Ранней весной на Неве
Туман. И Петропавловская крепостьЕдва маячит в сумраке дневном.Волшебная приходит полуслепостьДекабрьским влажным, теплым днем.
Молоденькие клены, стоя в парах,Все ветви устремили в высоту.Чуть светится зелененький фонарикТам, на горбатом Кировском мосту.
Бродить бы так до ночи по тропинкеВдоль Академии над вздыбленной Невой,Но отсырели тонкие ботинки.Пора домой.
1962
Брату
Я оттепели ленинградскойЛюблю внезапную капель,Как будто к декабрю апрельПришел поговорить по-братскиИ напроказил…Так и тыСмягчаешь зим моих суровостьИ вносишь в комнату, как новость,Мимозы желтые цветы.
<1962>
Сверстнице
Как прожить без любви, дорогая,Без любви столько лет?На ладони твоей я читаюУлетевшего прошлого след.
Есть глаза голубыеУ беспечных, как дети, людей,Есть и косы седые,Наших кос, дорогая, седей.
Но испытанный в древних ремеслахВесельчак ФигароЦвет ореха вернет нашим косам —Это сделать не так уж хитро.
Ты не хочешь подделывать чувство?Так отвергни его!Преврати прожитое в искусствоИ мастерство.
<Январь 1957, Переделкино — 12 февраля 1963, Ленинград>
Праздник песни в Эльве
Зал зеленый без оградыБыл открыт со всех сторон.Склон горы служил эстрадой,Крышей — серый небосклон.
Как ручьи сбегают к морю,Как тропинки с гор — к шоссе.Шел на праздник целый город,От детей до дедов, все.
Реют флаги, блещут трубы…Смех и гомон голосов…Сколько синих, красных юбок,Сколько белых рукавов.
Стало тихо, и докладчикПраздник песенный открыл.Дождик маленький украдкойМежду тем заморосил.
Дождь окончился с докладом.Детский выстроился хор.Мы с тобой сидели рядом.Вышла туча из-за гор.
Сельский регент руку подпил.Зашумел над ливнем лес.Песни вырвалась свободноИ взлетела до небес.
Так тревожно, беспокойноПели голоса детей:«А нужны ли русским войны?Вы спросите матерей!»
Мы про ливень позабыли.Не стирая слез с лица,Мы ладони все отбили,Аплодируя певцам.
Оглянулись: не одни мыГоворили: «Подождем!» —Песню мира пели с нимиДесять тысяч под дождем!
<1963>
«Напудрены снегами все деревья…»
Напудрены снегами все деревья,Как будто восемнадцатого векаОпять пришли на землю времена.Окончились печальные кочевья,И вечно-ищущего человекаСверхатомная разнесла война.
Нет, это лишь последствия метели,Февральской вьюги над страной карельской.Нам жить и жить еще года…И никому еще не надоелиНи прелести спокойной жизни сельской,Ни хищнее гиганты города.
Мы ляжем спать спокойно, безмятежно,Проснемся утром, в светлый день веселый,В день гибели грядущей неизбежной,Среди развалин, в мире катастроф.Увидим жизнь бессмысленной и голой,И не услышим ни людей, ни строф.
<31 января 16 февраля 1964, Комарово>
«Спасибо вам, усталые глаза…»
Спасибо вам, усталые глаза:Далекое не охватить вам взглядом,Я вижу ясно только то, что рядом —Прозрачное, как детская слеза.
Открытое, как детское веселье,Как слово чести, как желанье жить…Быть может, недалеко новоселье,Но все хочу — грядущее любить.
<27 января — 4 июня 1964>
Толмач
Не буду тратить чувства на других,Чужим не стану озаряться светом!Луна я, что ли? Для чего свой стихИноязычным отдаю поэтам?
Толмач — вот имя скучное мое.Но не хочу жить этим грустным словом!Зачем алмаз в чужое бытиеПережигать мне творческим ознобом?
Довольно! Стоп! Но попадется вдругТакое на глаза и запоет так больно,Что у меня захватывает духИ льются русские стихи невольно,
И я уже ловлю себя на том,Что строчка вырастает за строкою…Толмач, толмач! А вот и новый томНа полке встал, переведен тобою.
1964
Карельский пейзаж
Так хорош этот бледный карельский пейзаж,Нашей жизни обыденный круг,Что его никогда, никогда не отдашьЗа приветливо-приторный юг.
Только сосны да ели, леса да леса,И тропка, бегущая вниз.А на небе лазоревый свет разлился,Там, где море с землею слились.
На холодном пожаре вечерней зариВстали черные сосен стволы.За горою как будто зажгли фонари.Но леса нерушимо белы.
Все померкло. И ночь раскрывает однаОловянную сень над землей,Пробивая туман, молодая лунаВ небо бросила серп золотой.
И уже розовеет восток на глазах,Озаряет сумрачный лес…Бледный месяц растаял в небесных лугахИ в холодных просторах исчез…
Зимний воздух лесов дунул в створки ушейСкрипом санок и шорохом лыж…Постою на горе, чтоб запомнить живейРадость глаз и карельскую тишь.
И наполнит мне легкие воздух лесной,Силой юности в сердце мне брызнет.Жизнь, еще мы померимся силой с тобой.Мы теперь победители жизни!
1964
Анне Ахматовой («Мы Вас любили, мальчики и девочки…»)
Мы Вас любили, мальчики и девочки,Нам дорог был Ваш профиль горбоносый,И все усмешечки, и все припевочки,И юбка узкая, и шаль на косах.
Мы Вас любили, юную и гневную,И подражать Вам иногда старались.Вы нам казались свергнутой царевною,Но от родной земли не отказались.
Солдатам на войне выходят жребии,И гибнет витязь в одеянье барсовом,Но, не печалясь о насущном хлебе, ВыСвоим путем шагали полем Марсовым,
В потертых туфельках, непокоримая,Усталая, но все-таки державная.Мы выросли, а Вы — всегда любимаяСтихов российских муза славная.
<1961–1965>
Лодзь
О, как я помню этот город,Хоть он и был тогда чужим…И голых окон длинный морок,И суету, и вечный дым.
Не русский снежный, лютый, лютый —Ветрами дышащий февраль,А почек розовую смутуИ неба голубую даль.
Весной на шиферные крышиСпадают крупные дожди…И девочки кричат, ты слышишь, —— Почекай на мене! — Подожди!
Костел и кирха близ участка.Собор на площади большой,Где молится сам пристав частный,Оплот законности чужой.
И узость улочек кирпичных,Где меж восстаньями не спят, —Убогое твое жилище —Текстильный пролетариат!
И фабрик дымные объятьяМеня встречали на пути,Где даже летом в белом платьеНельзя по улице пройти.
И как шипение вулкана,Пред изверженьем, может быть, —Язык, где, как это ни странно,Запомнить — значит позабыть!
<10 февраля 1965. Ленинград>
Мадонна Рембрандта