Другие племена, происходящие от той же пары потомков «медузы-победительницы» продолжали двигаться вдоль берегов озер и рек. И в этой части человеческого рода более значимыми становятся стереотипы, связанные с регулярным повторением ритуалов мистерий, подтверждения равенства мужского и женского начал, ведущего к формированию не только внешнего единства племени, но и внутреннего, психического единства человека. То есть эта ветвь развития, судьба которой отражена в образах Книги Бытия, пошла по пути гармонизации сложной психической структуры.
Прежде чем реконструировать условия и механизмы такого развития, нужно для начала понять, о чем идет речь в описании полдня Дня Шестого. Что означают весьма загадочные архетипические образы, открытые Моисею: «И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их» /Быт. 1,27/.
Нет, если бы мы верили в буквальное прочтение Библии, то и вопросов никаких не возникло. Ну, разве только пару-тройку вопросов: Почему намерение Бога сотворить человека по своему подобию вдруг заканчивается сотворением сразу двух особ разного пола? И кто из них по подобию, а кто просто так? И зачем в таком случае нужно буквально спустя тридцать стихов создавать еще одну женщину из ребра мужчины? Все эти вопросы, разумеется, давно поставлены, и на эти темы исписаны горы богословских и эзотерических книг. Но в отличие от богословов, которые вправе ссылаться на чудеса и непостижимость воли Создателя, мы-то с вами обязаны объяснить каждую архетипическую деталь, каждый поворот отраженной в Книге Бытия сложной интриги Предыстории. Причем объяснить со строго научных позиций и исключительно на основе здравой логики. Так что наша задача будет посложнее, но зато намного интереснее.
Однако для перевода символов тайного языка Библии на язык аналитической психологии нам придется все же обратиться за помощью к наиболее мудрым толкователям библейской символики. Например, к апостолу Павлу, в посланиях которого достаточно места уделяется правильной взаимоотношениям мужа и жены, причем со ссылкой на Адама и Еву /1Тим 2, 8-14/. Притом что перевод стиха из Дня Шестого «мужчиной и женщиной» или «мужем и женой» явно равнозначен.
Апостол Павел сам подтверждает свое умение говорить притчами, имеющими как буквальное прочтение, так и скрытый от непосвященных символический смысл. В то же время именно апостол Павел пытается развить явное учение о «внутреннем человеке», о сложной структуре личности. Это учение Павла из Тарса предвосхищает почти на две тысячи лет аналитическую психологию Юнга. Карл Густав из Цюриха, как известно, составил в середине ХХ века первую более менее подробную карту внутреннего устройства человеческой психики. Он, в частности, открыл для психологии такое понятие как «анима» – женская часть личного бессознательного у мужчин.
Поэтому вслед за некоторыми немногочисленными, но довольно убедительными толкователями библейской символики мы также предположим, что за символами «мужа» и «жены» скрывается дух и душа по апостолу Павлу, они же «внутренний человек» и «внешний человек». Павел говорит о духовном человеке, то есть о некоторой психической субстанции, обладающей определенной автономией существования. Такой «духовный субъект», «дух» или «душа» обладает некоей структурной целостностью (телом), а также вступает в отношения с другими «субъектами», ипостасями личности.
Заметим, что Юнг хотя бы жил в одно время с Винером и застал первые ЭВМ. А во времена апостола Павла не было даже отдаленных представлений об информационных объектах (данных) и логических субъектах (программах). Между тем для современного человека, знакомого с курсом информатики, нет ничего удивительного в словосочетании «тело программы» или в представлении об общении (передаче данных и управления) между двумя программными модулями. Так что, на самом деле, Павел из Тарса, как и его Учитель, вынужден рассказывать притчами и неясными терминами о психических программах, живущих в виртуальном пространстве человеческой психики.
Мы уже говорили в начале главы о сложных поведенческих программах, направленных на объекты внешней среды. Это экстравертная часть психики. Но в самом начале нашего эссе мы говорили и возможности применить те же самые психологические функции (набор программ) также и к образам, составляющим коллективный опыт многих поколений. В этом случае речь идет об интроверсии.
Можно представить себе, что на первых этапах антропогенеза, пока коллективный опыт был относительно небольшим, психика прачеловека представляла собой единое «психическое тело» – одну программу из нескольких сложных инстинктов, оперирующих в бодрствующем состоянии с внешними объектами. В ночное время, в состоянии сна эта же программа могла оперировать с данными личного опыта, дополняя его коллективным. В этом нет ничего удивительного, даже собаки во сне «бегают», видимо догоняя убежавших от них днем кошек или хозяев.
Переход «русалочьей» части сообщества в «совиный» режим ночного бодрствования и одновременно к совершенно новой водной среде вполне мог стать первоначальным толчком и причиной усложнения, удвоения структуры психики. Нам известно по собственному опыту, что ориентация и любые движения в темноте и в дневное время, даже в одном и том же месте требуют совсем разных навыков и умений. То есть поведенческая программа русалок, обитавших днем в «водной нише» и лишь ночью выбиравшихся на сушу, практически совсем не совпадала с поведенческой программой сухопутных пралюдей. Точно также информационные образы ночной природы не совпадали с дневными образами той же среды. В двух частях стаи сформировались несовпадающие автономные части психической среды – и предметы (образы объектов), и субъекты (программы действий). Затем, после очередного полудня, воссоединившего обе части разделенной стаи, в психической матрице потомков стали сосуществовать обе несовпадающих части. Назовем эти две слабо связанные друг с другом части психики «дневная личность» и «ночная личность». Вполне вероятно, что те члены основной стаи, что по ночам под Луной присоединялись к оргиям своих сестер-русалок, с наступлением дня ничего не помнили о ночных отношениях. Так что при случае искренне возмущались наглым поведением и жестоко преследовали своих недавних возлюбленных.
Психическая амбивалентность на четвертом, огненном этапе антропогенеза также была бы невозможной без предварительного шизофренического расщепления двух субъектов в одном теле русалки. Разница с предыдущим, третьим этапом – в том, что и «дневная личность», и «ночная» развиты в равной степени и имеют общий опыт. Так что происходит борьба двух комплексов поведенческих программ за психические и физиологические ресурсы организма. Чувственные инстинкты «дневной личности» запускают поведенческую программу лояльной вожаку самки, агрессивные стереотипы «ночной личности» диктуют программу приготовления к жестокой мести. При такой реконструкции происхождения шизофрении достаточно легко понять, в чем заключается преимущество расщепленной личности перед целостной психикой животных предков. Это – возможность параллельной работы одной «личности» с внешней средой через поведенческие программы, а второй «личности» в то же самое время – с внутренними образами личного и коллективного опыта.