хочу именно такое.
— Замечательно, — повторяет она, — Почему бы вам не примерить его, а потом мы сможем подумать о вуали, а еще вы можете зайти в соседний магазин обуви и подобрать к нему туфли.
И вот я стою перед зеркалом, поправляя длинные белые рукава, взбивая покрытую перьями юбку и поворачиваюсь на высоких каблуках так, чтобы рассмотреть себя со всех сторон, и вдруг замечаю, что кто-то смотрит на меня через окно. Сердце мое уходит в пятки: это Ванда. Она, несомненно, заметила меня и смотрит своим кинжальным взглядом. Постояв так некоторое время, она громко хохочет и продолжает свой путь на работу, хотя мне казалось, что она собирается зайти в магазин. Ну и слава богу.
Я могу стоять так вечно. Некоторые из зашедших в салон будущих невест бросают на меня восторженные взгляды. Ко мне подходит блондинка примерно моего возраста, которая тоже выходит замуж весной.
— Я Тони, а моего парня зовут Тоби, — смеется она.
— А моего жениха — Дэвид. Он биолог. Изучает жизнь океана, — выпаливаю я первое, что приходит мне в голову.
— Как здорово! Поздравляю!
— И вас тоже. Удачи!
— Спасибо.
Ее мать, Тереза, делает мне комплимент, и я верю каждому ее слову.
— Ну, как дела? — в примерочную неслышно заходит Элли.
— Я беру его.
В платье я ощущаю себя лучше. Примерно так же, как когда ем пончики. Минут пять я страстно желаю их. Потом поглощаю в полном экстазе — тесто, жир и сахар — и получаю огромное удовлетворение. А потом чувствую ужасную вину. И ведь это только пончики, всего лишь жир и больше ничего. Одной закупоренной веной больше.
А это платье стоит целых четыре тысячи фунтов! В мире столько голодных людей, столько бездомных кошек, а я выбросила четыре тысячи на платье, которое никогда не надену.
Но тут я понимаю, что это не важно, потому что сегодня все равно умру.
* * *
Захожу в подсобку и вижу Тревора и Сабрину.
— А где Ванда? — спрашиваю я.
— Пошла на кухню, — отвечает Сабрина, оглядывая меня с головы до ног. — Что это у тебя?
— Свадебное платье, — отвечаю я.
— Для чего?
— Как для чего? Для свадьбы, — отвечаю я и слышу у себя за спиной их смех, сопровождающий меня до самой кухни.
— Ты снова опоздала, — немедленно набрасывается на меня Ванда. — И шо это ты с утра пораньше примеряешь свадебные платья, а?
— И не только примеряю, — говорю я, показывая ей пакет. — Я его купила.
— Купи-и-ила? — смеется она. — И за кого же ты выходишь замуж? За человека-невидимку?
— Ванда…
— Что еще?
— Я ухожу. Сегодня. Сейчас.
— Окей. Иди и разберись со своим дерьмом, ты… ненормальная.
Я должна это произнести. И поскольку знаю, что сегодня меня не станет, говорю:
— Ты меня замордовала. Вы все меня замордовали. Так и знайте.
Рождественские каникулы, восемнадцать лет назад…
Сочельник
Мы с Фой сидим в нашем замке на дереве и рисуем свадебные платья. Она рисует мое, а я — ее.
— Ты обязательно должна надеть именно такое, — говорит Фой.
— Обещаю, — отвечаю я. — Только Добавь побольше перьев. Я люблю перья.
— Хорошо, — кивает она, раскрашивая рубиновое колечко на пальце невесты.
Поддеревом появляется мой отец.
— Хотите поехать со мной в город? Мне надо прихватить кое — что для Рождества.
— А это обязательно? — спрашиваю я.
— Это — секретная миссия. Мне нужна ваша помощь. Мне нужны ангелы-хранители. Я куплю вам по книжке…
Он не продолжает, потому что знает, что мы немедленно побросаем карандаши и спустимся с дерева.
Большую часть времени мы проводим в «Де-бенхэмс», хоть и не видим почти ничего из того, что покупает отец. Пока он беседует с продавцами в парфюмерном или ювелирном отделе, мы с Фой представляем себя королевами — сегодня нас зовут Рут и Бетси, — отдающими приказания своим невидимым слугам.
— Мне, пожалуйста, вот эту сумку, три шляпки и эту брошь, нет — десять брошек и пять пар обуви, чтобы было в чем ходить в каждом замке, — гримасничает Фой.
— А мне, пожалуйста, все лосьоны после бритья для всех моих любовников, — добавляю я, и мы складываемся пополам от хохота, а потом бежим вверх по эскалатору в отдел игрушек.
— Вот вы где, — догоняет нас отец, увешанный множеством пакетов. — Пойдемте. Нам еще надо зайти в «Вулвортс», потом в «Уотерстоне», а потом мы выпьем клубничного коктейля и поедем до-мой.
Мы добираемся до «Уотерстоне» почти обессиленными, но отец выполняет свое обещание и выдает нам пять фунтов.
Возвратившись в паб, мы тут же бежим наверх и рассказываем тете Челле о поездке и о том, какие книги нам купил отец. Но она выглядит усталой и все время прикрывает рот рукой.
— Окей, малышки. Я посмотрю на ваши книжки позднее.
— Мам, он и тебе тоже кое-что купил, — начинает Фой, но тут же соображает, что это должен был быть секрет. — Только я тебе не скажу что.
Тетя Челле хмурится.
— Через полчаса мы будем пить чай.
— Может, пойдем пока в замок? — спрашиваю я.
— Угу, — соглашается Фой. — Надо закончить наши платья.
* * *
Рождество
Просыпаюсь посреди ночи, лежа на раскладушке в задней спальне. Через тонкие шторы ясно видна большая, низко висящая луна, заливающая серебристым светом стоянку. и садик. Трогаю рукой холодное стекло окна и поплотнее закутываюсь в одеяло. Храпа отца не слышно. Смотрю в сторону его кровати и вижу, что она пуста.
Краем глаза замечаю какое-то движение за окном. Вглядываюсь и вижу фигуру в красном балахоне и черных ботинках — Санта? — пробегающую через садик. Вот она поднимается по веревочной лестнице на крышу кегельбана, спускается с другой стороны, пересекает стоянку, медленно открывает дверь кегельбана и исчезает внутри.
Часы на прикроватной тумбочке отца показывают 2:37.
Дожидаюсь, когда фигура появляется снова, закрывает за собой дверь кегельбана и еще раз пересекает стоянку. Останавливается, смотрит на мое окно, хватается за живот, кричит «Хо-хо-хо» и исчезает за углом.
Даже мне, десятилетней девочке с богатым воображением, понятно, что это отец.
— Что же это он делает? — шепчу я, покрывая туманом холодное стекло окна.
Пока он возвращается в комнату, проходит целая вечность. Я решаю сделать вид, что сплю. В ногах моей кровати раздается шуршащий звук: это он засовывает подарок в мой носок — в этом году у меня есть носок! — но я не буду открывать глаза. Господи, как же трудно снова уснуть! Но я все-таки засыпаю, так и не услышав храпа своего отца, потому что, открыв глаза, понимаю, что…
Наступило Рождество!
Комната залита дневным светом,