку, которую тот поцеловал, преклонив одно колено. Зыгмунт отошел в угол комнаты и сел в кресла. Ванда знаком пригласила гостя присесть рядом с ней.
– Я хочу спросить твоего совета, красна девица, – начал он. – Нас у батюшки-царя три сына: Димитрий, Василий и я – Иван. Однажды мы поехали в лес на охоту. Сделали привал. Димитрий взял ветку и от скуки выстрогал из нее красивую птицу. Василий пошел по лесу, насобирал перьев и украсил ими деревянную птицу. А я нашел чудесный родник и выкупал деревянную птицу в воде. Она ожила, запела и улетела. После того пошли у нас споры и ссоры. Каждый стал доказывать: «Моя птица!» Спорам нашим нет конца. Рассуди, красавица, чья должна быть птица? Разреши наш спор!
Королевна улыбнулась, но не сказала ни слова. Только показала пальчиком на рот и покачала головой.
Иван порывисто встал, выхватил саблю, замахнулся и крикнул:
– Коли мне суждено умереть из-за тебя, пусть и твоя голова пропадет вместе с моей!
Ванда со страха упала на пол и завизжала. В тот же миг из ее уст выползла огромная белая змея – длинная и толстая. Она извивалась и шипела. Царевич наступил на нее каблуком сапога и раздавил ей голову.
Королевна вскочила и с плачем кинулась к отцу, который от ужаса окаменел в креслах.
– Батюшка! Батюшка! Что он делает? – рыдала она.
На вопль Ванды сбежались мамки и няньки, царедворцы и слуги. Юноша поднял змею за хвост и показал.
– Вот причина немоты вашей госпожи.
Зыгмунт бросился к Ивану и обнял.
– Сынок, Бог тебя благословит! Проси у меня все, что только пожелаешь, хоть половину королевства.
– Благодарю, но мне ничего не нужно. Лишь бы твоя дочь была здорова и счастлива.
Заплаканную королевну отвели в опочивальню. Отец ушел с ней. А царевича слуги отвели в столовую залу. Здесь его ждали Демьян и Кудеяр.
– Ба, живой! – обрадовался атаман. – А мы не знали, что думать. Может, тебе уже голову отрубили.
– Раз с головой, значит, вылечил королевскую дочь, – ликовал поэт. – Везде гремят отмщения перуны, и мчится враг, стыдом покрытый, вспять.
– Враг сам остался без головы, – тихо сказал юноша. Он был бледен от пережитого волнения, его голос дрожал.
– Наполним кубок! Меч во длань! – Демьян налил вина Ивану, Кудеяру и себе.
Путешественники сдвинули серебряные чаши. Атаман и поэт осушил их до дна, а царевич даже не пригубил. Он сослался на усталость, ушел в свои комнаты, не раздеваясь, повалился на кровать и так пролежал весь вечер.
Было уже совсем темно, когда к юноше пришел Зыгмунт. Он снова благодарил, говорил о награде и между прочим поведал, что приказал с завтрашнего дня служить во всех храмах торжественные молебны, а послезавтра хочет устроить бал в честь выздоровления дочери.
– Да, принц, – добавил он. – С тобой хочет познакомиться архиепископ Ксаверий Кушаковский, папский кардинал и мой первый советник. Умнейший человек! Ученейшая голова! Урюпейское светило! Он хочет поговорить с тобой о вере. И завтра приглашает тебя в королевскую каплицу на благодарственное богослужение. Придешь?
– Приду.
– Добже. Тогда утром слуги отведут тебя в каплицу. Да,