Парень улыбается, отмахиваясь от своих угроз в обмен на лёгкую усмешку, говоря:
— Эй, амиго. Расслабься.
― Расслабься? Ты упоминаешь мою бабу, и ждёшь, что я расслаблюсь? Мне не нужно напоминание, и я не твой амиго. В следующий раз, когда ты поговоришь с моим боссом, напомни ему, что часто преданность лежит в луже крови.
Он коротко кивает, принимая мои слова, а затем я добавляю:
― Если ещё раз ты будешь мне угрожать, я превращу тебя в гомика и засуну тебе в задницу палку.
Он смеётся, встаёт и, прежде чем уйти, качает головой и говорит:
― Ты меня удивляешь, белый. ― И затем с улыбкой добавляет: ― Я сообщу боссу, что мы поладили.
― Конечно сообщишь.
― Мне пришлось снять лифчик, Кэл!
― Что? Почему?
― По—видимому, я выгляжу подозрительнее, чем мусор, с которым я стояла в очереди, ― шепчет Камилла, а затем просматривает комнату, чтобы убедиться, что никто больше её не слышал. ― Это было унизительно.
Сидя за небольшим столом напротив женщины, которая трахала меня последний год, я зол на ту мразь, которая увидела сиськи моей куклы, в то время как у меня не было такой возможности, с тех пор, как они арестовали меня. Она оскорблена и сердита, и совершенно некстати. Она всегда выделяется, как больной палец, когда навещает меня, одетая в дизайнерскую одежду, но это моя Камилла.
― Я по тебе скучаю, любимый. Ожидание убивает меня. Я знаю, что не совсем правильно говорить это, когда ты здесь, взаперти, но я чувствую, что постоянно нахожусь в состоянии тревоги, ― говорит она.
Я не сказал ей о том, что на столе было написано заявление о признании вины, потому что она хотела, чтобы я сделал что угодно, бросил кого бы то ни было под автобус, лишь бы вернулся обратно.
― Дело будет принято у присяжных достаточно скоро. Это первый шаг. Но пока я хочу, чтобы ты кое—что для меня сделала, хорошо?
― Хорошо.
― Во—первых, есть какие—нибудь новости об убийстве Вандервола? ― спрашиваю я, поскольку я не могу заставить охранников включить телевизор на любой из новостных каналов.
― Вся компания находится под следствием, но для чего, общественность еще не знает. Она тяжело вздыхает, наклоняется вперёд и становится напряженной. ― Что я должна сделать, Кэл? Это всего лишь вопрос времени, когда все это попадает в прессу. Все будут знать. Наши имена будут звучать повсюду.
― Я могу тебе доверять, верно?
― Тебе даже не нужно подвергать это сомнению. Конечно. Я люблю тебя и сделаю все, что угодно, ты знаешь это.
― Мне просто нужно было услышать это снова. Это место умеет вогнать тебе в голову сомнения, ― говорю я ей, но знаю, что могу ей доверять. Она не похожа ни на одну женщину, которую я когда—либо любил. Она может быть на двадцать три года моложе меня, но она боец. После моего ареста я рассказал ей о незаконной деятельности, в которой был замешан. Я рассказал ей все, она не разочаровалась во мне и предложила рассказать властям все, что я хотел. Эта женщина будет лгать, обманывать и красть для меня, и я люблю ее еще больше за это. Так как она сидит здесь, вся чопорная против мусора городских маргиналов, я улыбаюсь внутри, зная, что она, вероятно, будет вести себя еще грязнее, чем большинство из них, и она будет выглядеть просто великолепно, делая это.
― А как насчёт его жены? Она была в новостях?
― Нет. На данный момент мало информации. Полиция держит рот на замке, пока дело расследуется.
Я киваю, а потом она добавляет:
― Дорогой?
― Что такое?
― Ты уже думал о том, чтобы позвонить сыну? Тебе не кажется, что он должен знать?
Сжав кулаки, я кладу руки на стол.
― Пока нет.
― Я могу позвонить ему.
Я качаю головой, говоря:
― Лаклан упомянул девушку, с которой он проводит время в Гала. Элизабет Арчер. Можешь прошерстить это имя?
― Элизабет Арчер, ― повторяет она. ― Да. Зачем?
― Мне нужно знать, кто она и какой интерес она имеет к моему сыну. Лаклан сказал мне, что она в Шотландии только на короткое время. Я не смог получить больше информации, потому что звонок был прерван.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
― Как ты думаешь, кто она?
― Не знаю. Но кто—то стрелял в Деклана через пару дней после убийства Беннетта, и он отказался назвать кто это. Там, где—то есть связь. Я знаю это.
― Это так несправедливо, ― говорит она. ― Я имею в виду, ты никогда никому не причинил вреда. Я не знаю, почему ты сидишь здесь, в тюрьме, а не те, кто вовлечен в это. Почему бы тебе не дать им имена?
― Ты знаешь почему, Камилла. Мы уже говорили об этом. Это не те люди, от которых можно отвернуться. Этот бизнес намного больше меня. И, зная суммы денег, которые я отмывал, моя жизнь на кону, если кто—то настучит, меня убьют.
― Я знаю, мы говорили об этом, это просто...
― Послушай, ― говорю я, желая, чтобы она не погружалась в эмоции всего этого.
― Прямо сейчас, просто сосредоточься на заботе о себе. Сосредоточься на выяснении, кто эта девушка, которая проводит время с Декланом. Я не хочу, чтобы ты зацикливалась на вещах, которые сейчас не под нашим контролем, хорошо?
Кивнув, она уступает:
― Хорошо.
Ступив ногой на чужую территорию, я чувствую себя свободным. Я избавлен от груза, который давил мне на плечи, и это приятное чувство, ходить, не оглядываясь постоянно через плечо.
Я приехал в Шотландию вчера, и после моей первой ночи крепкого сна за долгое время я проснулся сегодня утром, чувствуя себя живым.
Но пора вернуться к бизнесу.
Найти её — это мой билет на свободу.
Поэтому, когда я открываю свой ноутбук, я начинаю поиск двух имен, которые она использует: Нина Вандервол и Элизабет Арчер.
— Алло? — отвечаю я, когда звонит сотовый.
— Элизабет, это Лаклан.
Его голос разочаровывает. С тех пор, как Деклан пришел ко мне и попросил меня не уезжать, я надеялась услышать его, но пока ничего.
— Привет.
— Я хотел узнать, сможем ли мы встретиться. У меня есть информация о твоей матери.
Небольшой поток адреналина проносится по моему телу. Или это тревога? Может, страх? Я не знаю, что именно, но это пробуждает что—то внутри меня, и я спрашиваю:
— Ты нашел ее?
— Да. У тебя есть время, встретиться со мной?
— Ты в городе? — спрашиваю я, зная, что он живет в часе езды от Эдинбурга.
— Я смогу быть там. Ты просто скажи, как лучше для тебя.
— Я могу приехать в город.
— Ты уверена?
— Да, — отвечаю я, — Будет здорово немного изменить обстановку.
Честно говоря, мне просто нужно отвлечься. Вчера у меня был мрачный день, после того, как прошлой ночью здесь был Деклан. Запутанная неразбериха этой ситуации сводит меня с ума. Попытка разобраться с раной, которую я открыла вчера вечером, оказалась слишком сложной для меня.
И стоит открыться одной ране, открывается и другая.
С позором и отвращением моего прошлого, которое я вынуждена была хранить в тайне так долго, мне нужны были тиски, чтобы справиться с войной внутри меня.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Поэтому я сделала то, от чего мне стало хорошо, и когда безмятежная кровь, стекающая по моей шее, исчезла, я начала забивать кулаками свои бедра. Я продолжала до тех пор, пока, наконец, не увидела кровь, скопившуюся под моей кожей. Изуродованный алебастр.
Я повесила трубку после того, как записала его адрес и схватила свой шарф и пальто. Я отправляюсь в Эдинбург. Когда я перехожу на Мерчистон Гарденс, меня приветствуют красивые викторианские дома.