или интервью, расписывая в красках ужасы советской системы. Кроме того, белая эмиграция лишила социалистических вождей цвета интеллигенции, ярчайших имен, так что они искали любые (в том числе репрессивные) способы сдерживания массового оттока человекоресурсов.
Чинить препятствия потенциальным «бегунам» активно начали с декабря 1917 года, когда появилась печально известная Инструкция комиссарам пограничных пунктов Российской Республики: «О правилах въезда и выезда из России». Для отъезда теперь требовался не только заграничный паспорт, но и специальное разрешение, полученное от Комиссариата по иностранным делам в Москве или Комитета внутренних дел Петрограда. В загранпаспорт ставил свою визу и Особый отдел ВЧК, где работали люди, заточенные больше на запреты, чем на разрешения.
Многие из тех, кто все-таки находил обоснованную причину для пакования чемоданов, впоследствии домой не возвращались и даже становились «врагами народа». Родина через мощную оптику следила за гражданами, покинувшими ее пределы, даже если они сделали это по всем правилам. И если человек каким-либо образом очернял свою страну в зарубежной прессе или даже приватных беседах, вернуться домой становилось сложнее, чем уехать. Поэтому путешественники, тем или иным способом выбивавшие себе право на выезд, понимали, что могут никогда больше не увидеть родные края.
Это только кажется, что уехать из страны навсегда – легко, особенно если жизнь в ней становится невыносимой или опасной. Все-таки рвутся социальные, интеллектуальные, духовные связи. Жить в чужой стране с людьми, которые говорят на другом языке, у кого иной менталитет, – тяжело, даже если по человеку этого и не скажешь. Вынужденный отказ от корней негативно влияет на психику. У многих неизбежно начинается «ломка» по родине, по родственникам, не сумевшим бежать, по местам, где прошло детство. Можно вогнать себя в тяжелую депрессию и уже не выбраться из нее.
Алехин накопил критический массив претензий к советскому режиму, который относился к нему с подозрением и пренебрежением. Он искал способ сбежать за границу уже в Одессе, после начала красного террора. Этого удалось с успехом добиться другим… Шахматист Осип Бернштейн, почти расстрелянный в подвале одесского ЧК, был чудом помилован, а затем прорвался-таки из портового города в Европу – пусть и без денег. Писатель Иван Бунин, узнав о приближении к Одессе Красной Армии, отправился по тому же маршруту, написав во Франции свои лучшие произведения (получил даже Нобелевскую премию). Однако попытка Алехина сорвалась, и он остался дома. После этого с отбытием в Европу ему могло помочь только официальное разрешение властей. При этом в стране потихоньку начинался шахматный ренессанс. Разрешить уехать «за бугор» лучшему шахматисту РСФСР, да еще и с дворянскими корнями – неоднозначное решение, которое должно было приниматься исключительно на верхах. Возможно, даже главным человеком страны…
Между прочим, Владимир Ленин очень ценил шахматы. Еще в детстве он играл со своим отцом Ильей Николаевичем Ульяновым и старшим братом Александром. Коротая деньки во время ссылки в Шушенском, будущий вождь мирового пролетариата вырезал фигуры из коры, и как вспоминала супруга Ильича Надежда Крупская, они «получались удивительные». Друзья с воли присылали ему занятные задачки. Шахматную переписку с арестантом вел Марк Елизаров, муж сестры Ленина Анны Ильиничны, будущий нарком путей сообщения РСФСР, который обыгрывал в сеансах одновременной игры таких шахматных титанов, как Эмануил Ласкер и Михаил Чигорин. «Ваша партия в шахматы [против Ласкера] пришла очень кстати, – писал Ленин Елизарову в 1899 году. – У нас как раз гостили минусинцы, которые теперь сильно увлеклись шахматами, так что мы сражались с превеликим усердием. Разобрали и Вашу партию. Судя по ней, Вы стали играть гораздо лучше. Вероятно, довольно долго обдумывали каждый ход и (может быть?) пользовались консультацией соседей? А то ведь теперь страшно, пожалуй, и сражаться было бы с человеком, который победил Ласкера»1. Крупская отмечала, что в ссылке Ленин обычно легко обыгрывал своих соперников… Выходит, игра стала отдушиной для ссыльных оппозиционеров при царском режиме, которые даже в заточении тренировали свои умы, чтобы затем вершить дела революции. Эта история имела потенциал стать отличной агиткой, легендой, которую советские люди передавали бы из поколения в поколение.
Сохранились и другие свидетельства благосклонного отношения Ленина к шахматам: в 1910 году он писал из Парижа своему брату, что получил от него задачку, которую с легкостью решил. И сетовал, что дела не позволяли играть в шахматы чаще, так что он даже подзабросил игру… Это было написано с явным сожалением.
Конечно, когда происходили революции и гражданская война, а также в кризисный период становления государства Ленину стало совсем не до шахмат. Но молодая страна остро нуждалась в талантах, людях, которые могли быть сильнейшими в своем деле и тем самым прославляли бы сверхдержаву, способную взращивать победителей, как огурцы в парнике… В том числе и чемпионов в интеллектуальных играх, что было тоже немаловажно с учетом катастрофической «утечки мозгов» за рубеж. Так или иначе, первый чемпион РСФСР, да еще и неоднократно допрошенный карательными органами, вряд ли мог рассчитывать на отъезд, если бы у него не имелся ферзь в рукаве. Поэтому Алехин сделал ставку на свою новую супругу – Анну-Лизу Рюэгг.
13 апреля 1921 года Рюэгг написала вождю записку с просьбой о «новом свидании» – он даже сделал себе пометку, чтобы не забыть2. Рюэгг направила Ленину послание всего за неделю до своего благополучного отъезда из страны.
Существует версия, что для решения столь деликатного вопроса Рюэгг встретилась не с Лениным, а с Карлом Радеком – на тот момент членом исполнительного комитета Коминтерна, доверенным лицом вождя. В каком ключе проходил ее разговор с представителем советской власти, можно только догадываться. Но явно это была беседа не из простых. Радек, конечно, славился своим разнузданным характером, он любил травить анекдоты и вообще создавал себе имидж «придворного шута», но Алехина все-таки подозревали в белогвардейских сношениях – тут уже было не до шуток.
Говорят, Радек однажды произнес про Алехина такую фразу: «Хотя Алехин и контрреволюционер, он – великий шахматный гений. И сможет продемонстрировать свой талант только за пределами России»3. Снова судьба шахматиста решалась в закулисье. Очевидно, останься он в РСФСР, во время правления Сталина его вполне могла постичь печальная участь очередного репрессированного «вредителя». Кстати, при Сталине в 1939 году погиб тот самый Карл Радек – в Верхнеуральском политизоляторе при весьма подозрительных обстоятельствах.
Вопреки всему Алехина отпустили из страны. Можно предположить, что советские лидеры своим положительным решением по запросу Рюэгг попытались задобрить швейцарку. Как они наверняка рассчитывали, супруга Алехина повезет в Европу добрые вести о стране, которая проявляла заботу о своих гражданах, чтила семейные