уже заранее жалко машиниста; и последнее — утопиться.
Смотрю на неспокойное море. Да, воды вокруг предостаточно.
Но как же это сделать? Придется снова обратиться к «Гуглу».
Оказывается, есть два способа: можно напиться до беспамятства, а можно нагрузить карманы камнями. Так, а зачем, собственно, бросаться в море? Я могу это сделать и в ванной. Некоторые засыпают в ванне и тонут. Правда, я не хочу спать. Значит, придется выпить снотворное. Но у меня его нет. Следовательно, надо пойти и купить.
Ранний вечер. Улицы полны шумных людей, которые кричат и таращатся на меня, когда я, стараясь остаться незамеченной, проскальзываю мимо. В четверть восьмого прохожу мимо бара на Кук-стрит и вижу через стекло Шона, сидящего за маленьким круглым столиком у камина и перелистывающего газету. Мне хочется зайти и сесть рядом с ним. Он пригласил меня. Он хотел, чтобы я пришла. А может, это было всего лишь проявление вежливости? Да, это была всего лишь вежливость. Не буду ему мешать.
Иду домой и, закрыв за собой дверь, чувствую, что созрела. Готовлю себе горячую ванну, используя бомбочку для ванны, которую бог знает когда купила в магазине мистера Занга и сохранила для особого случая. Она называется «Луна и звезды». Помещаю ее под кран, и вода немедленно окрашивается в интенсивно синий цвет, а поверхность покрывается мириадами маленьких золотых звездочек. Беру пакет из аптеки и достаю две упаковки снотворного. Затем беру пакет из «Моррисона» и достаю еще две, а потом выуживаю последние две из пакета «Метро». Они, оказывается, не продают сразу больше двух упаковок.
Звоню Скантсу. Он не отвечает, но я и не ожидаю ответа, а просто оставляю ему сообщение. Никаких рассусоливаний, все коротко и ясно, как ему всегда и хотелось. Вешаю свадебное платье на дверь спальни и расправляю покрытую перьями юбку — это самое красивое свадебное платье в мире. Иду в ванную и по дороге раздеваюсь, оставляя одежду лежать там, где она упала. Ставлю на телефоне плейлист песен, которые мы всегда слушали детьми — Аланис Мориссетт, Мадонна, Кайли Миноуг, — и ставлю его на подоконник.
Погружаюсь в ванну, позволяя воде покрыть все мое тело, кроме головы. Вода такая горячая, что начинает покалывать кончики пальцев. Маленькие звездочки плавают вокруг меня, надо мной, обволакивают меня, и вот я уже в совершенно другом месте. Дома. В пабе. Мы с Фой занимаемся в садике танцами, а когда заканчиваем, тетя Челле аплодирует нам…
Со мной все мои сокровища, уложенные в старую мамину сумку, которую я нашла в гардеробе отца: флакончик перламутрового лака для ногтей, пластмассовый шприц из моего врачебного набора, ожерелье принцессы из фальшивых бриллиантов, елочное украшение, ракушки, фломастеры, жвачки, старые монеты и маленький джип из яичка «Киндер-сюрприз». На мне и Фой наши свадебные платья. Мы сбежали со свадьбы со злыми принцами и теперь скрываемся.
— Посмотри на часы! — говорю я. — Надо бежать и за кормом для динозавров, пока универмаг не закрылся.
— Окей. Побежали.
Стремглав спускаемся по ступенькам и бежим через лужайку к нашим велосипедам — если мы не успеем в магазин до закрытия, все животные останутся голодными. К счастью, благодаря нашим «Ламборгини» и «Феррари» мы успеваем вовремя, и универмаг — кегельбан — оказывается еще открытым. Мы устремляемся в зоомагазин и скупаем все, — что нам надо: стейки для белых медведей, бамбук для панд, семена для дронтов, консервы для динозавров и бананы для горилл.
Мы не всегда играем в замок. Иногда мы играем в пещеру, в двадцать детей, в конфетную фабрику и в лилипутов. Но лучше всего я помню именно замок.
Оставляем на стоянке наши суперкары, взбираемся по лестнице в замок и достаем альбом для рисования: нам нужно расширить бассейн для синих китов и построить ипподром для забега велоцирап-торов.
В замке тепло и пахнет свежей краской. На арене внизу наши рыцари соревнуются в тхэквондо — лидируют Четверг и Суббота. Звук, издаваемый фломастером Фой, успокаивает меня. Я чувствую, что должна запомнить каждую секунду пребывания здесь, пока все не прервалось до следующих каникул: волнующиеся под ветром луга; единорогов, машущих своими радужными хвостами; львов, греющихся на солнце под дубом; волшебных коров, дающих клубничное молоко. Фой поправляет покрытую перьями юбку своего платья, а я поправляю мою. Мы — самые прекрасные на свете…
Задерживаю дыхание и погружаюсь под воду. Открываю глаза и вижу размытое пятно лампочки на потолке. Если бы только я могла успокоиться и уплыть в никуда, забыться, заснуть. Но мне начинает не хватать воздуха, и мозг взрывается: вставай, дыши, наполни свои легкие воздухом! Я не двигаюсь и вдыхаю…
Выскакиваю из воды, зайдясь сильнейшим кашлем. Единственным свидетелем моей неудавшейся попытки (если ее можно так назвать) является пятно плесени на стене. Хочу повторить, но не могу. Воды слишком мало, и я слишком цепляюсь за жизнь. Надо отключиться. Пожалуй, пора принять одну пачку снотворного и проверить, что получится. Расслабься, говорю я себе. Выколупываю таблетки по одной и раскладываю на краю ванны.
Медленно опускаюсь под воду. Остывшее лицо снова согревается. Я останусь здесь. Здесь я в безопасности. Здесь до меня не доберется ни неизвестный мужчина, который околачивался возле моего дома, ни убийца Тессы Шарп. Звездочки заполняют пространство над моей головой. Вода успокаивается.
Открываю глаза и вижу над собой тень…
Глава пятнадцатая
24 часа спустя, галерея Лорэйн де Курси, Дижон, Франция
Фой
Суббота, 2 ноября, раннее утро
Меня бесит современное искусство. Я просто давлюсь, когда вижу все эти незаправленные кровати и перевернутые писсуары. А вот мой братец Пэдди прямо тащится от них и при первой же возможности едет в Дижон в эту помпезную дорогущую галерею, чтобы посмотреть на новые инсталляции. Сегодня я на грани срыва, и он предложил мне поехать с ним, чтобы «хоть немного проветриться».
— Там тебе будет лучше, сестричка.
— Ну зачем, спрашивается, мне туда ехать? Ты же знаешь, что я ненавижу современное искусство.
— Дело не в искусстве. Тебе просто надо развеяться несколько часов. Поехали, вход бесплатный.
Я знала, что это не поможет. Мне уже, кажется, ничто не поможет. Но нужно было оторваться хоть ненадолго от нескончаемой кирпичной пыли, гнилого дерева, дорогущей краски и никчемных строителей, и я согласилась. Как и следовало ожидать, все оказалось ужасным. Это стало ясно с самой первой секунды, когда сидевшая за столом сопливая анорексичка протянула мне брошюру. В этом месте даже запах как в крематории.
Первый зал. На всех четырех стенах —