будь честен и с ней и с собой. Уйди, дай жить, дай дышать! Но он так не может! Ему нужно издеваться, давить, угнетать! Ненавижу я его, – уже спокойнее сказал Макс.
Алекс сегодня, наконец, осталась спать в доме, но наотрез отказалась ложиться в спальне, на постель, где Макс спал со своей женой. Они раскатили диван в гостиной, разделись, забрались под одеяло, крепко обнялись и в одну минуту уснули.
Утром Макс отправил Алекс к собакам, а сам пошёл к Макарычу забирать Лёню и свою машину. Макарыч в кухне мариновал грибы, десятками выстраивая банки на столе и укутывая их старыми одеялами. Его жена на улице томила в большом котле грибную икру. Оба были бодрые, весёлые и свежие, будто и не было этой бессонной пьяной ночи. Макс, посмотрев на них, только руками развёл.
В этот же день он поехал в город, купил огромную кровать и договорился о срочной доставке. Вечером приехал грузовик, привёз новое супружеское ложе и забрал старое. С этого дня Алекс жила в доме на правах невесты и Макс говорил всем в деревне, что они поженятся весной.
Часть 2. Дмитриева суббота
Глава 1
Хоронили Илью Покровского в понедельник. Похороны Влад организовал хорошие, настоящие, с отпеванием, поминками, блинами и кутьёй. Во дворе, на половине Влада, был растянут большой шатёр, под ним – складные столы и лавки. Всё это Владу привезли из города, как и закуску, заказанную в ресторане. После в деревне долго шептались о том, что Снежана даже рис с изюмом не умеет отварить, что какая она хозяйка, такая и жена бедному Владу, такая будет и мать для несчастных сироток, дочерей Ильи. Все женщины в Березени жалели Влада.
Когда Макс шагнул во двор, куда не ступал уже много лет, первое, что бросилось ему в глаза, был полупустой шатёр и тишина за столом. Влад стоял возле калитки и курил. Алекс поздоровалась, Макс, мгновенье, поколебавшись, протянул Покровскому руку, сказал:
– Соболезную.
Влад кивнул, руку пожал, пригласил их к столу.
Макс сел рядом с Макарычем, тот удивлённо озирался по сторонам:
– Какая-то петрушка!
Макс посмотрел на его тарелку:
– Где?
Макарыч закатил глаза:
– Почти никто не пришёл на похороны, а ведь он здесь вырос! Церковь пустая, приехал какой-то их пятиюродный брат из города, зашёл в храм, клюнул Илью в лоб и испарился. Там были только Влад, я, Марченко да Серж с Толиком. Эсфирь мелькнула на улице, но в церковь не пошла, как будто опоганиться боится! Не понравилось мне это… Ну, Бог ей судья… Возле церкви, когда выносили Илью, была дочь Бонье.
– А она-то, зачем пожаловала?
Макарыч пожал плечами.
– Андрей, а как ты её узнал?
– Анатоль мне на неё указал, он знает, как она выглядит – дома напротив.
– И как она тебе?
Макарыч кивнул, сказал веско:
– Француженка. Знаешь стрижка, каблучок… Накрашена, правда, сильно, я этого не люблю, но красивая. Кого-то она мне напомнила, но не пойму кого, вот мучаюсь теперь…
– Она похожа на Бонье?
– Совсем не похожа! Может быть, я случайно видел у него фотографии его жены… Никак не вспомню…
Макс думал о другом:
– А где девочки?
– Влад отвёз их утром в Пушкин.
– Зачем?
– Он устроил их в какой-то фешенебельный пансионат.
– Какая надобность?
– По совету врача. Он очень о них заботится, тут ничего не скажешь…
– Зачем он их повёл к врачу?
– Они пережили потрясение, удар, Паша! Потеряли одного за другим обоих родителей, и это не может не иметь последствий. Доктор сказал Владу, что им нужно сменить обстановку.
– И он с радостью отослал их подальше. Уже наигрался в отца.
– Не думаю, что ты прав. По словам Влада это очень хорошее место, там и доктора, и воспитатели, живой уголок, кружки разные. Они будут всё время заняты, отвлекутся. Говорят, что детская психика очень гибкая… Дай-то Бог, несчастные дети, – вздохнул Макарыч.
– А где Снежа?
– Не знаю. И на кладбище её не было.
Макс покрутил вилку в руках, потом внимательно оглядел с обеих сторон свою ладонь, посмотрел на сидящего, на дальнем конце стола Покровского, громко позвал:
– Владик! А где твоя жена?
Влад не отводил бирюзового взгляда:
– Второй день не встаёт. Плачет. Она очень тяжело переживает эти смерти – и Тани, и Ильи.
– Она в доме?
– Да.
– Ясно.
Макс налил себе водки, ни слова не говоря, один выпил, похрустел солёным огурцом, наклонился к Алекс, зашептал:
– Саша, иди в дом и найди Снежану.
– Зачем?
– Мы должны удостовериться, что он не посадил её на цепь, как грозился. Я не уйду отсюда, пока не буду уверен, что с ней всё в порядке!
– Пашенька, что ты выдумал?
– Саша, я прошу, сделай это для меня. Я совсем не хочу устраивать скандал на поминках.
– А что я скажу? Зачем мне в дом?
Макс пожал плечами:
– Руки помыть!
Алекс тяжело вздохнула, встала:
– Владик… Покажи, где у тебя ванная…
Влад поднялся.
Серж, Анатоль и Эсфирь сидели наискосок от Макса с Макарычем, Серж взял бутылку, посмотрел на Макса, тот помотал головой:
– Не буду больше.
– Ты одну только и выпил, – удивился Макарыч.
Макс кивнул:
– Помянул. Положи-ка мне, лучше, блинов.
– Изволь… А я ещё парочку опрокину и баста, а то Милка заругает.
– Она дома?
– Да. Она на похороны не ходит, покойников боится.
– Как и я, – сказала, услышав эти слова Фира, залпом выпила водку, закусывать не стала, – Я в церковь потому и не пошла, Андрей, а не из-за того, что православных крестов испугалась.
Макарыч смущённо улыбнулся:
– Прости, если обидел… Из женщин на службе были только пара старух да попадья… Какие-то несуразные похороны!
Из дома вышли Алекс с Владом, постояли на крыльце, о чём-то вполголоса поговорили. Алекс смотрела на Покровского внимательно, жалостливо, Макс опустил глаза.
Потом Алекс подошла к Максу, села рядом:
– Она дома.
– Ты сама её видела?
Алекс забарабанила пальцами по столу:
– Паша, я, как и ты, не хочу скандала на поминках, но я в последний раз принимала участие в этой твоей паранойе. Снежана лежит в постели, живая, не привязанная, лежит и плачет, и не хочет никого видеть, что вполне понятно. И да, я сама её видела. Ты доволен?
Макс накрыл её руку своей, зашептал:
– Не сердись. У меня сердце не на месте с тех пор, как мы их подслушали на дороге. Он неуправляем, а её некому защитить!
– Он управляем. Он разлюбил её, но вреда он ей не причинит.