Сидя в темноте и раскрывая себя, я удивляюсь, почему Деклан остаётся неподвижным рядом со мной. Меня разрывает желание забраться в его голову, и узнать, какие мысли он скрывает там. Выражение его лица трудно прочесть, когда он смотрит на меня. Тишина в комнате тревожная, но спокойная. Я начинаю задаваться вопросом, сможет ли он когда—нибудь быть в одной комнате со мной, не наказав меня.
— Я должен идти.
Он встаёт с кровати, а я остаюсь лежать. Я наблюдаю, как он поворачивается ко мне и ласковым движением натягивает одеяло на моё тело, а затем подпирает его руками под матрац, нависая надо мной.
— Останься.
— Почему?
— Я не знаю почему. Просто пока не возвращайтесь в Штаты.
Он отталкивается от кровати и идёт к двери. Мне тяжело, когда он уходит — одинокий и опустошённый. Его запах повис в воздухе, и я делаю глубокий вдох, чтобы запечатлеть его в своей душе. Я лежу в темноте, и меня преследуют демоны, которых я только что выпустила.
И теперь он знает всю ложность этого.
Что касается меня, то я только что прорезала глубочайший рубец и вновь открыла раны осквернения.
Я сражаюсь со своим сердцем, чтобы закрыться, превратиться в машину, которая защитит меня от того, что должно уничтожить. Воспоминания, которые только что возродились внутри меня, и потеря ощущения Деклана, вызывает множество эмоций, это слишком тяжело для меня, и прямо сейчас я не в состоянии думать.
Поэтому я покрываю себя броней и наслаждаюсь бесчувственным состоянием.
Вчера ко мне пришел мой адвокат и предложил заключить соглашение о признании вины. Поскольку моя роль во всем этом заключалась лишь в том, чтобы быть человеком из книг — мошенником с белым воротничком — они хотят, чтобы я слил более крупные имена для расследований. Но дело в том, что многих имен я не знал. Люди, которые управляют всем, стоят намного больше для федералов, чем я, но я не причастен к этой стороне дела. Одно имя, с которым я связан и которое я знаю, они хотят узнать больше всего.
Король картеля.
Но пересечься с ним — смертный приговор. Я усвоил этот урок. Поэтому я прикинулся дурачком и скрыл его имя. Если я буду стукачом, я покойник. Для меня гораздо безопаснее быть заключённым здесь — за сталью и железом.
Никто не смеет спорить со мной. Безопасность можно купить за деньги, неисчерпаемый источник которых у меня есть, и люди снаружи должны следить за тем, чтобы постоянный поток продолжал течь. Я собираюсь сейчас звонить Лаклану, который заботиться о том, что для меня в настоящее время недоступно.
Охранник продолжает следить за мной, находясь за пределами прачечной, где я теперь работаю четыре дня в неделю, зарабатывая жалкие одиннадцать центов в час.
― Кэл, ― приветствует он, когда, наконец, отвечает. ― Как дела?
― Как, черт возьми, ты думаешь, у меня дела? Ты позаботился о деньгах?
― Да. Все сделано. Недавно проходило благотворительное мероприятие, так что было легко отфильтровать деньги на счетах.
― А Деклан? ― спрашиваю я.
― А что с ним, сэр?
― У него есть какие—то подозрения?
― Нет. Он был занят в эти дни.
― Чем?
― Девушкой. Элизабет Арчер. Недавно она появилась в городе. Он приказал мне следить за ней.
Я не стал спрашивать почему. На данный момент время мне не союзник, но я могу только догадываться, что этот парень, вероятнее всего, навсегда облажался, когда дело дошло до доверия. Он никогда не рассказывал мне о стрельбе — кто это сделал и по какой причине. Но я знаю, что все сводится к Нине Вандервол. Все, что он сказал мне — это притвориться, что он мертв, и если когда—нибудь наши пути пересекутся, он хочет, чтобы я держался подальше от него. Я согласился, и он уехал в Шотландию, чтобы жить в том имении, которое купил много лет назад. Я не могу понять, что с ним, почему он хочет прозябать в одиночестве практически в глуши.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Я до сих пор не имею с ним контакта, и, насколько я знаю, этого никто не имеет. Он не знает, что я сижу в тюрьме за преступления, о которых ему ничего неизвестно. Преступления, которые я совершил, когда он был еще маленьким мальчиком.
― Она живет в городе рядом с ним, ― добавляет Лаклан.
― В Гала?
― В «Водяной Лилии».
Что за хрень?
― Деклан был там? ― спрашиваю я, гадая, знает ли он, что скрывалось от него.
― Там живет Элизабет. На днях он провел там пару часов посреди ночи, а затем вернулся домой.
Мне не дают возможность ответить, когда охранник захлопывает дверь и кричит: «Время вышло, заключенный!»
Он выхватывает телефон из моих рук и отключает звонок.
― Что, черт возьми, случилось с пятью минутами? ― говорю я враждебно.
― Увеличение цены, сука. В следующий раз тебе это будет стоить дороже.
Схватив меня за руку, он выводит меня из прачечной, и, хотя мои кости горят от желания выбить дерьмо из этого подонка, я держу себя под контролем, потому что я не могу попасть в изолятор. Мне нужно иметь доступ к этому чертовому телефону и найти способ взять себя в руки.
Первое, что мне нужно сделать, это выяснить, кто такая Элизабет, к которой мой сын ходит к «Водяной Лилии». Поэтому я жду в своей камере до отбоя, а затем пробираюсь в телефонную будку, откуда могу позвонить.
― Кэл, малыш, ― вздыхает голос Камиллы в трубку.
Я благодарю Бога, что ценности этой женщины немного сомнительны, чтобы встречаться с мужчиной, которому грозит до 25 лет в федеральной тюрьме.
― Как ты держишься, дорогая? ― спрашиваю я.
― Я скучаю по тебе. Необходимость заботиться обо всем самостоятельно губит меня.
― Я знаю. Мне жаль. Мне нужно тебя увидеть. Ты нужна мне здесь на выходных.
― Конечно. Ты знаешь, что я никогда не пропускаю посещение. Все в порядке?
― Да. Я не хочу, чтобы ты беспокоилась обо мне, ― говорю я. ― Просто важно тебя увидеть. ― Я настаиваю на своих словах, потому что мне нужно, чтобы она сделала для меня одну вещь, о которой я не могу упоминать в этих отслеживаемых звонках из—за определенных имён.
― Кэллум, ― она тихо ворчит. ― Ты в тюрьме. Как я могу не беспокоиться о тебе?
― Девяносто секунд.
― Чёрт! ― я рявкаю и ударяю рукой о бетонную стену. ― Ты положила деньги на мой счет?
― Да, но ты знаешь, насколько это медленно.
― Мне нужно, чтобы ты позвонила, потому что у меня все закончилось. Я не смогу позвонить тебе, пока не получу эти деньги.
― Я обещаю, Кэл.
― Осталось тридцать секунд.
― Боже, я ненавижу это, ― она плачет. ― Я очень сильно скучаю по тебе.
― Я тоже по тебе скучаю. Увидимся через пару дней.
― Я приеду. Я люблю тебя.
― Я тоже тебя люблю.
Зайдя в камеру, я сажусь перед телевизором, который показывает эпизод из шоу «Опасность». Слева от себя я вижу, как несколько идиотов выкрикивают свои ответы, и я нахожу их более занимательными, чем само шоу.
― Эй, шлюха!
Моё тело напрягается, когда слова скользят по моему уху, и прохлада от того, что я представляю себе, как лезвие пронзает мою спину.
― Я разговариваю с тобой, esé, ― говорит он, садясь позади меня, и его лицо парит рядом со мной, когда он тихонько говорит мне на ухо, чтобы не привлекать внимание.
― Чего ты хочешь? ― я сохраняю голос ровным и твердым.
― Твой босс хотел, чтобы я передал тебе сообщение.
― Мой босс?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
― Да, верно. Он не хочет, чтобы ты играл со мной. Произносил вещи, которые не нужно говорить. Упоминал имена, которые не нужно упоминать. ― Он вонзает клинок в мою кожу, и я отодвигаю спину от лезвия, когда он насмехается: ― Тебе же не нужно напоминать о твоей старухе, так ведь?
Я мотаю головой, чтобы посмотреть прямо на него, и он отступает, быстро засовывая лезвие в носок. Моя кровь кипит, и ярость, которая бурлит внутри, требует усилий, чтобы держать ее под контролем.