– Спасите, ради Бога!
Зашумело, затрещало рядом, топот копыт стал громче, потом громыхнуло – Ирена помраченным сознанием поняла, что это выстрел. В то же мгновение жуткие лапы, в которых она билась, выпустили ее, послышался утробный, злобный, трусливый крик, потом новый выстрел – и отчаянный вопль. Вслед за этим громко всплеснуло – и настала тишина.
– Кончено дело, – послышался голос с высоты, и Ирена подумала, что погубить ее пришел дух болотный, а спасти, конечно, явился ангел небесный, может быть, даже сам архангел Михаил, истребитель всякой нечистой силы. Непонятно только, почему прибыл он верхом на коне и почему успокаивает его на французском языке: – Se trouver, Bayard![13] – Но тут же раздался сердитый окрик: – Да стой же ты, чертова сила! – И Ирена подумала, что спаситель ее, пожалуй, явился все же не с небес. – Эй, девка, ты жива ли? – окликнул он, а потом сильные руки схватили ее за плечи и, повернув, приподняли. – Да стой ты, что валишься? – прикрикнул спаситель сердито, пытаясь поставить Ирену, однако это было бессмысленно: ноги ее не держали. – Ну ладно, ладно, – взглянув в ее перемазанное, по-прежнему сведенное гримасой ужаса лицо, проворчал спаситель. – Не можешь стоять, так посиди.
И он разжал руки, так что Ирена снова плюхнулась на траву, но тотчас собралась с силами и села, с восторгом глядя на него. Восторг ее объяснялся благодарностью, но главное – тем, что стоящий перед нею человек был кем угодно, только не Адольфом Иванычем.
Конечно, вокруг оказалось слишком темно, чтобы рассмотреть его как следует, но даже по отдельным приметам он выглядел человеком приличным и состоятельным. Триповая куртка (мелкого, бархатного трипа, а не бумажного, дешевого!), рубашка голландского полотна, узел небрежно повязанного шейного платка, брюки, заправленные в высокие сапоги, – все выглядело очень элегантно. Засунутый за пояс пистолет придавал ему вид романтический. Правда, вместо романтической итальянской шляпы «калабрезе», по которой в этом сезоне все модники с ума сходили, на незнакомце был обыкновенный триповый картуз, который сильно напомнил Ирене приснопамятного Адольфа Иваныча. Впрочем, на этом сходство исчерпывалось, потому что под козырьком картуза Ирена разглядела не отвратительную физиономию с губами-пиявицами, а лицо с мягкой, короткой, тщательно подстриженной бородкой, обливающей щеки. Усы были также сдержанные, аккуратные. Все остальное скрывалось в тени козырька.
– Ну что, оклемалась? – спросил он насмешливо. – Хорошего ж ты себе кавалера выискала. Да и место для свиданья выбрала – ну просто лучше не бывает.
– Господь с вами, сударь! – вскрикнула Ирена с отвращением. – Этот человек на меня напал, набросился внезапно, словно его болотина извергла, и кабы не вы…
– Кабы не я, плохо бы тебе пришлось, – с удовольствием согласился спаситель. – Ну а теперь дух его будет бродить по Чертову мосту и отпугивать глупеньких девок, которые вздумают тут бегать по ночам. А чего это тебя в такую пору в столь гиблые места понесло, скажи на милость?
Ирена уже открыла было рот, чтобы изложить спасителю отчаянную историю, в которую вовлекло ее безрассудство, как он перебил ее:
– Погоди, погоди. Ты что ж, беглая?! Из Лаврентьева деру дала? Ну, моя милушка, это ты зря. По нынешнему времени за такое можно жестоко поплатиться. Самое малое, что в холодную отправят да высекут почем зря. А отчего ты ударилась в бега? Только не вздумай на Адольфа Иваныча жаловаться. Знаю, что строг он, а ведь с вашим братом, вернее, с вашей сестрой и нельзя иначе. Больно уж вы там нежные, в Лаврентьеве, больно уж забаловал вас старый хозяин. Не зря же он Адольфа Иваныча на службу взял. Да и что за беда, коли прикрикнет он на вас? К рукоприкладству он, сколь мне ведомо, не склонен, ни в одной его отчетности нет сведений о наказаниях. Ко́злы, слышно, на конюшне, где раньше ослушников драли, теперь простаивают. Вот попади ты хоть в Макридино или в то же Берсенево, там тебе и впрямь худо пришлось бы. А в Лаврентьеве – нет, в Лаврентьеве истинно рай для крестьянушек.
Ирена смотрела на спасителя во все глаза, онемев от возмущения. Мало того, что он ей слова молвить не давал, – он немедля вообразил совершенно иную историю жизни, к Ирене не имеющую никакого отношения, и с убеждением втолковывал девушке, кто она есть на самом деле. Да это ладно, тут его ошибка понятна: все же она была в одежде крестьянской, легко ошибиться. Но вот то, что он этак восторженно относился к Адольфу Иванычу, вообще в голове у нее не укладывалось. Довольно было одного взгляда, чтобы преисполниться к жестокосердному немчуре величайшего отвращения. Возможно, конечно, что незнакомец его ни разу не видел – в таком случае его заблуждение объяснимо. И Ирена его развеет, как только выберет момент вклиниться в его речь.
Пока что такой возможности не представлялось, потому что спаситель не давал ей слова молвить: знай токовал, как тетерев на токовище, непрестанно восхваляя рачительность и хозяйский догляд Адольфа Иваныча.
Ирена подбирала слова, чтобы разъяснить недоразумение, но спаситель вдруг прервал свои дифирамбы и воскликнул:
– Да что ж мы болтаем-то?
«Мы? – чуть не возопила Ирена. – Мы болтаем?!»
Она не успела издать даже этого короткого восклицания. Спаситель наклонился к ней, схватил, поднял легко, как перышко (и это несмотря на то, что Ирена всегда считала, что ей очень сильно недостает той легкости и эфемерности, какой обладали истинные героини романов… надо бы поменьше на оладьи налегать!), и посадил на спину своего высокого, длинноногого коня, вернее, почти на шею его, как раз перед седлом.
– Так и быть, – сказал он. – Могу себе представить, какого страху ты натерпелась, пробираясь через Чертов мост. Не стану заставлять тебя переживать это снова. Байярд умен, как бес, он легко найдет дорогу и нам поможет перебраться, не замочив ног. Садись поудобнее, вот, плащ подсунь под себя. – Он сунул Ирене какой-то мягкий сверток. – Я доставлю тебя в Лаврентьево, словно барыню. Кинешься в ножки Адольфу Иванычу, будем надеяться, он тебя не слишком крепко станет журить. Я, так и быть, замолвлю за тебя словечко… Оно бы, конечно, не стоило, да уж больно ты хорошенькая, даже в темноте, даже тиной перемазанная.
Спаситель расхохотался и забросил поводья на седло.
– Придержи их, – велел Ирене.
Она взяла поводья дрожащими руками. Нет, не от слабости или еще не изжитого страха дрожали у нее руки. Дрожали они оттого, что человек, только что спасший ей жизнь, готов с радостью предать ее на новые муки. Бессмысленно открывать ему жестокость Адольфа Иваныча, который бесчестит деревенских девок и травит собаками мужчин, порет их и доводит до самоубийства. Он не поверит. Бессмысленно рассказывать ему и свою историю. Он просто расхохочется в лицо Ирене. Ну что ж, когда так…