присутствие, как радио, играющее в пустой соседней комнате. Его голос чаще других
раздавался в недолговечных телефонах Гаррета.
Насколько Холлис догадывалась, ее появление было крайне нежелательно для старика, но Гаррета, который обладал уникальным набором разных навыков было просто
невозможно кем-то заменить. Мужчина, для которого полет с небоскреба в нейлоновом
костюме с вшитой между ног аэродинамической мембраной, и крыльями, вшитыми
между рукавами и боками. Мужчина белка-летяга, на фоне смертельно-неумолимо
вздымающихся в небеса конструкций из стекла и стали.
Все это было страшно не в духе Холлис, как тогда справедливо подметила Хайди.
Совсем не в ее вкусе. Спортсмены, солдаты, больше никогда ничего такого. С этого
момента она предпочитает мужчин, занимающихся искусством, любого вида, пусть
даже это будут хитромудрые гибриды, бизнесмены, занимающиеся искусством,
требующие к себе внимания не меньше, чем модные породистые кобели. Она и так это
знала, и успела уже несколько раз убедиться в этом на собственном печальном опыте.
Больше никаких сумашедших бэйс-джамперов из Бристоля, которые одевают водолазки
не задумывась о возможных последствиях и знают наизусть малопопулярные поэмы
Дилана Томаса и цитируют их. Это потому, сказал он, что он не умеет петь. И все это
время он же наносит каракули граффити на тайные механизмы истории. Гаррет.
Которого как она только что поняла в спускающемся вниз бронзовом нутре лифта она
по-настоящему любила. Она успела еще раз переосмыслить все это до того как лифт с
плавным толчком остановился в лобби отеля Одеон.
Поверх платья она одела свой Хаундс, в надежде что в темноте куртка сойдет за какой-
нибудь болеро. Интересно, сколько сезонов вот такой вот дорожно-гостиничной жизни
прошло до того момента когда она начала понимать этакие вот несоответствия. Она
предполагала что об этом мог бы беспокоиться Бигенд, с его разговорами о стареющей
богеме.
Кивнула мужчине, читающему роман за стойкой регистрации и подняла воротник
куртки, распространив и оставив за собой в лобби отеля слабый шлейф из пахнущего
джунглями индиго.
Снаружи промытый дождем воздух и сверкающие тротуары. Айфон показал время
7:50. Джордж или может быть Меридит, кто-то из них сказал что ресторан Лез Эдитюр
видно через улицу, правда не через эту, а через следующую, которая под углом.
Она пошла направо мимо слегка причудливой аптеки, затем еще раз повернула
направо, чтобы не прийти слишком рано. Эта весьма узкая улочка, проходила за отелем
под острым углом. На ней расположились букинистический магазин английской
литературы, коктэйль-бар, серьезный на вид суши ресторан, переплетная мастерская и
местечко с оборудованием как будь-то для китайской рефлексотерапии. Садистского
вида массажные устройства, инструкции, манекены и модели разных частей тела
промаркированные меридианами и точками. К примеру здесь было огромное китайское
ухо, идентичное тому, что она видела в номере Хайди в Корпусе. Она точно знала что
уже видела такое раньше.
Она развернулась и вернулась обратно, к маленькому окошечку переплетной
мастерской. Попыталась догадаться кем могут быть ее клиенты. Кто согласится
заплатить такие деньги за переоблицовку старых книг? Зачем древним мыслям хоть и
стандартный, но высококласный фасад? Она подумала что Бигенд наверное мог бы, хотя о его библиофильских препочтениях она могла только гадать. Она еще не видела
ни одной книги ни в одном из Бигендовских мест. Он скоре был дитя экранов и пустых
поверхностей стоек и столешниц. Насколько она знала, он даже не коллекционировал
предметы искусства. Наверное он считал что они конкурируют со всем прочим за
обладание его сознанием, зашумляя поступающие из окружающей среды сигналы.
Одна из книг в окошке была оформлена как веер, или даже как кусок пирога с золотым
тиснением из телячьей кожи цвета слоновой кости с аккуратно откушенным концом.
Улица была пуста совершенно. Холлис беззвучно помолилась за Гаррета. Не понимая
даже кому. Ненадежной вселенной. Или тем механизмам, на которых он оставлял свои
записи. Пожалуйста.
Книга-веер самодовольно взирала на нее своей безупречностью. В ее содержание
возможно никто не заглядывал уже пару столетий.
Она повернулась и пошла в сторону улицы Одеон. Пересекла ее и продолжила
движение по направлению к ресторану.
Остаточное чутье бывшей знаменитости подсказало ей что возле ресторана могут быть
папараци. Она моргнула, продолжая шагать. Да, точно, она обнаружила их. Она умела
читать эти нервозно-небрежные жесты языка тела, которые вроде бы должны были
означать безмятежное безразличие. Это своего рода гневное раздражение, порожденное
скукой долгого ожидания. Нетронутые напитки из самых дешевых, на красных
скатертях. Телефон возле уха. Некоторые в темных очках. Они смотрели как она
приближается.
Инстинктивно, она ждала когда первый поднимет камеру. Звук механизированного
хранилища изображений стимулировал напряжение мышц ее тазового дна. Собравшись
либо спасаться бегством, либо выглядеть наилучшим образом.
Никто пока не снимал ее. Хотя все они продолжали наблюдать за ее приближением.
Она не была целью их ожидания. Больше не была, последние несколько лет. Они
возбудила их временный интерес лишь своим внезапным здесь появлением. Почему?
Интерьер внутри Лес Эдитюр напоминал ар-деко, но без хрома и искусственного
оникса. Красная кожа в цвет лака для ногтей пятидесятых годов. Черно-белые портреты
в рамках, с французскими лицами, незнакомыми ей.
— Ему не нужно было посылать вас, — сказал Рауш, который одно время был
редактором несуществующего журнала Нод, принадлежащего Бигенду, этакий
фантомный дайджест цифровой культуры. — Все неплохо идет само собой.
Он смотрел на нее поверх тяжелой черной оправы своих очков, которые выглядели так, будь-то были загнуты, почти закрывая ему обзор всего, что находилось слева от него.
Его черные волосы словно обтекали изгибы черепа.
— Меня никто не посылал. Что вы здесь делаете?
— Если он не отправлял вас, то почему вы здесь?
— У меня здесь ужин и встреча кое с кем. В Париже я по делам Хьюберта, но не для
того чтобы встречаться с вами. Ваш ход.
Рауш приложил ладонь ко лбу и пропуская сквозь пальцы волосы, которых не было
провел рукой назад.
— Фридрика. Сестры Доттирс. Они собираются опубликовать новый альбом на этой
неделе. Они здесь с Брамом. — Он видимо рефлекторно поморщился.
— Кто такой Брам?
— Брам из Стокерс. Этакий вампирский типаж. — Он выглядел не на шутку
смущенным. — Предполагалось что он будет с Эйдис, а он выбрал Фридрику.
Штатовский журнал Пиплс рассматривает все это в пользу Фридрики, а мы
придерживаемся Эйдис. Мы до сих пор не разобрались что с этим делать, но должны
решить проблему до завтра.
— Не находите что тактика слегка устаревшая?
Рауш дернулся. — Бигенд сказал что это сработает. Он говорит что это двойной маневр, так что его можно считать банальной новинкой. Нет конечно не новинкой, но чем-то
привычным и знакомым.
— И поэтому он все время с ними? Они клиентки Голубого Муравья?
— Он в дружбе с их отцом, — сказал Рауш, понижая голос, — это все, что я знаю.
— А кто их отец? — Ей почему-то показалось странным что у близняшек есть отец.
Она думала что их механически отделили как твердую фазу некоей дисперсной
системы.
— Большая шишка в Исландии. Холлис, правда не он тебя послал?
— А кто решил что вы все должны собраться здесь? — Она только что заметила
серебристую прическу одной из близняшек в глубинах ресторана, хотя уже и забыла
которая конкретно из них была сейчас здесь. За столом с ней сидел высокий,
широкоплечий молодой мужчина, один глаз закрыт тяжелой, словно не очень чистой
прядью черных волос.
— Я решил. Место не слишком модное. Выглядит как будь-то они случайно
встретились. Не будет отвлекать от беседы.
— Ну да, а если в дополнение к этому один из тех, с кем я ужинаю окажется шпионом
Бигенда, то это просто совпадение.
Рауш теперь выглядел рассерженным, что насколько она знала, в действительности
означало испуг. — Правда?
— Правда. — Рядом вдруг воспарил явно нетерпеливый мэтрдотель. — Овертон, —
сказала Холлис уже ему, — столик на четверых. — Когда она повернулась обратно к
Раушу, тот уже исчез. Она последовала за мужчиной через заполненный до отказа
ресторан, туда, где уже сидели Джордж и Меридит.
Джордж, слегка порозовевший послал ей воздушный поцелуй. Он был в темном
костюме и белой сорочке без галстука. Расстегнутый ворот открывал взгляду