трудом мог различить право и лево. Потом возникли и другие сложности. Он слишком увлекся футболом. Среди тех, с кем он играл с 11 лет за команду
De Sperwers, встречались и настоящие футбольные самородки. Его лучшим другом стал Жерар Фергунст, будущий игрок «Аякса». Также он запомнил вратаря Гейюса ван дер Мейлена, который однажды надел форму сборной Голландии и стал рекордсменом по количеству матчей за национальную команду, пока его достижение не побил Ханс ван Брёкелен в 1990 году.
Правда, Мейлен запятнал свою репутацию тягой к аморальным идеям Адольфа Гитлера (вступил в национал-социалистическое движение в Нидерландах) и ревностной службой в рядах CC на Восточном фронте. Открыв педиатрическую клинику, экс-вратарь сборной растерял почти всех клиентов, которые возмущались его сочувствию законам нацистов об обязательной стерилизации. После войны с ним почти никто не разговаривал; он стал ренегатом в Голландии. Алехину тоже будут до конца жизни припоминать «союз» с нацистами, хоть у него и нашлись веские оправдания своим, мягко говоря, не совсем корректным поступкам, совершенным во Вторую мировую… А вот Эйве избежал имиджевых потерь в то смутное время.
Любовь к футболу никогда не уходила из сердца Макса, но таланта оказалось недостаточно для покорения вершин, и со временем он снова обратил свой взор на шахматы. В этой не самой популярной в Голландии игре шансы подняться высоко у Эйве оказались грандиозными. Мальчик начал по выходным посещать клуб, в котором успешно играл с ребятами намного старше него. В своем первом турнире, на который хватило денег, одержал уверенную победу.
В 1913 году, когда амстердамскому школьнику было 12, в Голландию приехал Александр Алехин – и с блеском выиграл турнир на побережье Северного моря, в Схевенингене. Это был, по сути, открытый чемпионат Голландии, в котором участвовали иностранные шахматисты. 21-летний Алехин проиграл только уроженцу Волковыска Давиду Яновскому.
Впрочем, куда больше запомнилась волшебная партия Алехина черными с опытнейшим немцем Жаком Мизесом, которому было тогда под 50. Молодой русский проявил невиданную дерзость, уже на 11-м ходу пожертвовав ферзя, после чего играл с оглушительной инициативой – и победил! Уже в те годы Александр Алехин поражал красотой своих комбинаций, ярко атакующими действиями на доске, которые ошеломляли соперников, превращали их в загипнотизированных змей, искусно контролируемых факиром. Оцепенение немца, не понимавшего, как это – столь юный соперник жертвует сильнейшую фигуру! – можно хорошо себе представить, а самое главное, он так и не смог оправиться от коварного удара под дых. Сила Алехина заключалась в том, что он не просто любил дерзить за шахматной доской, но и доводил свои необычайно смелые идеи до победы.
Алехинского блеска в Схевенингене Макс лично не запечатлел, зато ему предоставили шанс посмотреть сеанс одновременной игры гастролировавшего по Голландии американца Фрэнка Маршалла, куда более раскрученного на тот момент шахматиста. Эйве к тому времени уже стал членом Амстердамского шахматного клуба. Постепенно интерес к шахматам прочно овладевал Максом, они опередили в его сердце футбол. Через год подросток уже с нетерпением ждал газет, в которых печатали результаты представительного турнира в Петербурге. Как известно, в Российской империи Эмануил Ласкер подтвердил статус чемпиона мира, одержав победу; вторым стал Хосе Рауль Капабланка, ну а третьим – Александр Алехин, человек, который позже круто изменил жизнь Макса Эйве и невольно внес Голландию на шахматную карту мира.
Параллельно Макс Эйве изучал математику, к которой у него оказался прирожденный дар; это роднило его с доктором Эмануилом Ласкером. Сначала он перешел в школу, где уделяли большое внимание дисциплине, ответственному отношению к урокам, поэтому мальчик уже не мог отдавать столько сил любимым хобби. А в 1918 году Макс поступил на математический факультет Амстердамского университета, где лекции читали лучшие математики страны, знаменитые профессора. Наука стала играть значительную роль в его жизни: он уделял математике бо́льшую часть времени, тогда как в шахматах, несмотря на все свои успехи в партиях с сильными шахматистами, часто называл себя лишь любителем. В отличие от Алехина, который на занятиях больше обдумывал шахматные задачки, чем слушал педагогов, Эйве именно учился и искал таких же увлеченных наукой друзей, которые в будущем становились профессорами. В итоге Эйве с легкостью воплотил свою мечту в жизнь, получив должность школьного учителя – пошел по стопам отца, сделав педагогику семейным подрядом.
Тем не менее, когда Макс Эйве поступил в университет, о его шахматных успехах начали регулярно писать в голландской прессе. В Нидерландах не оказалось своих игроков экстра-класса – шахматы в этой стране долгое время оставались лишь способом проведения досуга, а вовсе не профессиональным спортом. Поэтому настоящие уроки мастерства Макс получал в партиях с топовыми иностранцами, которые приезжали в Голландию, чтобы сбежать от ужасов войны, – чехословаком Рихардом Рети, венгром Гезой Мароци, Савелием Тартаковером и Зигбертом Таррашем. А когда в Голландии решил пожить чемпион мира Эмануил Ласкер, молодой и амбициозный Эйве с радостью играл уже с ним. Чересчур логичные, академичные шахматы голландца стали открытой книгой для Ласкера. Он слишком легко их «прочитывал», а потому редко имел проблемы с Эйве.
1921 год определенно ознаменовался шахматным взлетом «летучего голландца» Макса Эйве, будущего чемпиона мира. Например, на турнире в Будапеште он показал 50 %-ный результат, и пресса Нидерландов не жалела для юного таланта панегириков: по приезде домой ему даже вручили золотые часы. Но самое главное – Эйве впервые сыграл с Александром Алехиным. Вырвавшись из РСФСР, Алехин теперь активно ездил по городам континента и наверстывал упущенное – все-таки Европа очень мало о нем слышала все эти годы, и всем, кто кормился тревожными слухами из разряда «Алехина застрелили большевики», стало очень интересно, не растратил ли он свой талант, пока мариновался среди не самых сильных конкурентов. В Алехине проснулся шахматный голод, поэтому он мало кому давал шанс выигрывать. И взял первый приз в Будапеште. А вот с выскочкой Эйве сыграл только вничью. Правда, в Гааге, на родине Макса, в тот же год одержал над местным чемпионом куда более уверенную победу. Но Эйве вообще провалился в Гааге, упав в нижнюю часть турнирной таблицы.
Доктор Макс Эйве, 1945 год. © Theo van Haren Noman / Anefo / National Archives of the Netherlands
Однако в будущем голландец станет крайне неудобным соперником для Алехина. У каждого выдающегося спортсмена встречается такой. И вовсе не обязательно, чтобы противник обладал гениальными способностями. Иногда достаточно играть в стиле, который некомфортен более мастеровитому визави. Обычно в затяжных сериях шахматист, заметно превосходящий оппонента классом, корректирует свою игру