Матери
Мне тяжело участие людскоеИ трудно о тебе — о мертвой — говоритьНе потому, что я хочу забыть,А потому, что чувствую тебя живою.
<17 января 1946>
«Все, что поверхностно, — уносит ветер…»
Все, что поверхностно, — уносит ветер.Осталось только главное на свете:Зажги огонь и воду вскипятиИ встреть усталого солдата на пороге.Хлеб-соль на рушнике. Он долго был в пути —Умой его натруженные ноги.
<1–6 марта 1946>
«Наш мальчик возвратился из больницы…»
Наш мальчик возвратился из больницы.Он не был дома ровно шесть недель.Ему все внове — комнаты и лица,И за окном апрельская капель.
Как ручеек из плена ледяного.Он вырвался: шумит, бежит, кричит…Все хочет взять, потормошить, потрогать.Как воробей весенний деловит.
Вот на диван бросается с размахаИ прыгает. Звучит победный клик.Топочут ножки. Маленькая птахаТак учится летать. А мир велик.
Оставь его. Набегается вволюИ сладко на твоем плече уснет.Других усталостей и он узнает долю…Не торопись. Все будет в свой черед.
<6 марта 1946>
«Увидим вновь Уланову — Жизель…»
Увидим вновь Уланову — Жизель.Любви доверчивой откроем сноваСудьбу печальную. Под звонкую свирельОна умрет, весенняя Жизель.
Но смерти не прервать очарованья.В прозрачном сумраке она возникнет вновьВиденьем призрачным, и чистая любовьОпять простит и рану, и страданья.Уланову — Жизель увидим вновь.
1946
Моей матери
Мы тебя схоронилиУ самой железной дороги,Там, где ночью и днемПо болоту бегут поезда,Чтобы, в город въезжая»Чтоб, его покидая,Мы с тобою встречалисьВсегда.
Ничего, что тебе подыскалиМы шумную дачу,Где ни склепов старинных,Ни ангелов с книгамиНет.Ты была городская,Не любила надрывного плача,Ты любила дорогу,Объездила в юностиСвет.
Дочь безверного века,Ты трезво глядела на вещи,Но понятие честиЦенила превышеВсего.Так ли я поступаю?Суди меня, мама, порезче,Я так верю тебе —Не осталось у насНикого.
Ты молчишь.Твое телоИстлелоВ болотной могиле.Где рука твоя, мама?Я жду поворота в судьбе.Мы у самой дорогиТебя схоронили,Но дороги всей жизни —Приводят к тебе.
<1946>
«Привезли на кладбище. Ушли…»
Привезли на кладбище. Ушли.Над тобой тяжелый груз земли.Мы домой вернулись. А тебя уж нет.Пусто. Кто нас встретит? Черен белый свет.
Щеточка, которой ты, бывало,Чистила перед уходом шляпу…Свежей болью сердце пронизало…Это горе шевельнуло лапу.
Мы тебя оставили одну.Ты боялась, ты меня просила,Так просила: «Если я засну,Посиди со мной». Я изменила.
Мамочка, ты помнишь, ты ко мнеПриезжала в города чужие,И внезапно, словно в добром сне,Пахло домом, родиной, Россией.
А потом состарилась и ты,Стала ясной беленькой старушкой.Ты хранила для меня мечтыЮности и зрелых лет игрушки.
Корку хлеба, странствия, нуждуТы делила с нами до победы.Ты ушла. Но я к тебе приду.Подожди немного. Я приеду.
<6 апреля 1946>
«Ни для одного любовника на свете…»
Ни для одного любовника на светеЯ тебя оставить не могла.Тает снег. На небе солнце светит.Я все та же, мама. Ты ушла.
Ты рукой водила по постели.Все искала что-то. И в тоскеПальцы я свои в твои вложила,Но моих ты не узнала рук.
<6 апреля 1946>
«В детстве, если тебе…»
В детстве, если тебеЖизнь счастливое детство дает,Мать в мечтах о твоей необычной судьбе,Над твоей колыбелью поет.
В юности столько вокругИ друзей, и подруг.Но дороги расходятся вдруг.Все дороги расходятся вдруг.
Вот и зрелые годы пришли.Боль утрат и горечь измен.Слово бьется, как птица средь каменных стен,Только запах весенней земли…
Отсеки, отруби, отделиГоре сердца и горе уму,Умирать одному…
<1947>
Памяти Эммы Выгодской
По берегам реки забвенья,Где краскам жизни места нет,Проходишь ты мгновенной тенью,Чуть видной тенью прошлых лет.
А ты любила радость жизни,Восторга творческого боль,Улыбку сына, дом в отчизнеИ крепкой галльской шутки соль.
А ты жила, как по ошибке —Жила не так, не с тем, не там —И доброту твоей улыбкиЯ вспоминаю по ночам.
Как быстро ты перелисталаВсей жизни пеструю тетрадь!..И я должна была — я знала —Тебя за руку удержать.
<Сентябрь 1949>
«В чем признак нового?..»
В чем признак нового? УжелиЛишь в том, что вместо молоткаКомбайном горным в подземельеВладеет мастера рука?
Нет! Нового не в этом признак,А в том, что новый человек,Владеющий теченьем жизни,Меняющий теченье рек,
Сам осознал свое призваньеИ, времени поняв закон,В могучем счастье созиданьяСам ускоряет бег времен.
1951
«А может быть — заснешь…»
А может быть — заснешь…И молодость приснится:И полетишь, как птица, —Как хорошо! Ну что ж…
А может быть, — уснешьИ страшное приснится:Измученные лицаДрузей умерших… Что ж.
А может быть — уснетсяИ будет сон твой тих.И на губах твоих,Как будто из колодцаТы этой ночью, всласть,Водою напилась.
<1951>
Весенняя сюита
Быть может, одному лишь Гайдну снилось,Как дирижировал весеннею сюитойМаэстро дятел под горой, в овраге,Где розовые гибкие ракитыС немым поклоном над ручьем склонились.Как зяблики отделывали трели!А как щеглята щелкали и пели,И чмокали, не хуже соловья,И разливались лютней тонкострунной!А море было за ближайшей дюной.Еще замерзшее, оно блестело,Переливаясь голубым и белым,Звенели иволги то в очередь, то сразу,Дрозд мелодично тренькал на суку,Кукушка, терпеливо выждав паузу,Вставляла низким голосом: «Ку-ку!»,Какая-то непризнанная птаха,Не принятая, видимо, в ансамбль,Издалека уныло, но без страха,Чирикала четырехстопный ямб.A утро было полным светаИ нежных молодых ветвей,И, падая с обрыва, в знак приветаВ ладоши хлопал молодой ручей.
< 21 мая 1951, Комарово>
Внуку
О тех годах борьбы упорнойС врагами, с голодом, с нуждой, —Как о странице самой чернойНе думай с грустью, мальчик мой!Но помни с нежностью глубокойО людях баснословных лет,Переносивших труд жестокийВо имя будущих побед.
Как я жалею, что по лени,По равнодушью, может быть,Черты тех первых поколенийЯ не сумела закрепить,Когда стихия вся бурлила,Возмущена, потрясена,И чистый жемчуг выносилаИз глубины людской волна.
<1952>
«Мне снилось, прожила я жизнь свою…»