Читать интересную книгу АКАДЕМИЯ КНЯЗЕВА - Евгений Городецкий

Она привстала, накладывая ему всего понемножку, касаясь его то плечом, то коленом. Заблоцкий сжимался от этих мимолетных и нечаянных прикосновений, перед лицом его двигалась обнаженная девичья рука, он уловил запах каких-то недорогих духов.

Пришли опоздавшие. Их встретили криками и смехом, потеснились. Девушка в красном передвинулась на скамейке ближе, Заблоцкий плотно ощутил ее теплое бедро.

– Меня зовут Алексей, – негромко сказал он и хотел добавить, что никакой он не студент и не специалист, но Князев, оказавшийся в результате перемещения напротив, подмигнул всей щекой:

– Зиночка, это хороший мальчик, смотрите, не обижайте его.

– Это ваш? Я так и подумала. Довольно спирта, спасибо, я сама разведу.

С другого конца постучали по бутылке, сделалось тихо. Встал очень высокий и очень худой мужчина лет сорока пяти:

– Товарищи! Мы снова вместе, снова встречаемся за этим столом. Мы хорошо поработали. Около двадцати рудопроявлений открыли наши геологи за этот сезон. Одно из них, видимо, можно будет назвать месторождением. Я поздравляю Андрея Александровича Князева и коллектив его партии с ценным открытием. – Он поднял стаканчик. – На правах самого старого здесь геолога я поздравляю всех вас с окончанием поля, с возвращением домой, с привальной.

Все встали и стоя выпили. С минуту за столом было тихо, только вилки мелькали да кто-то промычал: «Винегрет – сказка!»

Едва успели заесть первый тост, как снова поднялся высокий, худой геолог:

– А теперь, друзья, по традиции – за тех, кто в поле!

И снова все встали. Один поисковый отряд, самый северный, остался в тайге, застигнутый ледоставом. Вчера с самолета им сбросили теплую одежду и продукты. Остались в тайге буровики и горнопроходчики, им зимовать там. Остались участковые геологи, топографы, геофизики. У них нет такого стола и такой выпивки, нет электричества и парового отопления. Так пусть им будет теплее!

На этом официальная часть окончилась.

За столом воцарилась шумная неразбериха, хлопнули пробки шампанского, порозовели лица.

Кругом ели, пили, кричали через стол, передавали друг другу закуску, группировались, все были заняты собой и ближайшими соседями, никто не заметил, как открылась дверь и вошел Арсентьев. На миг все умолкли, а потом кое-кто повскакивал с места:

– К нам, Николай Васильевич, к нам!

Арсентьев сиял шапку и подошел к краю стола, улыбаясь и кивая по сторонам. Он был в теплой куртке, лицо казалось бледным и отечным. Накануне его пригласили, но он сослался на здоровье и отказался.

– Простите, что без стука, – заговорил он тихим глуховатым голосом, – счел приятным долгом поздравить всех вас с завершением полевых работ, посмотреть, как вы тут празднуете… Какие все нарядные, даже узнать трудно… – и все искал глазами кого-то.- Нет, спасибо, пить не могу сейчас, рад бы, но не могу, сердце… Ага, и Андрей Александрович здесь! Вас особо поздравляю, вы – герой дня.

Он быстро подошел и поставил перед Князевым бутылку «КВВК». Кругом восторженно ахнули. Князев, не вставая, удивленно поднял на Арсентьева глаза, сдержанно сказал:

– Спасибо, только это не мне – Матусевичу. Он нашел.

– В двухдневном рекогносцировочном маршруте на сопредельную территорию? Кажется, так в вашей радиограмме сказано?

– Кажется, так.

– Везучий вы человек! – Арсентьев усмехнулся, но зрачки его на миг сделались вертикальными. – Редкостная удача! В случайном маршруте открыть месторождение…

Князев прищурился:

– Уметь надо!

Однако Арсентьев уже овладел собой.

– Днями я соберу техсовет, и мы обстоятельно рассмотрим все ваши соображения. А сейчас – веселитесь, не буду вам мешать.

Он отвесил общий поклон и с достоинством пошел к выходу. Посерьезнев, Князев проводил его взглядом. Не понравилось ему это поздравление. Он сосредоточенно накалывал на вилку кубики свеклы из винегрета и хмурился.

А кругом – пир горой, дым коромыслом. Душа просила песни, и несколько голосов затянуло:

Держись, геолог, крепись, ге-о-о-лог,Ты серому волку брат…

Мягкий высокий баритон Матусевича скреплял и выравнивал пьяноватые шаткие голоса, сам он стоя вдохновенно дирижировал вилкой:

Ой да ты тайга моя густая,Раз увидел – больше не забыть.Ой да ты девчонка молодая,Нам с тобой друг друга не любить…

К полуночи веселье достигло разгара. Ревела радиола во все свои четыре динамика, один из танцоров настойчиво пытался выключить свет, за столом смешивали спирт с шампанским, делая «северное сияние», на сцене на чьих-то пальто спали те, кто уже «насиялся». Кто-то пытался затеять драку, но подскочили миротворцы, вытолкали задиру, вдогонку выбросили шапку и плащ. Стол напоминал поле брани, дощатый пол дрожал от топота. И как оправдание этому неуемному разгулу гремела песня:

А когда вернемся – вдребезги напьемсяИ ответим тем, кто упрекнет:«С наше покочуйте, с наше поночуйте,С наше поработайте хоть год»…

Заблоцкий в общем веселье не участвовал. Он спал, уткнувшись лицом в скрещенные на столе руки. Князев и Переверцев отвели его за кулисы и уложили на стульях.

– Кто это? – спросил Переверцев.

– Геолог, моя кадра. Хороший парень. Пить только не умеет.

– Научится, – сказал Переверцев.

– Он еще многому научится. Дай-ка то пальтишко, я его укрою…

Позади остались бесчисленные «посошки», обмен адресами, прощальные рукопожатия, трогательные мужские поцелуи. Сезонных рабочих рассчитали, и они уехали – кто теплоходом, просиживать в ресторане со случайными, но падкими на дармовое угощение попутчиками свои кровные, потом и мозолями заработанные, кто самолетом. Проводили Тапочкина, Федотыча, кое-кого из горняков. А Заблоцкий все метался, вечером склоняясь к одному решению, утром принимая другое. Страшно было рвать живые корни, которые пустил на новой почве. Князева он старался избегать, но однажды, когда они остались вдвоем, спросил:

– Как у вас насчет квартир?

Он надеялся, что Князев забыл то, о чем они говорили дождливой осенью полмесяца назад, а если и не забыл, то не будет настаивать на своем.

– Каких квартир? Кому?

– Ну вот мне, например.

Князев искоса взглянул на него.

– Вы что, раздумали уезжать?

– И не собирался, – призвав все свое нахальство, отрезал Заблоцкий.

– Вот как? Ну, смотрите…

– Никто меня отсюда не вытурит, – упрямо повторил Заблоцкий.

– Никто вас не гонит, работайте на здоровье. Только учтите, что квартиру у нас одинокому трудно получить, рассчитывайте пока на общежитие ИТР.

– Вы не обижайтесь, Александрович. Я долго думал над вашим советом, но честное слово… Зачем мне ехать обратно? Я сам знаю, где мне лучше. Устроюсь здесь, обживусь, осмотрюсь, и приступим к осуществлению наших планов.

– Что вы имеете в виду? – холодно спросил Князев.

– Ну, помните, о чем мы тогда в палатке говорили? За коньяком?

– О том разговоре забудьте. Не было его! Оставайтесь, работайте, с нового года будете на инженерной должности. А о том забудьте.

– Но почему?

– Там у вас не пошло – сбежали. Здесь не пойдет – тоже сбежите?

– А-а, -сказал Заблоцкий и вышел, засунув руки в карманы и подняв плечи.

Он долго бродил по улицам, вышел к пристани. Спускаясь по лестнице, отсчитывал ступеньки: «ехать – не ехать, ехать – не ехать». Получилось «ехать». Он спустился к самой воде и медленно пошел вдоль берега. Не было ни мыслей, ничего – одна пустота, растерянность. Незаметно он очутился далеко от поселка, один на пустынном берегу. У ног его ровно поплескивала и дышала холодом Нижняя Тунгуска, над бесконечным обрывом теснились старые ели, равнодушные к людским страстям.

«А ведь сейчас мне никто не поможет», – подумал Заблоцкий.

Он взобрался на береговой обрыв и долго стоял у самого края.

Над головой глухо и ровно шумела тайга, штормило, Тунгуска катила белые гребни волн, а с севера шли и шли тучи. И Заблоцкий вдруг понял, что не просто стоит, не просто смотрит – он прощается. Для него нет других путей кроме того, на который направляет его Князев, – надо внушить себе это. Он должен ехать, и он поедет.

В тот же день он купил билет. И все то, что еще вчера волновало и заботило, сегодня сделалось почти чужим, даже чуть нереальным, как приснившиеся под утро короткий светлый сон. А утром надо вставать и идти на работу…

На пристани было малолюдно и тихо, только трактор тарахтел неподалеку, вытаскивая из воды баржу. Дебаркадер уже убрали, трап спускался прямо на гальку. Теплоход был белый, как берег, как небо, редкие снежинки таяли в свинцовой воде. Заблоцкий грел руки в карманах подаренного Князевым ватника и прохаживался взад-вперед.

Заблоцкий ждал Князева. Надо было по-хорошему, без спешки проститься с ним, сказать ему многое, а лучше ничего не говорить – просто пожать руку. Коротко и ясно, без пижонства.