Крик низкий и приглушенный, полный боли и потерянной надежды. А затем он превращается в тихий стон, за которым следует всхлип, который порхает по деревьям, как крылья колибри. Чертыхаясь, я поворачиваюсь на каблуках и бегу на звук, сильнее двигая ногами, желая, чтобы они шли быстрее, быстрее, быстрее.
Ветер здесь сильнее, он воет в просветах между деревьями, разрывает мою одежду и режет кожу. Мои ботинки становятся тяжёлыми на ногах, и моё дыхание вырывается из меня белым облачком, и я всё ещё бегу, пока не добираюсь до маленькой, тенистой поляны, тёмной, как ночь, и я вижу его — кровавую массу на земле, его одежда валяется вокруг него рваными лентами. Он окружен тенями, которые колышутся и плывут по воздуху, грязь под ними превращается в лёд.
Часовые. Они замораживают своих жертв, сохраняя мясо свежим, чтобы не торопиться снимать с них плоть живьём.
Большая часть его плоти исчезла. Медный запах крови смешивается с запахом дерева. Его мышцы похожи на куски говядины, скреплённые спагетти. Я по привычке кладу монету в руку и думаю: «Джо, тащи сюда свою задницу. Сейчас же».
Я делаю шаг вперёд, но к горлу подступает желчь. Я сажусь на корточки на земле, и меня рвёт, пока ничего не остаётся. Я сомневаюсь, что путешественник всё ещё может быть жив, но затем его голова, вся из обнаженных мышц и костей, наклоняется в мою сторону, осколки льда вдоль его шеи скрипят и ломаются, когда он произносит одними губами слова:
— Помогите мне.
Я вытираю рукавом рот и бегу вперёд, размахивая руками и крича на тени, как будто они птицы, которых можно отпугнуть.
— Уходите! Убирайтесь отсюда!
Но тени не уходят. Их смех звучит так, словно ломается лёд.
Я нацеливаю на них свой нож.
— Отойдите от него, — говорю я, стараясь казаться храброй, даже когда делаю шаг назад.
Тени подкрадываются ближе, становясь темнее в тех местах, где их тела пересекаются. Они тянутся ко мне пальцами, похожими на веточки, их шепот забивает мне уши. «Свежее мясо, — хрипят они. — Так приятно есть». Я делаю ещё один шаг назад и натыкаюсь на пятно солнечного света. Пальцы теней быстро отдёргиваются, как будто их обожгли.
Я в безопасности здесь, в этом круге света, даже когда Часовые крадутся по его краям, как будто ищут слабое место, теневой мост, по которому они могут переплыть и добраться до меня, но я не могу остаться тут. Тени уже возвращаются к путешественнику. Они отрывают ещё одну полоску кожи с его бедра, и я не думаю. Я шагаю в темноту.
— Эй!
Они поворачиваются ко мне. Они движутся быстрее, чем мои глаза могут за ними уследить. Тыльную сторону моей ладони внезапно обжигает; я прыгаю обратно в круг света, надеясь, что кто-нибудь из них последует за мной и умрёт, или получит достаточно травм, чтобы отступить, или что-то в этом роде, но они остаются в темноте.
Моя рука кровоточит там, где был содран кусочек кожи.
— Винтер! — голос дяди Джо эхом отражается от деревьев.
Я оглядываюсь. Хмурая гримаса морщит его в остальном безупречное лицо, когда он мчится по тропинке, чёрный кожаный плащ развевается позади него.
Он встает передо мной, прикрывая моё тело своим. Он поднимает руку, сжимая в кулаке шар белого света, как будто это бейсбольный мяч. Полоски света пробиваются сквозь щели между его пальцами.
— Убирайтесь, демоны.
Свет вырывается из его ладони, и тени распадаются на части. Они зарываются в землю, в чёрные щели в деревьях и под упавшими бревнами. Их пронзительные крики звенят в воздухе, как падающее стекло.
Я встаю, мои ноги подкашиваются подо мной. Я делаю шаг вперёд, но рука дяди Джо сжимает моё плечо.
— Отойди, — говорит он.
— Т-там путешественник, — говорю я, указывая на ободранное тело на земле.
Солнце вернулось на поляну, хотя пёстрая тень от навеса всё ещё окутывает парня. Мои зубы стучат, как маракасы, и я не могу перестать дрожать. Слишком много адреналина течёт по моим венам. Слишком много, слишком много — я не знаю, что со всем этим делать.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Я достану его, — говорит Джо, выходя из солнечного света.
Он присаживается на корточки рядом с телом и прикладывает ухо к сетке мышц и вен, тянущихся по его груди. Джо со вздохом отстраняется и качает головой.
— Нет, — слово срывается с моих губ.
Я опоздала. Я не спасла его.
Я даже не знаю, откуда он взялся, и сколько ему было лет. Единственное, что я знаю наверняка, это то, что он не должен был умереть здесь. Возможно, ему было суждено умереть через десять секунд после того, как он вернулся через порог в своё время, или через десять лет, или через пятьдесят. Но это должно было быть в его время, в его мире. Не сейчас. Не здесь.
Я — причина, по которой он мёртв. Если бы я нашла его первой, если бы я слушала более внимательно, если бы я была лучше, сильнее, быстрее…
Джо вытирает слезу с моей щеки. Я смотрю, как капля стекает по его пальцу.
— Это из-за меня, — говорю я.
— Нет, — говорит он, — ты этого не делала.
Я смотрю на него, чувство вины перерастает в гнев.
— Да, я это сделала. Моя работа — доставить этих путешественников домой в целости и сохранности. Я несу ответственность за то, что происходит с ними здесь.
— Винтер…
— Я должна патрулировать.
Я убегаю сквозь деревья, хотя и знаю, что это бесполезно. В моём секторе больше никого нет — во всяком случае, никого, кого я могу чувствовать. Может быть, есть такие, которых я не чувствую, потому что их больше нет в живых, потому что с них тоже содрали кожу до смерти.
— Винтер, остановись, — кричит дядя Джо, его шаги хрустят ветками позади меня. — Это небезопасно.
— Просто оставь меня в покое, — кричу я в ответ, оглядываясь через плечо, но я едва могу видеть его сквозь стену слёз, ослепляющих меня.
— Винтер.
Я падаю на землю, рыдания сотрясают моё тело. Дядя Джо останавливается рядом со мной и обнимает меня за плечи. От него пахнет сигаретами и изношенной кожей.
— Что, если есть кто-то ещё? — спрашиваю я его.
— Никого нет.
— Откуда ты знаешь?
Он вздыхает.
— Честно говоря, я не знаю. Что я знаю наверняка, так это то, что ты обещала мне прошлой ночью, что будешь осторожна, и не будешь бродить по лесу без причины, и ты собираешься сдержать это обещание.
Прошлой ночью. Всё это стремительно возвращается ко мне. Я хочу спросить его, почему у него на штанах была грязь. Почему ему потребовалось так много времени, чтобы найти меня. Я хочу прямо спросить его, не является ли он одним из последователей Варо, но я этого не делаю.
Потому что я слабее, чем кажусь. Потому что я не могу потерять и его тоже.
Поэтому я ничего не говорю. Я просто позволяю ему вести меня обратно тем путём, которым я пришла, туда, где главная тропа от моего порога разветвляется, где воздух тёплый и уже давно выжег утренний мороз. Где листья выглядят нормально — или настолько нормально, насколько они когда-либо выглядели, потому что сотканы из магии и других тайных вещей, — и земля твёрдая под моими ногами.
* * *
Меня тошнит, когда я, наконец, выхожу из леса, Джо исчезает позади меня. Желчь подступает к моему горлу, давит, давит, давит, пока я больше не могу сдерживать её. Я наклоняюсь над папиным камнем — моим камнем, — на котором были нацарапаны его и мамины инициалы, меня сухо тошнит на влажную траву. Мой желудок сжимается в конвульсиях, снова и снова. Я не могу дышать. Я начинаю паниковать, говорю себе, что мне нужно остановиться, что ничего не осталось.
Но в этом-то и проблема. Ничего не осталось — это отнимают у меня, по одной вещи за раз.
В мой дом, в мой лес, в мою жизнь вторглись. Когда папа впервые рассказал мне о лесе, я не знала, что в этой истории будут герои и злодеи. Я думала, что это просто так: стражи, совет, лес. Постоянно работая вместе, чтобы защитить тонкую ткань времени. Никогда не отклоняясь от того, что было, что есть сейчас, что будет.