– Верим, – Милорад вернулся на место. – Проверить всё равно нет возможности. Так ты обещала попробовать. Что от нас требуется?
– Дайте подумать, – протянула Ягода. Посидела, накручивая прядь волос на палец. Потом повернулась к открывшейся за её спиной двери. Сзади к девушке подошёл молодой человек с дымящейся кружкой.
– Я тебе кофе приготовил, – произнёс он и поцеловал Ягоду в шею. – С кем общаешься?
– Спасибо, любимый, – расплылась в улыбке она. – Знакомые из Великограда.
– А-а-а, – молодой человек повернулся к камере. – Как там столица родного княжества?
– Процветает, – в унисон ответили мы с Дубининым.
Последовала пара-тройка дежурных фраз, затем Ягода ласково попросила мужа удалиться, так как у неё важный разговор.
Не люблю оставаться в неведении, а раз уж начала кое о чём догадываться, то спросила напрямую:
– Как именно ты предала Лучезару?
Ягода скинула улыбку и заметно ощетинилась:
– Забрала у неё Береста, – она мотнула головой в сторону закрывшейся двери. – Ты меня осуждаешь?
Я автоматически отметила про себя: Берест Хабаров. Стоит использовать в качестве пароля к Лучезариному вычислителю. А то над упрямым аппаратом уже и Дубинин бился, и его чрезмерно мозговитый приятель с курса. Дохлый номер.
– С чего бы мне тебя осуждать?
Ну-у-у-у-у-у-у…
1. Я уверена – парня нельзя увести. Что он, скотина тупоголовая? Взяла за кольцо в носу и повела. (То есть существуют, конечно, тупоголовые, но таких пускай уводят.) Парни имеют право выбирать. Даже если личный выбор выглядит как увод, он остаётся прежде всего выбором. Не об этом ли рассуждал Дубинин?
И вообще, Берест наверняка доволен, что выбрал не Лучезару.
2. Что за примитивизм – осуждать кого бы то ни было? Моё ли дело? Сижу в сторонке. Причёсываю шёрстку. Все совершают свои поступки. Все за них расплачиваются. Осуждение – поступок паскудный. И расплата за него паскудная.
3. Правила придумываются не только для того, чтобы их нарушать. Но ещё и теми, кто их нарушает. Следовательно, коли изготовитель правила его нарушил, то и другим можно. Короче, не создавай себе правил – не вляпаешься!
Интересно, если б я носилась с идеей, что нельзя уводить у подруги парня, мне бы сильно захотелось его увести?
Никогда не нравились Радмилкины парни.
И Златкины.
У Надёжи муж уж совсем не из той категории.
Прекрасно, что я чисто физически не могу увести парня у Дубинина!
– Кому надо тебя осуждать? – поморщился Милорад. – Так что от нас требуется? Надумала?
Ягода смотрела на него исподлобья. Воспитание накладывает отпечаток на любого человека. Её явно с детства учили, что нехорошо брать чужое. Что такой поступок достоин всемирного порицания. И сама Ягода презрительно отнеслась бы к любому, кто совершит действие, не отвечающее, по её мнению, нормам морали. По этой причине она пребывает в уверенности, что все, несомненно, мечтают забросать её гнилыми помидорами. Иначе не сидела бы с таким видом, будто готова сражаться со всей вселенной за своего избранника и право на счастье.
– А Лучезара не говорила?
Я начала терять терпение. Оно изначально имелось в недостатке.
– Лучезара слишком много говорила, но всегда не о том. У неё теперь Гуляев на уме. В смысле был на уме, когда мы виделись в последний раз. Ягода, ты можешь помочь, или нет? Если да, то в какую сумму мне это влетит? Если нет, то, может, подскажешь, к кому обратиться?
– Она лечилась от нервных срывов, – подумав, ответила Ягода. – Несколько раз лежала в лечебнице в Доброделово. Там Чародейная психушка. Лекарь – имя не помню, надо спросить в регистратуре – занимался Лучезарой не один год. Вдруг подскажет? К родителям обращаться не советую. Мама свои нервишки исцелить не может. Папа на наркоте сидит. И занимает его лишь музыка. И живёт он здесь, в Заокеанье. Верещагина росла несчастным никому не нужным ребёнком. У неё в жизни всё неправильно как-то. Жалко её.
Мы с Дубининым переглянулись. Ягода впала в задумчивость. Стрелки часов перевалили за цифру одиннадцать.
– Тебе прислать презент из Заокеанья? – вдруг поинтересовалась собеседница, прихлёбывая свой кофе.
– Презент? – переспросила я.
– Ну, я же не могу тебя подержать за ручку. Нашептать на водичку. А вот выслать подарочек – могу. Посмотрим, действуют ли ещё мои чары?
Дубинин толкнул меня локтем и подсказал:
– Джинсы.
И я сразу припомнила, что сплю и вижу себя в настоящих заокеанских джинсах. Главнейшее изобретение человечества. Временами задумываюсь, как люди в старину обходились без удобных шмоток. Мужской костюм – куда ни шло. Но женский! Все эти юбки. Длинные рубахи. Широкие рукава. Тяжёлые головные уборы, ношение которых являлось обязательным. И украшения-обереги повешены где только возможно. Посмотришь на реконструированный образ обычной боярыни начала прошлого тысячелетия – вся завешана. Дунь – забряцает. Как праздничная ёлка.
То ли дело современная одежда. Удобная. Рукава не мешаются (почему меня так всегда бесят рукава?). А главное – джинсы!
ПУСТЬ ВСЕГДА БУДУТ ДЖИНСЫ!!!
– Джинсы! – выпалила я. – Настоящие. Фирменные. Насыщенный индиго. У меня размер… Я похудела…
– Не бойся. Не ошибусь, – Ягода оценивающе осмотрела меня ещё разок.
– Сколько? – вопросил Милорад.
– Да ладно. Я сегодня с утра проснулась и прямо-таки сразу захотела заняться благотворительностью.
– Отлично, – Дубинин потёр руки. – Раз ты добрая, тогда ещё кое-что. Твоя бывшая сестрица не только на Добряне отметилась.
– А я всё ждала, когда до этого дойдёт, – криво усмехнулась Ягода. – Лучезара уж если начинает, как ты выразился, отмечаться, искры летят во все стороны. Как имя той другой несчастной?
– Почему другой? – насупился Дубинин. – Может, другого.
– Ой, я тебя умоляю!
Меня рассмешило, как Ягода раскусила Милорада. Вот и связывайся с колдуньями. Хотя, может, и нет здесь никакого чародейства? Так ясно.
Дубинин рассказал про Любаву. Что найти её можно на «Задружим». Там больше сотни светопортретов.
– Я гляну, – пообещала Ягода.
Они ещё потрепались о всяких мелочах. О количестве снега нынешней зимой, об Академии, о газетных новостях. Ягода записала адрес, куда высылать джинсики. Около полуночи распрощались.
– Напиши Любаве, – предложила я, когда Дубинин собрался уходить.
– Зачем? Ягода обещала попробовать, а не помочь. Разницу улавливаешь? Вдруг ничего не выйдет. А я раньше времени…
– Это ты не улавливаешь.
На другой день я сама написала. Воспользовалась Надёжиным вычислителем. Приукрасила совсем чуть-чуть. Пусть Любава знает, как Дубинин ради неё старается.
Глава XII
В Доброделово я собралась ехать с раннего утра в понедельник. Учёбу, конечно, придётся прогулять – так она теперь всё равно в голове никак не укладывается. Дубинин отговаривал:
– Ну чего зря мотаться? Мозгоправ Лучезары тебе ничем не поможет.
– Почему ты так думаешь?
– К тебе ходил один во время лечения. Помог?
– Я не о лекарской помощи. Он в силах открыть что-нибудь новое о Верещагиной. Подсказать направление. Как ты не понимаешь? Я не могу сидеть на месте. Я должна что-то делать! Время уходит.
На Береста Хабарова Лучезарин вычислитель реагировал всё тем же недоумённым писком. А мне очень хотелось чего-нибудь накопать.
Но в итоге выяснилось, что Милорад оказался прав. Лекарь Гачень занудливо твердил о том, о чём я и без того догадывалась. И разводил руками, уверяя, что сделать для меня ничего не может. А ещё повторил слова Ягоды:
– Лучезара росла недолюбленным, по сути, ненужным ребёнком. Представитель Чародейного сословия во время роста формируется не только как личность, но и как колдун. Магия, как и психика, реагирует на потрясения. Лучезара – человек весьма неоднозначный. Она лечилась у нас. Мы много беседовали. Очень несчастный человек.
– И многие пострадали от её чар? – по лицу лекаря я поняла, что отвечать на этот вопрос честно ему не особо хочется.
– У неё часто случались приступы гнева. Я посоветовал срывать злобу на любом подвернувшемся предмете. Лучше всего у неё выходило с металлами. Особенно с ложками.
– И всё-таки? – попыталась настоять я.
– Лучезара иногда… крайне-крайне редко… – лекарь, морща лоб, подыскивал слова. – Она могла сорваться на животном или человеке. Но за этим всегда следовало раскаяние. И она сразу начинала искать пути всё исправить.
Из услышанного я умозаключила, что все предыдущие колдовские затеи Лучезары не вступали в зловещую реакцию с общественным порядком. Не вызывали даже мизерного резонанса. Отсюда следует:
1. Либо никто не пострадал настолько, чтобы спешить с заявлением в стражу;
2. Либо пострадал, но могущественный отчим Лучезары приложил все силы, дабы дело замять.
А тут она напоролась на не менее могущественное семейство Гуляевых. Эти своего не упустят и обиды не простят. Что я отлично понимаю. Даже поддерживаю. Только мне-то не легче.