(1917)
238
Плач дитяти через поле и реку,
Плач дитяти через поле и реку,Петушиный крик, как боль, за версты,И паучью поступь, как тоску,Слышу я сквозь наросты коросты.
Острупела мать-сыра-земля,Загноились ландыши и арфы,Нет Марии и вифанской МарфыОтряхнуть пушинки с ковыля, —
Чтоб постлать Возлюбленному ложеПыльный луч лозою затенить.Распростерлось небо рваной кожей, —Где ж игла и штопальная нить?
Род людской и шила недомыслил,Чтоб заплатать бездну или ночь;Он песчинки по Сахарам числил,До цветистых выдумок охоч.
Но цветы, как время, облетели.Пляшет сталь и рыкает чугун.И на дымно закоптелой елиОглушенный плачет Гамаюн.
239
Где рай финифтяный и Сирин
Где рай финифтяный и СиринПоет на ветке расписной,Где Пушкин говором просвиренПитает дух высокий свой,
Где Мей яровчатый, Никитин,Велесов первенец Кольцов,Туда бреду я, ликом скрытен,Под ношей варварских стихов.
Когда сложу свою вязанкуСосновых слов, медвежьих дум?«К костру готовьтесь спозаранку» —Гремел мой прадед — Аввакум.
Сгореть в мятельном ПустозерскеИли в чернилах утонуть?Словопоклонник богомерзкий,Не знаю я, где орлий путь.
Поет мне Сирин издалеча:«Люби, и звезды над тобойЗаполыхают красным вечем,Где сердце — колокол живой».
Набат сердечный чует Пушкин —Предвечных сладостей поэт…Как Яблоновые макушки,Благоухает звукоцвет.
Он в белой букве, в алой строчке,В фазаньи-пестрой запятой.Моя душа, как мох на кочке,Пригрета пушкинской весной.
И под лучом кудряво-смуглымДремуча глубь торфяников.В мозгу же, росчерком округлым,Станицы тянутся стихов.
240
Оскал Февральского окна
Оскал Февральского окнаГлотает залпы, космы дыма…В углу убитая женаЛежит строга и недвижима.
Толпятся тени у стены,Зловеще отблески маячат…В полях неведомой страныНаездник с пленницею скачет.
Хватают косы ковыли,Как стебли свесилися руки,А конь летит в огне, в пыли,И за погоню нет поруки.
Прости, прости! В ковыль и мглуТебя умчал ездок крылатый…Как воры, шепчутся в углуКирка с могильною лопатой.
(1913)
241-248. СПАС
I
Вышел лен из мочища
Вышел лен из мочищаНа заезженный ток —Нет вернее жилища,Чем косой солнопек.
Обсушусь и провею,После в мяло пойду,На порты ЕремеюС миткалем на ряду.
Будет малец ЕремаКак олень, белоног —По опушку — истома,После — сладкий горох.
Волосок подколенный,Кресцовой, паховой,До одежды нетленнойОбручатся со мной.
У мужицкого СпасаКрылья в ярых кресцах,В пупе перьев запасы,Чтоб парить в небесах.
Он есть Альфа, Омега,Шамаим и Серис,Где с Ефратом ОнегаПоцелуйно слились.
В ком Коран и Минея,Вавилон и СэровПляшут пляскою змеяПод цевницу веков.
Плоти громной, Господней,На порты я взращен,Чтоб Земля с ПреисподнейУбедились как лен.
Чтоб из Спасова чреваВоспарил об-он-полСын праматери Евы —Шестикрылый Орел.
II
Я родил Эммануила –
Я родил Эммануила —Загуменного Христа,Он стоокий, громокрылый,Кудри — буря, меч — уста.
Искуплением заклятый,Он мужицкий принял зрак;На одежине заплаты,Речь — авось, да кое-как.
Спас за сошенькой-горбушейПотом праведным потел,Бабьи, дедовские душиВозносил от бренных тел.
С белопахой коровенкойРазговор потайный вел,Что над русскою сторонкойСудный ставится престол.
Что за мать, пред звездной книгой,На слезинках творена,Черносошная ковригаВ оправданье подана.
Питер злой, железногрудыйИисусе посетил,Песен китежских причудыПогибающим открыл.
Петропавловских курантовСлушал сумеречный звон,И Привал КомедиантовЗа бесплодье проклял Он.
Не нашел светлей, пригожеЗагуменного бытья…О мой сын, — Всепетый Боже,Что прекрасно без Тебя?
И над Тятькиной могилойТы начертишь: пел и жил.Кто родил Эммануила,Тот не умер, но почил.
III
Я родился в вертепе,
Я родился в вертепе,В овчем, теплом хлеву,Помню синие степиИ ягнячью молву.
По отцу-древоделуЯ грущу посейчас —Часто в горенке белойПосещал кто-то нас.
Гость крылатый, безвестный,Непостижный уму, —Здравствуй, тятенька крестный,Лепетал я ему.
Гасли годы, всё режеЧаровала волшба,Под лесной гул и скрежетСиротела изба.
Стали цепче тревоги,Нестерпимее страх,Дьявол злой, тонконогийОбъявился в лесах.
Он списал на холстинуЕль, кремли облаков;И познал я кончинуГромных отрочьих снов.
Лес, как призрак, заплавал,Умер агнчий закат,И увел меня дьяволВ смрадный, каменный ад.
Там газеты-блудницы,Души книг, души струн…Где ты, гость светлолицый,Крестный мой — Гамаюн?
Взвыли грешные тени:Он бумажный, он наш…Но прозрел я ступениВ Божий певчий шалаш.
Вновь молюсь я, как ране,Тишине избяной,И к шестку и к лоханиПрипадаю щекой:
О, простите, примитеВ рай запечный меня!Вяжут алые нитиЗори — дщери огня.
Древодельные стружкиТочат ладанный сок,И мурлычит в хлевушкеГамаюнов рожок.
IV
В дни по Вознесении Христа
В дни по Вознесении ХристаПусто в горнице, прохладно, звонко,И как гробная прощальная иконка,Так мои зацелованы уста.
По восхищении ХристаНекому смять складок ризы.За окном, от утренника сизы,Обнялися два нагих куста.
Виноградный Спас прости, прости.Сон веков, как смерть, не выпить горсткой.Кто косматой пятернею жесткойОстановит душу на пути?
Мы Тебе лишь алчем вознестиЖар очей, сосцов и губ купинных.В ландышевых горницах пустынныхХоть кровинку-б-цветик обрести.
Обойти все горницы РоссииС Соловков на дремлющий Памир,И познать, что оспенный трактирДля Христов усладнее Софии.
Что как куща, веред-стол уютен,Гнойный чайник, человечий лай,И в церквах обугленный РаспутинПродает сусальный, тусклый рай.
V
Неугасимое пламя,
Неугасимое пламя,Неусыпающий червь…В адском, погибельном храмеВьется из грешников вервь.
В совокупленьи геенскомКорчится с отроком бес…Гласом рыдающе женскимКличет обугленный лес:
Милый, приди! О, приди же…И, словно пасечный мед,Пес огнедышащий лижетСемени жгучий налет.
Страсть многохоботным удомМножит пылающих чад,Мужа зовет Изумрудом,Женщину — Черный Агат.
Сплав Изумруда с Агатом —Я не в аду, не в раю, —Жду солнцеликого братаВызволить душу мою:
Милый, явись, я — супруга,Ты же — сладчайший жених,С Севера, с ясного ль ЮгаЖдать поцелуев Твоих?
Чрево мне выжгла геенна,Бесы гнездятся в костях.Птицей — волной белопеннойРею я в диких стихах.
Гибнут под бурей крылатойАд и страстей корабли…Выведи, Боже распятый,Из преисподней земли.
VI