Дорога! Наконец-то она дошла до дороги! И свет стал яснее. Кажется, вырисовывались даже очертания длинного приземистого строения.
Ирена пошла по обочине. Странно – должно быть легче идти по твердой земле, а ноги заболели. Мягкая лесная почва пружинила, а по этим колдобинам неловко двигаться в лаптях. Да, торная дорога не значит – гладкая и ровная. Ирена вчера была слишком занята печальными мыслями и беспокойством о будущем, чтобы замечать, как качает на ухабах карету, в которой они ехали с Игнатием.
Вчера?.. Да неужели это было только вчера? Неужели едва сутки минули с тех пор, как они въехали с Игнатием в Лаврентьево и словно бы попали в какую-то страшную сказку?!
Ах, кабы это была сказка! Кабы это была книжка! Как просто было бы захлопнуть ее и избавиться навеки от кошмаров. А потом соскочить с кушетки, на которой Ирена любила читать лежа, засунуть книжку подальше, в самую глубь книжного шкапа, чтобы больше не наткнуться на нее даже случайно, и вытащить другой роман, где всё – про счастливую любовь, а у главного героя глаза не черные, а какие-нибудь голубые или хотя бы серые! Хватит с нее черноглазых брюнетов! На всю жизнь хватит!
Интересно, какие глаза были у того архангела Михаила, который так браво спас ее и с которым она обошлась с такой вопиющей неблагодарностью?.. Интересно? А с чего бы? Не все ли ей равно? Ведь они, Бог даст, больше никогда не увидятся. Конечно, не увидятся!
Чем дальше шла Ирена, тем яснее видела она низкий дом под деревянной крышей. Во дворе горел костер, какие-то люди сновали туда-сюда. Пахло жареным мясом – Ирена почувствовала, что действие волшебных пирогов уже заканчивается и она с удовольствием съела бы сейчас изрядный кусище баранины или свинины. И хорошо бы запить его чем-нибудь горячим – чаем, например, крепким английским чаем, да чтобы сахар, желтый тростниковый сахар большими кусками лежал в сахарнице, а в руках у Ирены были бы щипцы, чтобы наколоть его мелко-мелко, как она любила! Она вообще любила колоть сахар сама и подбирать пальцем со скатерти мелкие колючие крошечки…
Громкий хохот донесся от дома и заставил Ирену замереть. Слишком много пережила она всего за сутки, это научило осторожности. Кто знает, может быть, это не постоялый двор, а приют каких-нибудь разбойников?
Она осторожно кралась мимо забора, выискивая калитку, а еще лучше – неплотно прибитую доску. Доски были плохо обструганы, в любую минуту Ирена могла занозить ладони, но она упорно ощупывала доски, пытаясь сдвинуть с места хоть одну из них. Наконец ее усилия были вознаграждены: образовалась щель, довольная для того, чтобы Ирена смогла проскользнуть в нее.
Немедля послышался громкий лай, и два громадных меделянских кобеля[14] подбежали к ней, но тотчас смирили свою ярость, завиляли хвостами.
– Пошли, пошли, – сердито пробормотала Ирена, опасаясь, что кто-нибудь обратит внимание на странное поведение собак, и те послушно, хотя и обиженно, затрусили прочь, иногда оборачивая лобастые головы: не передумала ли? Не подзовет ли, чтобы потрепать ласковой рукой могучие загривки?
Ирена замерла в тени забора, озираясь.
Посреди широкого двора горел костер, на котором прямо на вертеле жарилась свинячья туша. Упоительный запах расходился волнами, и кое-кто из слуг, отрезавших со спины и боков ломти мяса и швырявших их в глубокие плошки, чтобы унести в дом, не мог удержаться – отхватывал изрядные куски и для себя и тут же в них вгрызался. У коновязи другие слуги поили и кормили коней. Скакунов было семь или восемь, Ирена издали не могла разобрать.
«Может быть, когда они отвернутся, я уведу коня? Собаки мне не помешают», – подумала она и только головой покачала, изумляясь собственной решимости. Ну что ж, мир, которой раньше чудился ей столь благорасположенным к молодым красавицам, вдруг сделался если не враждебен, то равнодушен. Ирена уже поняла, что рассчитывать в нем стоит только на себя, и готова была играть по этим новым, самой для себя установленным правилам с той же легкостью, с какой когда-то перенимала правила игры в серсо, или в лото, или даже правила раскладывания пасьянсов.
Судя по разноголосым крикам, в доме гуляла весьма веселая компания. Мужские голоса изредка перемежались женским смехом. Скоро Ирена поняла, что мужчин несколько, а женщина – одна. Звали ее Людмила Григорьевна – это имя то и дело произносилось мужчинами. Сопровождалось оно такими непременными эпитетами, как чаровница, волшебница, божественная, красавица, владычица и другими в том же роде.
«Ну, это должно быть истинное диво», – подумала Ирена с некоторой долей ревности, ибо не родилась еще на свет Божий женщина, которая спокойно будет воспринимать комплименты, расточаемые другой. Случись ей услышать такие громогласные и пышные дифирамбы где-нибудь в Петербурге, она, конечно, пожала бы пренебрежительно плечиками, да и прошла бы мимо, а здесь этакая гордыня себе дороже обойдется. Надо бы присмотреться к этой даме: вдруг окажется, что она не только чудо красоты, но и доброты? Вдруг можно обратиться к ней за помощью?
Войти, спросить себе еды и чаю, посидеть тихонько где-нибудь в уголке…
И тут Ирена вспомнила, где находится, а главное, как выглядит. Явиться в придорожный трактир среди ночи в мужском плаще, а под ним – крестьянский сарафан да лапти! Только вовсе безмозглый не примет ее за ту, за кого принял спаситель, – за беглую крестьянку. Поди, и слушать не станут: скрутят да кинут на какую-нибудь телегу, чтобы при первой возможности доставить в Лаврентьево. А то и в свое имение заберут: Ирена слышала, что соседи частенько перехватывали беглых крепостных людей, а то и крали друг у дружки да отвозили в самые дальние свои деревни, чтобы хозяин не сыскал. Сколько раз в таких случаях приходилось разбираться их управляющему, который непременно докладывал обо всем отцу! Сколько раз это обсуждалось родителями!
«Господи, помоги мне к ним вернуться! – с тоской взмолилась Ирена. – И клянусь, я никогда, никогда в жизни не сделаю и шагу из дому! Да я лучше никогда замуж не выйду, чем покину хоть на денек свой дорогой, любимый дом, маму, папу и Стаську!»
– Спойте, чаровница! Спойте, несравненная! – раздался в это мгновение крик из окна, к которому Ирена уже подкралась было, и она насторожила уши. Наверное, судя по всем предыдущим эпитетам, у чуда красоты и голос должен быть прекрасный. А Ирена очень любила хорошее пение…
– Ах, коли вы так просите, отказать не имею силы! – донесся в это время женский голос – в самом деле, довольно звучный и приятный, однако же несколько пронзительный. – Хоть музыке и не обучалась и по нотам не понимаю, а все же с рук и голоса батюшка покойный нескольким песням меня научил. И многие очень даже одобряли!