разграбив. Мы были вынуждены резко сократить деловые поездки по стране и уволить часть сотрудников. По большей части это были конголезцы, люди, с которыми у нас установились тесные и уважительные отношения. К примеру, нашего повара я несколько раз спасал от стычек, происходивших в Камине, и отправлял в его родную деревню Мукини, пока страсти не утихнут. Однажды вечером он появился у нас в доме, хотя я отпустил его примерно час назад. Я думал, что он что-то забыл и поэтому вернулся, но на самом деле он пришел, чтобы предупредить нас: лучше бы нам забаррикадироваться, потому что уличные стычки уже начались в нашем районе. Теперь такое случалось у нас ежедневно. Мы столько работали, чтобы потом увидеть, как плоды наших трудов разворовывают алчные политики и как их разрушают просто от злости.
Но мы и представить себе не могли, что дело обернется гораздо хуже. После того как у власти оказался Мобуту, ситуация стала стремительно меняться, и для нас, иностранцев, постоянное проживание здесь становилось все более рискованным. Однажды вечером по радио Леопольдвиля передали послание президента: начиная со следующего дня все белые – вне зависимости от национальности и района проживания – обязаны сдать свое имущество гражданам нового государства Заир. На следующее утро, когда я шел открывать магазин, передо мной возник прекрасно одетый темнокожий.
– Господин Модиано, – сказал он, протягивая мне конверт, – это для вас.
Я вскрыл конверт и нашел внутри официальное письмо от правительства. Там говорилось, что я должен сдать им все, чем владею: банковские счета, дом, магазин. Кроме того, если у правительства возникнет во мне необходимость, я буду обязан работать на правительство. По счастью, на меня посланец правительства не претендовал, ему просто хотелось как можно скорее добраться до моих банковских счетов.
Оглушенный такой наглостью, я пошел следом за ним, с трудом сдерживая гнев. В банке служащий быстро закончил дело, словно речь шла об обычной процедуре: переписал мой банковский счет на имя этого наглеца и заверил, что у меня нет долгов перед государством, что я в ладу с законом и на мне не висит ни одного финансового обязательства. Покончив с формальностями, он протянул мне ручку, чтобы я подписал документ. Все, чего я добился за долгие годы работы, было аннулировано одним росчерком пера. А все мое имущество – дом, машина, грузовик и все магазины – исчезли как во сне.
Домой я вернулся опустошенным. Осмыслить то, что произошло, я не мог. За несколько минут моя жизнь совершила еще один крутой вираж, и судьба вновь поставила меня перед радикальным выбором: я в очередной раз был должен бросить все в той стране, что уже стала моей.
Впрочем, бегство теперь было неизбежностью. Обстановка на улицах обострялась, и среди колонистов ходили ужасные истории о насилии и постоянных угрозах со стороны людей Мобуту. У каждого из нас был либо родственник, либо знакомый, кому пришлось с этим столкнуться. В любой момент можно было получить пулю от какого-нибудь невменяемого военного. Мне самому довелось оказаться в такой ситуации.
Однажды вечером, чтобы спастись от нападений солдат, мы, местные коммерсанты, укрылись в католической миссии неподалеку от нашего дома, в Камине. Там находилась больница, которой руководили священники. Вот в ней мы и спрятались. Среди нас были бельгийцы, греки, итальянцы, люди, которые давно здесь жили и создали в этой стране богатство и себе, и другим. А теперь мы были вынуждены прятаться, как мыши, чтобы не попасть в руки насильников из войска захватчиков. Среди нас была и наша близкая подруга, синьора Иргандес. Она прибежала в больницу вся в слезах и рассказала, что ее дом окружили пьяные солдаты. Ей удалось убежать, а ее муж и брат не смогли и теперь оказались в западне. Видеть ее в слезах было выше моих сил: эта славная женщина рисковала потерять своих близких из-за каких-то пьяных идиотов. Это было уже слишком. Дом семьи Иргандес находился от нашего убежища километрах в двух. Надо было что-то делать, чтобы помочь ей. Я наметил план действий, сел в машину и поехал. Доехав до места, я обнаружил там целую банду в дымину пьяных солдат. Они еле стояли на ногах, размахивали ружьями, как игрушками, и могли в любой момент выстрелить просто так. Я вышел из машины и пошел им навстречу, заговорив с ними на суахили, которым владел довольно прилично. Парни обернулись, услышав мой голос, и стали слушать. Вид у них был ошалелый, движения замедлены, но это не делало их менее опасными: пьяный и заряженное ружье никогда не составляют удачную комбинацию. Надо было вести себя максимально спокойно.
Я довольно развязно приветствовал их, делая вид, что вовсе не удивлен их присутствием.
– Привет! – сказал я и указал на машину: – У меня там ящики с пивом, взять не желаете?
Солдаты бросились к багажнику, сгрузили ящики и начали пить с такой жадностью, словно видели пиво в последний раз. А я тем временем подошел к дому. Иргандесы видели все происходящее в окно и быстро вышли мне навстречу, стараясь особенно не попадаться на глаза военным. А те были уже настолько пьяны, что вряд ли что-нибудь соображали. Мы изо всех сил старались казаться такими же наглецами, но у нас дыхание перехватывало от страха. Солдаты галдели, крутясь возле ящиков с пивом, и теперь уже не обращали на нас внимания. Мы бегом припустили к машине, я завел мотор, и мы уехали как ни в чем не бывало.
Такой стала наша повседневность: насилие, угрозы, грабеж. Назвать это жизнью уже не получалось, и некоторые почувствовали беду уже гораздо раньше. К примеру, мой дядя Рубен давно уехал со всей семьей в Кейптаун, в Южно-Африканскую Республику, за три тысячи километров отсюда. Для него Заир стал перевернутой страницей.
У нас с Зельмой теперь ничего не было, и ничто нас больше не связывало с этой страной. Нам осталось только быстро собраться и бежать. Мы собрали два небольших чемодана с самым необходимым, сложили туда носильные вещи и наличные деньги. Спасти что-нибудь еще было невозможно. Сколько же всего нам пришлось оставить за плечами! Вся наша благополучная жизнь уместилась в два чемодана и в наши карманы, где болталось несколько долларов на дорожные расходы. Годы тяжелой работы и многих лишений исчезли по одному щелчку пальцев.
* * *
Как и все наши знакомые, мы вылетели из Элизабетвиля в Брюссель. Приехав в Бельгию, все разбрелись по разным дорогам: кто вернулся на родину, кто туда, где мог рассчитывать на поддержку друзей или родных. Некоторые уехали в Грецию, некоторые – в Америку, затаив в