class="poem">
Смотрите, дорогие братья, вот
Мой череп почерневший, несуразный,
Утрачен облик мой, вчера прекрасный,
И только тень зловещая живет.
Я прежде, как и вы, не знал забот,
Но плоть распалась массой безобразной,
Ее грызет могильный червь бесстрастный,
Чей час, вестимо, и для вас грядет.
О злостный грешник, я ведь твой двойник
За зеркалом, что и тебя затянет,
Надень доспех свой лучший сей же миг,
Небезопасным промедленье станет
. . . . . . . .
. . . . . . . .
Кто черным делом занят,
Тех смерть ведет, без жизни их тела,
Их никакая не пронзит стрела.
32
Я, Алигьери Дант, Минервой сирой
В искусстве и познанье предстою,
Лишь гений песню пестовал мою,
И восторгался мир моею лирой.
Фантазией вознесся я к эфиру,
Спускался в Ад, затем парил в Раю
И книгу незабвенную свою,
Как Символ веры, завещал я миру.
Флоренция мне жизнь дала, птенцу,
Но стала мать мне мачехой презренной,
Болтать позволив татю и лжецу.
В изгнании был принят я Равенной,
Ей – тело, душу – вышнему Отцу,
Пред коим зависть никнет неизменно.
33
Ни смерть, ни страсть, ни общество, ни титул,
Ни ваша строгость не вольны заставить
Меня кому-то сердце предоставить.
Когда-то первой юности порою
Я милостью Амора вашим стал,
А что подчас любезничал с другою,
Так это чтобы сплетник не болтал
О нас, мадонна; я бы клятву дал
Тем богом, что стреляет без разбора:
Доселе ваш, и только ваш, синьора.
34
Сколь доняли меня мои невзгоды
И сколь глубок душевный мой ожог,
Я б выразить не смог,
Будь даже я стоуст и громогласен.
Ведь на меня судьба весь свой венок
Злых умыслов, все каверзы и шкоды
В мои младые годы
Обрушила, и мой удел ужасен.
Но сердце не из дуба, и опасен
Бывает и один такой удар,
Мое же каждый день их получает:
Ни живо ни мертво, оно не чает
Унять борьбы отчаянный пожар
И за терпенье в дар
Забыться в лучшем мире отрешенно.
Но, дорогая донна,
Мои тревоги слишком чужды вам;
Зане хочу дать ясности словам.
Влачась кругами горечи и боли,
Однажды на пути я встретил вас —
Ваш лик меня потряс,
И мне с тех пор сей миг блаженный снится:
Я ощутил, вас видя в первый раз,
Огонь в груди, неведомый дотоле,
И в душу поневоле
Любовных грез пришла мне вереница.
Где б ни был я, мне ваше имя мнится,
И сладко звуки голоса пьянят,
И чувство всякий миг одно и то же
Мне сердце ворожит, ни с чем не схоже;
И всех услад, что, думалось, манят
И негу мне сулят,
Душа бежит, а если безуспешно,
То в темноте кромешной
Бредет; и боль ничем не утолю,
Читаю ли, пишу, пою иль сплю.
Амор, который через ваши очи
Своими стрелами меня пронзил,
Так больно поразил,
Что вряд ли я оправлюсь от недуга.
Не сразу, правда, я сообразил,
Что в жизни ран не получал жесточе,
И вот уже нет мочи
Спастись из заколдованного круга.
Но чую после первого испуга
В себе желаний новых череду,
И новый зов ведет меня куда-то;
Но мучит приступ боли непочатой
И злой обиды с нею наряду,
Которым не найду
Ни воли противостоять, ни силы,
Хоть могут до могилы
Такие два удара довести,
Ведь сердце не кремень, чтоб их снести.
И вот теперь еще и мукам новым
Подвержен я, когда на вас гляжу,
И трушу, и дрожу,
Но притворяюсь, что совсем спокоен,
А сам огнем любовным исхожу;
Когда же вашим жестом или словом,
Хоть добрым, хоть суровым,
Случается, бываю удостоен,
То, пылким восхищением упо́ен
И наивысшего блаженства полн,
Запретные желания скрываю.
Крушенье в море я претерпеваю,
Мой парус порван, я в плену у волн,
Разбит в куски мой чёлн,
И каюсь, что нанес неосторожно
Обиду вам, возможно,
И причинил печаль, и огорчил, —
Вам только стыдно, я же опочил.
Разбили волны чёлн мой ненароком,
Что защищал от бед меня сполна,
Как крепкая стена,
Что на себя удары принимает;
Зане тоской душа уязвлена,
И слезы лью в унынии глубоком
Таким густым потоком,
Что каменную башню он сломает.
И вижу, что, хоть гибель поджимает,
Жизнь длится, угасанию сродни.
И горести, что мне Амор доставил,
Включая раны (я бы не слукавил,
Сказав, что незаслуженны они),
Мне, донна, в эти дни
Легли на сердце скорбью безысходной,
Как если б гнев бесплодный
Мне вдрызг изгрыз нутро, грозя убить,
Чтоб только этот узел разрубить.
Что ж, донна милая, прошу прощенья,
Коль неотступно я на том стою,
Что боль унять мою
Иль даже исцелить лишь вам по силам.
Вы запустили в сердце мне змею,
А от нее пошли все злоключенья
И столькие мученья —
Не описать ни устно, ни чернилом.
Ищу целителя рубцам постылым
От тяжких ран на сердце и вовне,
Пока они смертельными не стали.
Но только вам доверюсь, ведь едва ли
Кто-либо, кроме вас, поможет мне.
И если, весь в огне,
Всё изолью, что в сердце накопилось,
Молю вас, донна, милость