В том же мифе о Персее реконструирована ситуация жертвоприношения морскому чудищу. Однако речь, скорее всего, идет о том, что после одержанной победы над «сухопутными силами» основная резиденция русалок осталась на островах, поближе к змеям и большим рыбам. При этом все юные особи единого племени должны были покидать сушу для прохождения службы в рядах русалок. Не обошлось без жертв среди тех, кто не имел в генетической памяти умений быстро плавать и обращаться со змеями. Однако после воцарения победителя «медузы», эта практика прекратилась. Хотя к тому времени волосатых и плохо плавающих женщин уже и не осталось. Суша и море стали общим местообитанием всего племени. Так же как общим стало умение ладить со змеями и крупными птицами, рыбачить и охотиться на других птиц, поедание которых не является табу.
Косвенным доказательством правильности нашей реконструкции может служить особо трепетное отношение людей к хищным птицам и к крупным длинношеим (змееголовым) водоплавающим. Известно негативное отношение общества к охоте на лебедей. А сами братья-лебеди или же царевны-лебеди являются героями мифов, легенд и сказок. Например, древние греки точно знали, что отцом воспламеняющей страсти Елены был божественный лебедь Зевс, а матерью – водоплавающая Леда.
Даже гусь, средний по крупности и длине шеи, считается все же праздничным угощением. А праздник – это и есть способ укрепления табу через коллективное переживание нарушения и чувства вины. Психическая программа «праздника» как регулярного, связанного с циклическим движением светил нарушения табу ради ощущения единства и обновления закона, также была приобретена в этот самый День Пятый.
Вообще психическая атмосфера единства, достигнутого к середине Дня Пятого, сильно отличается в лучшую сторону от полудня Дня Четвертого. В предыдущий раз единство стаи-племени было достигнуто самым жестоким способом, огнем и мечом (в смысле обоюдоострым топориком). Печальная судьба мифического Прометея отражает жестокие нравы четвертого этапа антропогенеза. Однако в полдень Дня Пятого соотношение сил устрашения между сторонами не столь однозначно в пользу русалок-змееносиц. Их сухопутные братья тоже агрессивны и способны преодолевать свой животный страх. Поэтому перевес морской стороны достигается, не только за счет «кнута», но и в большой степени за счет «пряника» – постепенного приучения к новой сытной еде во время ночных оргий.
Кульминацией взаимопроникновения и единства двух частей племени становится общая оргия с участием двух лидеров – вождя «братьев» и предводительницы «сестер», они же верховные жрец и жрица. Амбивалентное состояние всех участников – готовность одновременно и драться, и совокупляться. При этом «дары моря», предназначенные для пиршества, склоняют чашу весов в сторону примирения. Инстинкт подражания вожаку превращает всех рядовых участников в самых внимательных зрителей, следящих за взаимоотношениями двух главных героев. Соответственно в случае успеха речь идет о первой духовной мистерии, священной свадьбе двух жрецов. Этот момент также отражен в мифе о Персее, который женится на Андромеде. Единственная, но простительная для древних греков неточность в реконструкции событий заключается в том, что молодой вождь на самом деле соревновался с юной жрицей, привязанной на берегу моря. Спасение заключалось в том, чтобы не дать ей первой убить «большую рыбу», а сделать это самому, установив стратегический паритет двух сил.
После достижения единства и согласия, подкрепляемого регулярным повторением священной свадьбы, обновленное племя начинает новую экспансию вдоль берегов озер и рек, захватывая все новые прибрежные территории. При этом под защитой человека священные змеи и священные птицы плодятся и размножаются, как и повелел им Бог вечером Дня Пятого.
Еще одним важным изобретением Дня Пятого, которое могли подарить человеку змеи, является умение обвиваться вокруг древка, переплетаться и свертываться в клубки. А также умирать или же сбрасывать кожу, которая высыхает и остается в обвитом положении. Русалки наверняка подражали движениям живых змей, продевая змеиные шкуры сквозь дыры от сучков, а затем и в петли. От этого умения совсем немного до изобретения способа привязывать острые каменные топоры и наконечники копий к древкам. А также к умению натягивать тетиву на лук. Но это, скорее, умение следующего Дня Шестого.
Впрочем, главный божественный символ русалок Дня Пятого можно и в наше время увидеть на голове женщин и девочек в виде заплетенных кос, похожих на свившихся змей. Да и обвивающие шею бусы – тоже из тех самых времен. В экстерьере наиболее воинственных мужчин также можно найти отголоски символики птиц. Гусарские кивера и орлы на кокардах, да и фуражки с козырьками вкупе с гусиным шагом военных парадов – все это выглядит как-то очень подозрительно.
День Шестой
Пожалуй, нам нужно сформулировать явно главный принцип нашей реконструкции событий. Принцип этот такой: поведение всей прачеловеческой стаи строго обусловлено лишь теми стереотипами, которые сложились на предыдущем этапе. Из базовых инстинктов складываются инстинкты сложные, их сложных инстинктов – программы поведения, из программ – циклы их реализации.
Мы могли заметить, что День Пятый устроен сложнее, чем предыдущий этап антропогенеза. Так, на пятом этапе рождаются сразу два символа божественного начала – змея и птица, а единство племени достигается за счет удвоения «политического центра». Теперь во главе племени оказывается не один самец-вожак, а пара заглавных героев – жрец и жрица, они же – божественные Птица и Змея, объединенные ритуалом первой мистерии.
Усложнение картины реконструкции требует не только сверки с античными и библейскими мифами. Дополнительный критерий проверки состоит в объяснении отдельных второстепенных деталей в поведении человека или в его анатомии. В основном русле наших рассуждений мы заняты обоснованием важнейших социальных стереотипов как «священный брак» древних мистерий, в свою очередь породивший институт моногамного брака. Но мы, как честные исследователи, должны лишний раз перепроверить себя на специфических деталях, которые до сих пор не были в фокусе нашего внимания и не могли подспудно влиять на ход наших рассуждений.
Поэтому еще раз пролистаем ту же книгу Д.Морриса в поисках каких-то явных отличий в сексуальной жизни человека от других приматов, которые мы еще не использовали в качестве улики. Ну, например, такая мелкая подробность, что строение половых органов у приматов приспособлено к вентро-дорсальной позиции. Эта поза используется также для символики подчинения власти вожака. А вот у самок человека, напротив, строение половых органов приспособлено к вентро-вентральной позиции соития. Почему?