И это на фоне жутких результатов четырех полетов «Востока-1» с собаками в 1960 году: все они так или иначе закончились неудачей, кроме полета Белки и Стрелки, который тоже не обошелся без проблем. В этой игре на кон было поставлено все. Пожалуй, лучше других это настроение уловил Каманин, записавший 24 февраля в своем дневнике: «Мое личное мнение таково: без риска космос не освоить, но бояться риска и возможных жертв – значит тормозить полеты в космос»[263]. Если президент Кеннеди беспокоился о непропорциональных рисках, то Королев принимал эти риски, чтобы идти вперед и быть первым. Даже если риск касался жизни человека.
Для Юрия Гагарина в том феврале самым, пожалуй, главным событием было то, что Валентина скоро должна была родить их второго ребенка, братика или сестричку маленькой Леночки. Малыша ждали в начале марта, а 13 февраля Гагарин написал своей матери Анне Тимофеевне и попросил ее приехать и пожить у них в подмосковном Чкаловском. «Валя чувствует себя хорошо, – писал он. – Осталось недолго»[264]. Он был занят больше, чем когда-либо, и извинялся перед матерью за краткость письма. «Я по-прежнему на работе с утра до ночи». Но чем конкретно занимался, не сказал. Он никогда не говорил. А родители никогда и не спрашивали его.
Жена тоже не задавала вопросов, по крайней мере в первые полгода его подготовки. Жены всех остальных космонавтов знали, пожалуй, побольше – не потому, что им полагалось знать, а потому, что догадывались или их мужья нарушали требование держать язык за зубами. Тамара Титова знала с тех самых пор, как Герман писал ей те недозволенные письма во время медицинского обследования в госпитале. Жена Григория Нелюбова Зинаида знала, потому что работала машинисткой в Центре подготовки космонавтов. А лучшая подруга Зинаиды Марина Попович знала, потому что сама была первоклассным пилотом и тоже, по словам ее дочери Натальи, отличалась «горячей кровью»[265] и могла нагнать страху. И уж точно она была не тем человеком, который стал бы мириться с отговорками своего мужа Павла.
Но Валентина Гагарина не знала, по крайней мере до лета 1960 года, когда руководство решило, что пришло время рассказать женам правду о том, чем именно занимаются их мужья. Когда полковник Евгений Карпов, начальник Центра подготовки космонавтов, приехал, чтобы проинформировать их, все они, кроме Валентины, уже были в курсе. По словам дочери Гагарина Елены, «он пригласил всех женщин, всех жен будущих космонавтов на своего рода совещание и рассказал им, какого рода работу выполняют их мужья. И моя мама была единственной, кто ничего не подозревал»[266]. Тамара Титова хорошо помнит то совещание. Открыв тайну, Карпов этим не ограничился и прочел лекцию об их обязанностях как советских жен: «Вы должны приспособиться к их режиму, – призывал он. – Вы должны создать им необходимые условия для отдыха и не заставлять их беспокоиться о повседневной домашней жизни. Судьба страны в ваших руках»[267].
Держать судьбу страны в своих руках всегда непросто, а в данном случае особенно, не в последнюю очередь потому, что никто из этих женщин не имел понятия о том, с чем на самом деле связан полет в космос – да и мужья их знали немногим больше. Однако всем им был хорошо знаком страх. Он был привычным для жен военных, которые в мгновение ока могли стать вдовами и потом в одиночку воспитывать детей на жалкую советскую вдовью пенсию. Как говорит Тамара Титова, ей всегда было «страшно»
провожать мужа и не знать, увидишь ли его снова. Хотя я гнала эти мысли прочь. Я была молода и, наверное, не до конца понимала, какому риску мой муж подвергается каждый день. В летние дни я любила сидеть у открытого окна и слушать, как они взлетают и уходят в небо… Но иногда наступала тишина… а затем включались сирены и, не дай бог, происходило это… Что-то случалось во время посадки или самолет отклонялся и съезжал с полосы. А потом все просто останавливалось.
Об этих страхах, однако, редко говорили открыто в тесном маленьком сообществе, в котором теперь обитали космонавты и их жены. Этот мир был «совершенно советским, – вспоминает Тамара Титова, – без всяких привилегий, без ничего», в нем космонавты жили бок о бок в квартирах, которые по западным стандартам считались бы крохотными и скучными – без телевизоров, без холодильников, даже без телефонов, – но по советским меркам они казались приличными. В сравнении с домами, в которых выросли многие космонавты, квартиры были почти роскошными, особенно если, как у Гагарина, роль дома долгое время играла землянка.
Денег тоже было не особо густо. У космонавтов, существовавших в своем тайном контролируемом мире, семьи жили на зарплату, которая со всеми надбавками составляла примерно 400–450 рублей в месяц. Хотя эта сумма в пять-шесть раз превышала среднюю заработную плату в тогдашнем СССР, по сравнению с доходами астронавтов Mercury с учетом денег от Life это было совсем немного. Кроме того, высокие должностные оклады были установлены не сразу, а до этого Тамаре Титовой и двум другим женам приходилось даже натирать полы в чужих квартирах, чтобы свести концы с концами. Если Алан Шепард и некоторые из его коллег-астронавтов гоняли по пляжу на автомобилях Corvette последней модели, то Гагарин и его товарищи-космонавты ездили до Чкаловского на автобусе или электричке. Никто из них еще не мог позволить себе купить машину.
К концу февраля 1961 года, когда Гагарины ждали рождения второго ребенка, большинство из 20 отобранных космонавтов готовились к полету уже почти год. Значительная часть подготовки показалась бы их соперникам из команды Mercury 7 знакомой. В обеих программах присутствовали «рвотные кометы» и полеты с выполнением серии горок, позволявшие имитировать невесомость на протяжении 30 с чем-то секунд, – за пять дней в мае 1960 года Гагарин прошел через это 75 раз. Он наслаждался каждым мгновением необычных ощущений и в своем официальном отчете с мальчишеским восторгом писал, как здорово это было. Там и там процесс обучения включал в себя сеансы на центрифуге и занятия на тренажере. Тренажер «Востока» был гораздо примитивнее по сравнению с Mercury и существовал только в одном экземпляре, но это не имело особого значения, поскольку с самого начала считалось, что космонавты не должны «пилотировать» свой корабль. Кроме того, обе программы подготовки предусматривали насыщенный академический график с сотнями часов занятий по математике, биомедицине, динамике полета, системам жизнеобеспечения и астрофизике. Советские космонавты слушали дополнительно курс марксизма-ленинизма.
Если Гленн и Шепард сами решили поддерживать хорошую физическую форму, то у космонавтов выбора не было. Значительное, а возможно, и главное внимание в процессе подготовки уделялось их превращению в еще более физически совершенных представителей рода человеческого, чем они были на момент отбора. Каждое утро у них начиналось с легкой групповой гимнастической разминки, за которой обычно в течение дня следовали другие, не столь легкие, формы физических упражнений, так что иногда рабочая неделя казалась бесконечной чередой забегов, прыжков, приседаний, отжиманий, занятий на батуте, акробатики, прыжков в воду и командных игр, таких как хоккей и волейбол. Гагарин здесь, как и в саратовском техникуме, был лучшим. Титов, по крайней мере в первые дни, бунтовал. «Он не боялся высказывать то, что у него на уме, – говорит его жена. – Он ничего не боялся»[268]. Но даже Титов со временем подчинился требованиям и теперь уже свободно мог сделать стойку на руках. Полковник Карпов с удовлетворением отмечал, как многого добились его ученики в упражнениях на батуте: «Через несколько недель космонавты в состоянии были выполнять[269] уже весьма сложные упражнения… Все это и многое другое, может, делалось и не с профессиональной безупречностью, но зато смело, решительно». Трудно представить, чтобы Боб Гилрут, глава Целевой космической группы NASA, одобрительно заметил, что астронавты Mercury в своей форме почти дотянули до цирковых стандартов.
Кроме того, космонавты отрабатывали прыжки с парашютом. Им это было необходимо, поскольку, в отличие от капсулы Mercury, «Восток» был слишком тяжел, чтобы безопасно садиться под собственным парашютом с человеком внутри. Поэтому космонавты должны были катапультироваться из «Востока» на последних минутах спуска и спускаться на землю на собственном