Сейчас я глазунью тебе зажарю.
Глава 12
Разрешение похоронить Илью Покровского дали только через две с лишним недели. Причиной смерти была назначена алкогольная кома. Гематома – полученной от падения с высоты собственного роста. Свёрнутая челюсть – следствием конфликта с неустановленным лицом, вероятно, после совместного распития спиртных напитков. Судя по всему, Алекс оказалась права и драку Макса с Рыжим никто не видел.
Алекс продолжала жить в своей сторожке, хотя Макс каждый день уговаривал её перебраться в его дом и стать там хозяйкой.
– Мы тебя слушаться будем, обещаю, – шептал он, целуя её прекрасные глаза.
Алекс улыбалась:
– Нет. Ты ведь как во сне, милый… И мне и Лёне нужно привыкнуть к этому новому положению. А ты пока ещё подумай.
– О чём тут думать?! Или ты мне не веришь?
– Тебе я верю. Я не верю этой жизни. Я уже однажды через месяц знакомства побежала под венец. Совсем ребёнком была, и никто не остановил… А ведь, по сути, я не была ни одного дня счастлива! Не торопи меня, Паша.
Он не торопил, и каждый вечер, посидев у сына, поговорив и поцеловав его на ночь, Макс шёл к ней в сторожку, чтоб всё больше и больше погружаться в, как оказалось, незнакомые ему чувства, в страсть, в любовь. Алекс после некоторого, вполне понятного ему, стеснения и неловкости первых встреч, теперь раскрылась, в постели была откровенной, жгучей, и такой чуткой к нему, как ни одна из его немногочисленных женщин в прошлом.
Как-то, после особенно горячих ласк, Макс, ещё не отдышавшись, восхищённо прошептал:
– Какая ты!..
Она приподнялась, посмотрела на него сквозь спутанные волосы:
– Какая?
Макс, без сил, откинулся на подушку, улыбнулся:
– На ведьму похожа.
Алекс рассмеялась:
– Спасибо.
Макс не мог на неё наглядеться:
– Не знаю, кем нужно быть, чтоб потерять такую женщину!
Она вздохнула, села на постели:
– Да в том то всё и дело, что это я с тобой такая стала. И оказалось это очень просто, всего лишь не вру ни тебе, ни себе. Мужу я хотела угодить, каждую минуту нравиться, в глаза заглядывала… Он со мной играл, но я ведь сама это позволяла! Ни разу не обидел, не прикрикнул, и всё, знаешь, нежно, таким полушёпотом: «Девочка моя, ну не дури… Моя девочка, сделай так, как я прошу, пожалуйста, ты ведь не хочешь меня расстроить, ты же хочешь, чтоб я был счастлив… Я ведь так тебя люблю, мы никому-никому не расскажем…»
Она закусила губу и смотрела перед собой.
– Ты говоришь мне про Снежану, а я вижу в ней себя, ту, какой я была раньше.
Макс нахмурился:
– И всё же ты продолжаешь с ним разговаривать, смеяться…
– Паша…
– Да, я помню, Саша – мы не ревнуем друг друга и сразу всё друг другу говорим.
Она склонила голову к плечу:
– И что ты сейчас делаешь?
– Ревную. Даже дышать тяжело. Вот, я сказал тебе о том, что сейчас чувствую.
Она легла, положила голову ему на плечо, тесно прижалась:
– Я не буду с ним спать. Не сомневайся во мне. Но мне хочется узнать его ближе, как человека.
– О, да! – зло усмехнулся Макс, – Это его конёк, любимый приём – напустить туману, глаза к небу закатить, окутать свою сахарную рожу загадками! И это ты ещё не слышала, как он скулит под гитару! Тут полдеревни дурочек, которые очень хотели понять, что он за человек, и не успели опомниться, как оказались под ним на лопатках! Знаешь, я, наверное, пойду, утро уже…
Она обеими руками вцепилась в него, уткнулась в шею, рассмеялась:
– Как ты сегодня разошёлся!
Макс лёг обратно.
– Мы просто разговариваем с ним, Паша. У него много наносного. И мне кажется, что он очень несчастен.
– Не волнуйся за него, он нигде не пропадёт. И его есть, кому жалеть. А ты лучше пожалей его забитую, затравленную жену… – Макс посмотрел на Алекс, сказал вполголоса, – Мне кажется, что он уже спутался с дочерью Бонье.
Алекс фыркнула:
– Ты это выдумал!
– Клянусь, что нет! Помнишь, я на днях ходил к Сержу, по поводу твоей машины?
– И?
– Он прошмыгнул с заднего двора француза, и я его узнал.
– Эту Эжени ведь так никто и не видел?
– Серж видел со спины…
– Мистика какая-то… – она зевнула, – Скоро похороны, я сказала Владу, что мы придём на поминки… Паша, не смотри на меня так! Какой бы Илья ни был, но ты знал его с детства. И если ты не пойдёшь, то это привлечёт ненужное внимание. Придём, немного посидим и откланяемся. Да?
– Да, – нехотя кивнул Макс…
…После урагана зарядили дожди и шли не переставая. Выгоревшие во время жары газоны и обочины, как по мановению волшебника, ожили, зазеленели, лес задышал, и в роще, вопреки всем законам природы, по-весеннему запели птицы.
Поздно вечером, в дождевике и болотных сапогах, к Максу пришёл Макарыч. Алекс сидела на диване в гостиной, Макс лежал, устроив голову у неё на коленях, Лёня в кресле читал им вслух «Записки о Шерлоке Холмсе». Возле догорающего камина дремал Бомка, Викинг вытянулся рядом, прижавшись к его тёплому шерстяному животу.
Макарыч окинул всех взглядом:
– Как у вас тут хорошо! Аж зависть берёт!
Алекс улыбнулась:
– Проходи, Андрей! Хочешь чаю?
– Нет. Я на минуту. Боровой пошёл.
Макс сел:
– Кто сказал?
– Сам знаю. Давай поедем на твоей машине, Паша, а?
Макс почесал затылок:
– Это туда, по твоим местам?
– Да.
– Далековато…
– Ерунда! Всего-то полтора часа пути! Зато лес пустой и грибы все наши, но без твоего внедорожника по такой хляби не проедешь.
Макс посмотрел на Алекс, она пожала плечами:
– Я не против, но мы ведь все вымокнем…
Макарыч оживился.
– Шурочка, об этом не беспокойся – завтра до обеда дождя не обещают. Выедем часиков в шесть, погуляем по бору и домой. Ещё и вечер свободный останется. Ну, что, ребятки, по рукам, а? – с надеждой спросил Вальтер.
Выехать вовремя, как это водится, не получилось, и всё же, ни шатко и ни валко, но ближе к десяти утра они вчетвером бродили по сосновому карельскому лесу.
Сначала грибы попадались недружно – один сидит в пепельном мху, срежешь его, потом идёшь-идёшь, наконец, видишь ещё один. Потом Мила нашла большую кучную семейку крепких молодых боровиков. А потом началось…
– Паша, – жалобно говорила Алекс, – мне уже не сдвинуть с места это тяжёлое ведро!
– Сейчас, детка, я отнесу его в машину… Пособирай пока в мою куртку, что ли… Макарыч!
– А?
– Ты сказал, что захватил какие-то