Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Солдат Мищенко призадумался. Емельян вопросительно уставился на Парфена.
– Это еще обмозговать надо, – неуверенно протянул Дружинин. – Не след этак, с бухты-барахты…
– Так ты подумай, брат, обмозгуй, – согласно кивнул головой Емельян. – Время еще есть, пока твое дело у губернатора будут рассматривать. Да гляди, поспешай думать, не то вынесут приговор – тогда все! Батогов всыпят по первое число, мало не покажется. Кровавой юшкой умоешься. А то и вообще богу душу можно отдать на дыбе, под кнутом у ката.
Парфен Дружинин думал два дня. На третий на острожном дворе прилюдно наказывали кнутом арестанта за какую-то провинность. После тридцати ударов несчастный перестал кричать, лишившись чувств, и пришлось его окатывать водой, которую принес из колодца Дружинин. Он был в этот день дежурным по кухне и таскал воду в котел. После пятидесяти ударов тяжелого ременного кнута спина наказуемого превратилась в бесформенное кровавое месиво, и его, отвязав от столба, волоком потащили в острог два гарнизонных солдата.
Вечером, вернувшись в свою камеру после работы, Парфен Дружинин поманил Пугачева в дальний угол и шепотом дал согласие на побег. Так угнетающе подействовала на него экзекуция.
Глава 20
Разбойники
1
Казачка Варвара Атарова, доехав с крестьянским санным обозом до ближайшей почтовой станции, распрощалась с возчиками и остаток пути до Узеней – двух небольших степных речушек – проделала без попутчиков. Хоть и боязно было одной – в глухой заснеженной степи могли встретиться лихие люди, – но иного выхода не было. Муж ее, яицкий казак Михаил Атаров, был в Оренбурге под следствием, старший сын Евлампий с лета скрывался на Узенях от старшин и карателей генерала Фреймана.
Варвара, оставляя малых ребятишек на попечение свекрови, а детей у нее было всего шесть душ, регулярно навещала находившегося в бегах сына, приносила ему кое-какой провизии, собранной по родственникам и знакомым. Рассказывала последние новости.
Сейчас в Яицком городке только и разговоров было, что о каком-то таинственном заезжем купце Емельяне Пугачеве, поселившемся у отставного казака Пьянова. Соседки рассказывали, что будто бы пообещал купец яицким казакам по 12 рублей на каждую семью для переселения на Кубань к тамошним казакам-некрасовцам, отошедшим под руку турецкого султана. С этой новостью и шла к сыну Варвара Атарова: брать аль нет деньги на переселение, когда от разговоров до дела дойдет, и поедет ли с ними на Кубань сам Евлампий…
Евлампий Атаров обретался на Узенях не один, постепенно подобралась ватага из таких же отчаянных молодцов, бывших не в ладах с законом. Выкопали на берегу реки, в камышах глубокую землянку, натаскали туда бурьяна, сухого камыша для постелей. Камышом же протапливали слепленную на скорую руку из глины печурку. Топили «по черному», без трубы, так что от едкого дыма постоянно кашляли и терли кулаками слезившиеся глаза.
Лаз в землянку был хорошо замаскирован, но Варвара нашла его без труда. Не единожды бывала здесь раньше. В землянке было тепло, угарно от дыма и душно от запаха потных, давно не мытых человеческих тел. К тому же сильно накурено. Вдоль стен на земляных нарах располагалось человек десять живописно одетых бродяг: несколько утекших от помещиков мужиков, гарнизонный солдат-дезертир, татарин с обритой наголо головой, трое казаков. Верховодил ватагой Евлампий. Беглецы были вооружены: яицкие казаки – ружьями, пистолетами и шашками, косоглазый азиат – луком со стрелами, солдат – старенькой, видавшей виды фузеей, мужики – топорами, кистенем и вилами.
Варвара удивилась обилию народа в землянке. В прошлый ее приход людей было в два раза меньше.
– Пристают к нам людишки, мать, – пояснил Евлампий. – Народу-то нынче на Руси живется ой как не сладко при проклятой немке! Вот и бегут кто куда.
– Купец, слыхали, объявился, Емельян Пугачев, из староверов, – принялась рассказывать Варвара. – В городке у Дениса Пьянова квартировал одно время. Обещал всем казакам денег на переселение в Туретчину дать, по двенадцать рублей на семью. Вот! Да схватили его надысь верхоконные солдаты, как раз при мне.
– Как же так, мать, неужто взаправду арестовали? – встрепенулся, слушая ее речь, Евлампий.
– Притомилась я за долгий путь, присела передохнуть на придорожный камень, – принялась рассказывать Варвара. – Узелок с харчами развернула на коленях, только хотела перекусить малость, как вдруг откуда ни возьмись – путник. Идет по степу один, как волк, и никого окромя. Я шибко испугалась, даже пистоль, припрятанный под шубейкой, потрогала. Он у меня свинцовой пулей заряженный, как раз на лихих людей. Батька твой как-то дал на всякий пожарный. Я луковицу очищала, из глаз слезы потекли непрошенные… Поравнялся со мной путник, приостановился, принялся расспрашивать, о чем горюю, слезы лью? Не случилось ли чего? Я быстро свернула ужин, чтобы разжалобить гостя непрошенного, еще пуще залилась слезами. Поведала о том, что оплакиваю мужа, угнанного солдатами в Оренбург.
Тут как на грех вдали показались всадники. Человек всполошился, показал мне кулак и по шустрому нырнул в неглубокий придорожный овраг, в бурьяны прошлогодние, высокие. Подъехало трое солдат в голубых мундирах и светло-коричневых штанах, в черных ботфортах выше колен, окружили меня, едва конями запаренными не потоптали. Старшой сердито шумит: «А что, баба, не видала ли ты нигде Пугачева Емельку? Он вор и смутьян, и нам велено его сыскать по государственному делу!» Я испугалась, на ноги вскочила: «Не знаю, – говорю, – никакого Емельку». А сама вспомнила, что слыхала уже в городке эту фамилию, казаки сказывали. Старшой велел солдатам спешиться и полезать в овраг, там поискать беглого купца. И что ж ты думаешь, сынок, Пугачева вскоре схватили, хоть я в этом вовсе не виновна. В голову даже шальная мысль стукнула: выхватить пистоль и стрельнуть раз в солдата. Но я тут же оставила это безумство: Емельяну бы не помогла, а себе навредила. Решила бечь поскорее на Узени к тебе, Евлампий. Пугачева в Яицкий городок, должно быть, погнали… Ты, сынок, поторопился бы, может, успеете еще с казаками отбить купца по дороге.
– Что нам за дело до того купца? – равнодушно пожал крутыми богатырскими плечами Евлампий Атаров. – Нас не трогают солдаты, и ладно. А Пугачев нехай сам из беды выпутывается. Он нам не сродственник, чтоб за него на штыки солдатские бросаться.
– Мож, и правда денег бы на переселение дал? – вкрадчиво предположила Варвара. – Зажили б как люди на Кубани-реке…
– Сейчас там война с туркой, – подал голос прислушивавшийся к их разговору солдат Иван Дегтярев. – Слых есть, наши теснят басурманов и дошли ажнак до самого
- Сборник 'В чужом теле. Глава 1' - Ричард Карл Лаймон - Периодические издания / Русская классическая проза
- Золото бунта - Алексей Иванов - Историческая проза
- Пятеро - Владимир Жаботинский - Русская классическая проза