И как думаешь, стоит попенять старейшинам, что они выбрали лучших для отправки в столицу? Сильных, красивых, талантливых, образованных. В Прилучье ведь и мычащих посредственностей полно.
Добрыня: Смущаюсь…
Собиралась ответить, мол, я не зарегистрирована в социальных сетях – только я там зарегистрирована. Давным-давно не заглядывала, но дела это не меняет. Социальные сети – обманная трясина несуществующих отношений. Что-то кому-то писать, ждать ответа, выкладывать светопортреты… дикость.
Однако Дубинин оказался прав. Он прошерстил Кружево и отыскал на «Задружим» Ягоду Кузнецову-Хабарову, восьмидесятого года рождения, проживающую в Заокеанье. Кузнецовых в Кружеве – пруд пруди. Самая распространённая фамилия. Хабаровых тоже немало. А вот обладательница этих двух фамилий в тандеме да ещё с именем Ягода нашлась одна.
Милорад написал в Заокеанье подробное письмо. Он уважает обстоятельность. Деловито ко всему подходит. И мы принялись ждать ответа.
В Академии на меня продолжали смотреть с затаённым подозрением в глазах. Показывали пальцем, иногда пытались заговорить, но я проходила мимо. Напускала на себя независимый вид. На деле чувствовала, что это ложная независимость. Кого ею можно обмануть? Не себя точно.
Зорица не отставала. Она из кожи вон лезла, привлекая моё внимание к тем, чьё внимание очень даже привлекала я. Посмотри, шептала она, как они все на тебя пялятся. Давай откроем людям истину. Всего-то и надо объяснить, что произошло в действительности. И остальные прекратят домысливать. Нет домыслов – нет сплетен.
Я перестала отвечать. Какой смысл тратить слова на человека, который не желает их слышать?
Тогда Зорица предложила заплатить за эксклюзив. Далась ей эта правда!!! Сперва предложила гривну, затем – две. Эх, жалко, у неё нет конкурентов. Я могла бы выставить истину на торги. Деньги – штука необходимая. И никогда мне ещё не предоставлялась возможность получить их столь лёгким способом…
(Кстати, о деньгах. Надо бы заглянуть к Владимиру. Он мне должен остался.)
…но я продолжала отнекиваться. А в какой-то момент задумалась: собственно, почему? Может, и впрямь стоит открыть людям глаза? Обелить себя. И тут же одёрнула: нет. Во-первых, мне Зорица просто не нравится. Раньше она относилась ко мне, как к предмету, понапрасну занимавшему место в комнате Лучезары. Во-вторых, я ей не верю. Ей никто не верит. Так как те, кто поверил, впоследствии об этом пожалели. В общежитии грязные истории быстро становятся достоянием общественности.
Ну, и в-третьих…
…да просто не хочу.
– Четыре гривны, – выдавила Зорица, подойдя вечером четверга к дверям моей комнаты. – Добряна, прошу тебя, открой, и мы всё обсудим.
Как же ей не терпится ко мне попасть!
Деньги уже совсем неплохие. Неужто её вшивая газетёнка позволяет так просто раскидываться средствами? Не думаю, что глава помогает Зорице деньгами. Наверное, он предоставил ей помещение и печатное оборудование, а в остальном пусть вертится сама. Хотя… могу ошибаться.
Я продолжила действовать по принципу: моя твоя не понимает.
К полудню пятницы ответ от Ягоды ещё не пришёл. Меня поставил в известность Милорад, когда мы столкнулись с ним в главном корпусе. Паника, глубоко скрытая в душе, начала высвобождаться. Она и до этого высовывала голову по сотне раз на дню. Может, Ягода не хочет обращать на нас внимания? Может, это не та Ягода? Может, глупо ждать ответ через соцсети? Люди в них годами не заглядывают. Может, стоит поискать другой путь?..
– Угомонись, – призвал Дубинин, – третий день всего.
А окружающие продолжали на меня поглядывать. Иногда находиться в центре освещённого круга приятно. Уж точно не чувствуешь себя серой мышью. Но тут наблюдается несомненная передозировка внимания. Я даже начала желать, чтобы ко мне уже подошли. Задали вопросы, поделились тем, что себе намозговали. Сделали что-нибудь!
Ну и…
Надёжа остро реагирует на такие вещи. Она бы сказала: «Сама нарвалась». Дескать, осторожнее нужно с желаниями и всё в том же духе.
Я в тот вечер у неё задержалась. Зашла после лекций на блинчики. Сопроводила погулять с ребёнком. Взяла учебник по теории стихосложения. Контрольную нужно до новогодних праздников написать. Когда вспомнила, что время имеет особенность течь, солнце уже прощалось со зрителями. Я и не заметила, что небо темнеет. Зима в средней полосе княжества характеризуется постоянной затянутостью неба. Никакой возможности следить за светилом.
Я заторопилась отсчитывать ступеньки (с лифтами, по обыкновению, ситуация аховая, Малина экономит энергию). На девятом или десятом меня остановил бритый наголо, склонный даже не к полноте, а к переполноте детинушка, от коего откровенно несло изрядным количеством поглощённой водочки.
– О, Добряна, – возрадовался он, – а я как раз тебя хотел…
Вот тебе и привет! Ты ничего не перепутал, как тебя там?
А мы ведь с ним знакомились. Однажды в карты вместе играли. Детинушка с Ратмиром приятельствует. Я ещё как-то их обоих застала, когда они дрянь непонятную курили.
– …хотел спросить, – продолжил здоровяк, преграждая мне путь.
Как не вовремя! Через несколько минут я ему отвечу на все вопросы. Причём без помощи слов. И порву при ответе свои последние приличные джинсы.
– Отвали, пожалуйста, – вторым словом я попыталась смягчить невежливость первого.
– Стой! – толстяк перехватил меня в момент прошмыгивания у него под рукой и припёр к стенке. – Я же только поговорю, ты не думай…
Да я и не думаю, идиот! В смысле думаю, но не о том.
– Тут слушок такой ползёт пригожий, что это ты ведьму подговорила Гуляева приложить. Что ты всем так мстишь. А чего он тебе сделал-то?
– Пусти, а, – я дёрнулась, но любознательный остолоп подпёр меня брюхом – не вырваться.
– Нет. Нет. Нет. Ты постой. Или я зря… – на его не самом понятливом лице начала слабо отображаться работа мысли. – Вдруг ты и меня тоже? С тобой опасно связываться, Добряна!
Выдал бы себе эту сентенцию до того, как меня остановить.
Я бросила взгляд через пухлое плечо в клетчатой рубашке на противоположную стену. Цифра «десять» бордовой краской на синем фоне. Десятый этаж. Если я позову на помощь Дубинина, он услышит? Ой, нет! Он сегодня на работе.
– А ты, что, собирался?
– Чего собирался?
Ну, тупой!
– Со мной связаться.
Донёсся звук шагов. Кто-то поднимался по лестнице. Мне только свидетелей не хватало. Нынешним вечером родится новый слух.
– Нет. Не собирался.
– Ну и пусти, тугодумина. Идти мне надо.
– Так ты скажи, а чё Гуляев-то?
Провалился бы ты вместе со своим Гуляевым! Неглубоко. Хотя бы на девятый.
– Отвяжись от меня!
На лестнице показался Пересвет. Прелесть, какая картинка! Я – подопытная лягушка в лапах плохо соображающего школьника.
– Ты… – начал детинушка.
– Руки убери, – зло прорычала я сквозь зубы и собралась добавить непечатность. Собственно, руками толстяк меня почти и не трогал, но обойти себя не давал.
– Чё ты ругаешься? – тон изменился, будто школьника обидело презрение лягушки. – Я же по-людски поговорить хочу. Из чувства мужской солидарности. Жалко мне Гуляева. Вдруг бы ты его совсем извела?
– Да не нужен мне твой Гуляев, изводить ещё его. Иди куда шёл. Дорогу освободи, – и снова добавила несколько жалобно, – пожалуйста.
Тут Пересвет оказался рядом, положил руку на то самое плечо в клетку и сказал остолопу:
– Пойдём-ка, потолкуем, – после чего повёл его на этаж (а тот послушно пошёл). Я заглянула в широкие двустворчатые двери и заметила, что парни свернули к лифтам. С удовольствием бы осталась послушать, о чём Пересвет станет толковать с пьяным раздолбаем, но кожу уже начало покалывать, предвещая скорое прорастание шерсти. Я припустила наверх. Еле успела вбежать в комнату и снять джинсы.
Весь вечер прорыдала. Лежала без света в кровати и ныла. Грозилась, смотря на прямоугольный проём окна: «Ну, попадись мне, Лучезара!»
Что я в таком случае сделаю?
Да ничего.
Но поразмышлять в стиле «я тебя достану» было приятно.
Ягода, ответь. Прояви человечность.
Лежу тут. А жизнь мимо проходит. Я из тех людей, у кого к жизни постоянно какие-то претензии.
Стоит изменить себя?
Допускаю.
Около полуночи зазвонил сотовый. Осенью я просила Пересвета установить мне занятную мелодию на его вкус. Он закачал песню из заокеанского фильма про инопланетных героев. Фильм прокатился по миру с хорошими сборами прошедшим летом. Герои зрителю понравились. В данный момент они оторвали меня от созерцания полной луны в небе.
– Приве-е-е-е-ет! – Радмилка, судя по голосу, хорошо проводила время. – А я отмечаю полмесяца своей работы. Лучезару вспоминаю, тебя. И вот что спросить собиралась. Подумала тут: с законоведческой точки зрения, если назвать тебя овцой, то это же не будет считаться оскорблением, а лишь констатацией факта?