шаг, и окно, перед которым я стояла, бьется вдребезги. Стена взрывается гипсовыми фонтанчиками.
– Что это было? – Кэл заставляет меня сесть на корточки, и я прижимаюсь к нему.
Младший агент Совета стискивает мое плечо.
– Не паникуй.
– Я и не паникую.
– Паникуешь, а должна сосредоточиться. – Кэл выжидает, пока я не встречаюсь с ним взглядом. Бьется еще одно окно. Горка тестов по химии взлетает в воздух. – В нас стреляют, но все будет хорошо.
– В каком мире это «хорошо»? – Взываю к магической силе, но не чувствую ничего. Даже боль не ощущаю.
Разбивается очередное окно: Охотники, а я думаю, что это они, пробуют разные ракурсы. Высокий стеллаж справа ломается и падает, книги разлетаются по полу.
– Это что, пули? Почему Охотники не стреляют в нас препаратом? Они пытаются нас убить!
Кэл достает из борсетки два пузырька: один с кремовым содержимым, другой – с черным как смоль.
Кремовое снадобье Кэл льет на нас обоих – оно падает на кожу, как песок.
– Что ты сделал?
– Я ведь обещал тебя защитить. – Кэл завинчивает крышку на пузырьке и убирает емкость в борсетку. – Свет вокруг нас будет преломляться. Невидимками нам, конечно, не стать, но разглядеть теперь сложнее.
Мимо нас рикошетом бьет еще одна пуля.
– А здесь что? – Дрожащим пальцем показываю на черный пузырек.
– Это снадобье поможет нам исчезнуть. – Кэл поправляет борсетку и протягивает мне руку. – Ни при каких обстоятельствах не отпускай меня, поняла?
Кивнув, я крепко сжимаю протянутую ладонь.
– Сейчас тут станет по-настоящему темно. Держись!
– Что ты?..
Пули градом летят в окна. Кэл разбивает пузырек. Тьма растекается по воздуху, как чернила. Вся квартира, весь этаж наполняются тенями такой густоты, что ничего не разглядеть.
Меня направляет лишь рука Кэла – мы выбираемся из квартиры убитого Заклинателя и скрываемся на извилистых улицах.
* * *
«Почему они хотят нас убить?»
Это единственная связная мысль, которая крутится у меня в голове и выпадает из калейдоскопа боль-кровь-смерть.
С помощью двух снадобий мы возвращаемся в отель незамеченными. Пока я стою в душе и соскребаю с кожи остатки крови Дэвида, Кэл звонит Арчеру и сообщает о случившемся. В полной пара ванной комнате – затуманенной, дымчатой, как та, в которой мы нашли Дэвида, – я надеваю чистые вещи. Кэл тем временем уже разговаривает по телефону с моей мамой, по его словам, мы в безопасности и скоро вернемся в Салем.
Что мы им сделали?
Почему они нас так ненавидят?
Вопросы кружатся, как два циклона, когда я залезаю в слишком мягкую постель и натягиваю одеяло до подбородка. Я в разобранном состоянии, балансирую на грани нервного срыва, зато Кэл – сама сосредоточенность. Он меряет комнату шагами в ожидании указаний Арчера, а когда они наконец поступают, уходит разруливать ситуацию с телом доктора О’Коннелла.
Под одеялом хорошо и спокойно, я не выбираюсь наружу, чтобы задать вопросы или попрощаться с Кэлом. Я не знаю, что именно он намерен делать и как собирается защититься, если вернутся Охотники. Не то чтобы мне было все равно, разумеется, мне не все равно, однако стресса или беспокойства я не вынесу.
Я не выдержу даже мысли о том, что с Кэлом может произойти что-то страшное.
Может, права Вероника. Наверное, мне стоит сбежать, и пусть проблемы решают другие, а ответственность за судьбу кланов ляжет на плечи кому-нибудь еще. Кому-то вроде Кэла, Арчера или Старейшины Китинг. Кому-то, кто понимает, что за хрень здесь творится.
Кому-то, но не мне.
Когда Кэл возвращается, его одежда попахивает дымом, но ни он, ни я об этом даже не заикаемся. Кстати, он приходит не один, а с Вероникой. Она разувается, залезает на кровать и крепко меня обнимает. В ее прикосновениях – поддержка всего нашего ковена, и в этот момент безусловной любви и стопроцентного доверия я окончательно сдаюсь. Механизмы самозащиты ломаются на мелкие кусочки, и я реву так, что сбивается дыхание.
Вероника не отпускает меня, пока я не проливаю все слезинки до последней. Чувствуя себя до болезненного уязвимой, я, похоже, засыпаю.
Когда я открываю глаза, то вижу Веронику. Она стоит на коленях у кровати.
– Нам пора, Ханна, – говорит она тихо, но настойчиво, лишая меня возможности спорить. – Я еду с вами.
Вероника вытаскивает меня из кровати, а Кэл, успевший сложить мои вещи в чемодан, уже ждет у двери. Заклинатель передает ключи Веронике, чтобы мы могли ждать в машине, пока он расплачивается за номера.
И вот мы на трассе, едем обратно в Салем.
– Как же это случилось? – спрашивает Вероника, когда мы застреваем в пробке у Олбани. Она сидит рядом со мной, и хоть это, строго говоря, не особо безопасно, позволяет мне растянуться на сиденье. Моя голова лежит на свитере, расстеленном на ее коленях. Она играет с моими волосами, убирая их от лица. Жестикуляция у Вероники – совсем как у ее матери. Точно так же миссис Мэттьюз утешает заболевших детей из ковена, а я вдруг чувствую, что до физической боли соскучилась по своей маме.
Поверить не могу, что перед отъездом наговорила ей столько гадостей.
– Понятия не имею. – Судя по голосу, Кэл измучен не меньше моего. Слишком много переживаний и страха, Слишком Много Всего, поэтому сил у парня нет. – Охотники не могли знать ни о Дэвиде, ни о нашей поездке. Если Дэвид сам им не сказал, то я не представляю…
– А если сказал? – Вероника напрягает спину, заставляя и меня сесть прямо. – Ханна говорила, вы хотели завербовать его, потому что он что-то разрабатывает… Вдруг парень помогал Охотникам создать препарат, раз он был помешан на науке?
– Зачем?
– Ради денег, – отвечаю я, перебивая Кэла. – Дэвида расстраивало, что Совет не финансирует его исследования. Вдруг он обратился к Охотникам?
Кэл резко ударяет по тормозам, потому что едущая впереди нас машина неожиданно останавливается.
– Если так, зачем им убивать Дэвида?
– Хвосты подчищают? – гадаю я. – Или мой звонок изменил мнение Дэвида. Вдруг он пожалел, что создал препарат, увидев, как его используют Охотники?
Мой вопрос повисает в воздухе, поскольку автомобили в параллельных рядах начинают ползти.
– Отказываюсь верить, что Заклинатель так поступил… – Кэл встраивается в средний ряд, который движется чуть быстрее, чем остальные. – По крайней мере, в Салеме мы будем в безопасности.
Кэл старается меня успокоить, а я чувствую знакомый холодок и быстро считаю в уме.
– Следующие семь дней, да, будем.
– Семь дней? – спрашивает Вероника. – Почему только неделю?
– Через семь дней начнется разбирательство. – Я пристегиваю ремень безопасности и смотрю в окно. – На время процесса Старейшине Китинг придется снять барьерный наговор. Чересчур велик риск того, что регуляры заметят Охотников, останавливающихся у городской черты.
Подруга по ковену напрягается, костяшки пальцев у нее белеют.
– Если не будет барьера…
– В здании суда мы станем легкой добычей. Ага. В курсе. – Прислоняю голову к окну. Остатки боевого духа улетучиваются. Это уже слишком. Охотники и