А красоте ее и дальше цвесть.
Я воплощаю сказ о человеке,
Живущем упованьем беспредметным,
Отвергнув напрочь подлинную весть.
14
Листва опала, птицы замолчали,
Над пру́дом вьется пар, едва слышны
Рык и мычанье, в коих до весны
Любовные порывы отзвучали.
Густая дымка волнами печали
Заволокла полнеба, и больны
Сердца, воспоминаньем дней полны,
Которых горести не омрачали.
Но в сердце у меня любовь живет
И так же беспощадно жжет и гложет,
Как если бы цветы вокруг цвели.
В груди огонь, хоть всюду снег и лед,
И мысль о скорой смерти не тревожит,
Но нет ни дня, чтоб слезы не текли.
15
Твой, мнилось, локон пальцы мне обвил,
И я хотел, пожар смиряя страстный,
Чтобы твой взор, Амору неподвластный,
Хоть раз слезу сочувствия явил.
И столь меня бы воодушевил
Сей дар слезы холодно-безучастной,
Что смерти я искал бы в неге страстной
И всё б тот локон пальцами ловил.
Пусть в сердце, где стрелы Амора жало
Твой образ врезало, твоя рука
Вонзит, не дрогнув, острие кинжала.
И ты, узрев, сколь мука велика,
Поймешь, как знать, всё то, что рассказала
Тебе моя предсмертная тоска.
16
Вам, донна, это по́ сердцу – ну что же,
Я чувствую, как всё во мне мертвеет;
Быть может, смерть моя ваш гнев развеет,
Ведь так ее вы жаждали, похоже.
Но молвите: без плоти и без кожи
Скелет мой что за думы вам навеет?
Скажите: ваша ярость ослабеет
Иль нужно вам попрать и кости тоже?
Не ведаю; но полагать осмелюсь,
Что, увидав моих останков груду,
Вы вздрогнете и жалость в вас проснется.
…надеюсь, там, где буду
Смывать грехи, что в множестве имелись,
В душе смятенной радость шевельнется.
17
Сто тысяч перьев, верно, я сломал,
И прозой, и стихом живописуя
Тоску и муку, что в себе несу я,
Но даже взгляда донны не поймал;
Однако проще успокоить шквал,
Что гонит волны, воя и бушуя,
Иль – вряд ли ошибусь, когда скажу я, —
Сровнять с землей высокий горный вал,
Чем тронуть сердце донны: ни на йоту
Ответа своего не изменила,
Оставшись хладной, словно лед в тени.
И мне невмочь сопротивляться гнету,
Судьба моя плачевна и уныла,
А в сердце сумерки, судьбе сродни.
18
Мои ресницы высохли от слез
И на щеках возник румянец снова,
Когда Амора я узрел иного,
Чей лук мне не сулил былых угроз;
И я ушел в страну блаженных грез,
Куда лучами света неземного
Манил тот лик, что и средь ада злого
Душе смятенной радость бы принес.
И вдруг она гневится, как дотоле,
И прежний червь меня безвинно точит,
И распадаюсь, как на солнце снег,
В слезах и вздохах, в горечи и боли;
Но та не пощадит, кто только хочет,
Чтоб умер я и замолчал навек.
19
Прошли дожди, растаяли снега,
Ни туч на небе, ни ветров студеных;
Цветы и листья, зелень в свежих кронах,
До вешних празднеств, право, полшага.
Наряды, самоцветы, жемчуга
На созданных Амором юных доннах,
Веселость в них, мне верится, влюбленных,
Когда гулять выходят на луга.
Я вижу то, что видеть нежеланно:
На отдых в Ба́йи едет чаровница,
А я к ней рвусь и мучусь непрестанно.
Заснуть бы мне, пока не возвратится,
Туда ль поехать поздно или рано,
Не знать бы лучше, что там с ней случится!
20
К нам скоро лето красное нагрянет,
Пролив с небес поток тепла и света,
И, я не сомневаюсь, местность эта
Прекраснейшей в подлунном мире станет.
Амора, что здесь царь и всех тиранит,
Ведет не то звезда, не то комета;
Сама Венера дивная не где-то,
А здесь, я верю, из волны воспрянет.
Нет здешних пляжей и лугов чудесней,
Где ухажеры шепчут доннам в ушко
И всё внушает лад и благодать.
Здесь не смолкают праздничные песни,
Здесь что ни шаг – любовная ловушка,
Куда добыча любит попадать.
21
Огонь из этих глаз мне сердце гложет,
Которое с покоем распрощалось,
А прежде ими счастье источалось
И каждый миг был мной с восторгом прожит.
Но что теперь ее досаду множит —
Любовь ли новая, как уж случалось,
Слепой ли гнев, обида ли, усталость
Иль что-нибудь во мне самом, быть может, —
Не ведаю; но знаю, что, не будь
Я гадок ей, не стал бы столь колюч
Взор глаз, где ласку различать любил я.
И плач владеет мной, гнетущ и жгуч,
О времени, что попусту убил я
На пламя, пепелившее мне грудь.
22
С тобой, сонет, бегу в тоске смятенной
От дум, что я не в силах усыпить:
В них та, что раз умела ослепить,
Моей кончины хочет непременно;