217
По Керженской игуменьи Манефе,
По Керженской игуменьи Манефе,По рассказам Мельникова-ПечерскогоВсплакнулось душеньке, как дрохвеВ зоологическом, близ моржа Пустозерского.
Потянуло в мир лестовок, часословов заплаканных,В град из титл, где врата киноварные…Много дум, недомолвок каляканныхЗнают звезды и травы цитварные!
Повесть дней моих ведают заводи,Бугорок на погосте родительский;Я родился не в башне, не в пагоде,А в лугу, где овчарник обительский.
Помню Боженьку, небо первачное,Облака из ковриг, солнце щаное,В пеклеванных селениях брачноеПенье ангелов: «чадо желанное».
На загнетке соборы святителей,В кашных ризах, в подрясниках маковых,И в творожных венцах небожителейПо укладкам келарника Якова.
Помню столб с проволокой гнусавою,Бритолицых табашников-нехристей;С «Днесь весна» и с «Всемирною славою»Распростился я, сгинувши без вести.
Столб-кудесник, тропа проволочная, —Низвели меня в ад электрический…Я поэт — одалиска восточнаяНа пирушке бесстыдно языческой.
Надо мною толпа улюлюкает,Ад зияет в гусаре и в патере,Пусть же Керженский ветер баюкаетГолубец над могилою матери.
218
Я — древо, а сердце — дупло,
Я — древо, а сердце — дупло,Где сирина-птицы зимовье,Поет он — и сени светло,Умолкнет — заплачется кровью.
Пустынею глянет земля,Золой власяничное солнце,И умной листвой шевеля,Я слушаю тяжкое донце.
То смерть за кромешным станкомВдевает в усновище пряжу,Чтоб выткать карающий гром —На грешные спины поклажу.
Бередят глухие листы;В них оцет, анчарные соки,Но небо затеплит кресты —Сыновности отблеск далекий.
И птица в сердечном дуплеЗаквохчет, как дрозд на отлете,О жертвенной, красной земле,Где камни — взалкавшие плоти.
Где Музыка в струнном шатреТомится печалью блаженнойО древе — глубинной заре,С листвою яровчато-пенной.
Невеста, я древо твое,В тени моей песни-олени;Лишь браком святится жилье,Где сиринный пух по колени.
Явися, и в дебрях возляг,Окутайся тайной громовой,Чтоб плод мой созрел и отмяг —Микулово, бездное слово!
219
Есть горькая супесь, глухой чернозем,
Есть горькая супесь, глухой чернозем,Смиренная глина и щебень с песком,Окунья земля, травяная медынь,И пегая охра, жилица пустынь.
Меж тучных, глухих и скудельных земельЕсть Матерь-земля, бытия колыбель,Ей пестун Судьба, вертоградарь же Бог,И в сумерках жизни к ней нету дорог.
Лишь дочь ее, Нива, в часы бороньбы,Как свиток являет глаголы Судьбы, —Читает их пахарь, с ним некто Другой,Кто правит огнем и мужицкой душой.
Мы внуки земли и огню родичи,Нам радостны зори и пламя свечи,Язвит нас железо, одежд чернота, —И в памяти нашей лишь радуг цвета.
В кручине по крыльям, пригожих лицомМы «соколом ясным» и «павой» зовем.Узнайте же ныне: на кровле конекЕсть знак молчаливый, что путь наш далек.
Изба — колесница, колеса — углы,Слетят серафимы из облачной мглы,И Русь избяная — несметный обоз! —Вспарит на распутья взывающих гроз…
Сметутся народы, иссякнут моря,Но будет шелками расшита заря, —То девушки наши, в поминок векам,Расстелют ширинки по райским лугам.
(1917)
220
Как гроб епископа, где ладан и парча
Как гроб епископа, где ладан и парчаПолуистлевшие смешались с гнилью трупной,Земные осени. Бурее кирпичаОсиновая глушь. Как склеп, ворам доступный,Зияют небеса. Там муть, могильный сор,И ветра-ключаря гнусавый разговор:«Украден омофор, червонное кадило,Навек осквернена святейшая могила:Вот митра — грязи кус, лохмотья орлеца…»Земные осени унылы без конца.Они живой зарок, что мира пышный склепРаскраден будет весь, и без замков и скрепЛишь смерти-ключарю достанется в удел.Дух взломщика, Господь, и туки наших телСмиряешь Ты огнем и ранами войны,Но струпья вновь мягчишь бальзамами весны,Пугая осенью, как грозною вехой,На росстани миров, где сумрак гробовой!
221
Счастье бывает и у кошки –
Счастье бывает и у кошки —Котеночек — пух медовый,Солнопек в зализанной плошке,Где звенит пчелой душа коровы.
Радостью полнится и рябка,Яйцом в пеклеванной соломе,И веселым лаем АрапкаВ своей конуре — песьем доме.
Горем седеет и муха —Одиночкой за зимней рамой…Песнописцу в буквенное брюхоНизвергают воды Ганг и Кама.
И внимая трубам вод всемирных,Рад поэт словесной бурной пене, —То прибой, поход на ювелирныхМастерочков рифм — собак на сене.
Гам, гам, гам, — скулят газеты, книги,Магазины Вольфа и Попова…Нужны ль вам мои стихи-ковриги,Фолиант сермяжный и сосновый?
Расцветает скука беленоюНа страницах песьих, на мольбертах;Зарождать жар-птицу, роха, союЯ учусь у рябки, а не в Дерптах.
Нежит солнце киску и Арапка,Прививает оспу умной твари;Под лучами пучится, как шапка,Мякоть мысли. Зреет гуд комарий.
Треснет тишь — булыжная скорлупка,И стихи, как выводок фрегатов,Вспенят глубь, где звукоцвета губкаТянет стебель к радугам закатов…
Счастье быть коровой, мудрой кошкой,В молоке ловить улыбки солнца…Погрусти, мой друг, еще немножкоУ земного, тусклого оконца.
222
Шепчутся тени-слепцы:
Шепчутся тени-слепцы:«Я от рожденья незрячий».«Я же ослепла в венцы,В солнечный пир новобрачий».
«Дед мой бродяга-фонарь,Матерь же искра-гулеха»…«Помню я сосен янтарь,Росные утрени моха».
«Взломщик походку мне дал,Висельник — шею цыплячью».Призраки, вас я не звалБить в колотушку ребячью!
Висельник, сядь на скамью,Девушке место, где пряжа.Молвите: в Божьем раюЕсть ли надпечная сажа?
Есть ли куриный Царьград,В теплой соломе яичко,Сказок и шорохов клад,Кот с диковинною кличкой?
Бабкины спицы там есть,Песье ворчанье засова?..В Тесных вратах не пролезтьС милой вязанкой былого.
Ястреб, что смертью зовут,Город похитил куриный,Тени-слепцы поведутДушу дорогою длинной.
Только ужиться ль в адуСердцу теплее наседки;В келью поэта придуЯ в золотые последки.
К кудрям пытливым склонюсь,Тайной дохну на ресницы,Та же бездонная РусьГлянет с упорной страницы.
Светлому внуку незрим,Дух мой в чернильницу канет,И через тысячу зимБуквенным сирином станет.
223
Будет брачная ночь, совершение тайн
Виктору Шимановскому
Будет брачная ночь, совершение тайн,Все пророчества сбудутся, камни в пляску пойдут,И восплачет над Авелем окровавленный Каин,Видя полночь ресниц, виноград палых уд.
Прослезится волчица над костью овечьей,Зарыдает огонь, что кусался и жег,Станет бурей душа, и зрачок человечийВознесется, как солнце, в небесный чертог.
И Единое око насытится зреньемБрачных ласк и зачатий от ядер миров,Лавой семя вскипит, изначальным хотеньемДастся солнцу — купель, долу — племя богов.
Роженица-земля, охладив ложесна,Улыбнется Супругу крестильной зарей…О пиры моих уд, мрак мужицкого сна, —Над могилой судеб бурных ангелов рой!
224