Читать интересную книгу Время вестников - Андрей Мартьянов

– Не сквернословь в храме, – уныло потребовал окончательно лишенный душевного равновесия Фокий. – Побойся Господа.

И, уже от сугубого отчаяния, едко добавил:

– Но можешь не надеяться, что я обвенчаю тебя с твоим франком, схизматиком и выкормышем вероотступников! Поняла? Или такой, как ты, благословения Церкви не требуется? Живешь во грехе и не думаешь раскаяться?

Если б не высокий сан и древние традиции, его святейшество Фокий Каммон с удовольствием плюнул бы на пол.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Потрясение основ

26 декабря.

Минувшим днем, убедившись путем несложных расчетов, что в далеком Дингуолле шумно отмечают Рождество, Дугал наведался в таверну на соседней улице, прикупив три кувшина местного вина и унылого вида копченых рыбок на закуску. Так он и отметил светлый праздник: сидя в сарае на задворках безвестного константинопольского переулка и неспешно выпивая за здоровье своих друзей и врагов, каких сумел припомнить.

После первого кувшина ужасно захотелось повидать Агнессу, что было ну никак невозможно. Скрепя сердце, шотландец решил пока воздержаться от ночных посещений покоев базилиссы. Незачем лишний раз искушать судьбу. Заодно и Агнесса получит возможность толком поразмыслить, что ей нужно от жизни. Он же как раз успеет подготовить все к тому, чтобы привести свою женщину в достойный ее дом. К примеру, подметет в сарае пол. Купит хорошую кровать взамен старого топчана, починит расшатанную дверь и приладит отвалившийся засов. Агнесса, конечно, будет до глубины души изумлена своим новым жилищем. Ей придется потерпеть. Недолго. Пока не уляжется суматоха, вызванная скоропостижной кончиной базилевса.

Что станется с Византийской империей, Дугала не беспокоило. Он хотел получить свою заслуженную награду и навсегда распрощаться с прежней жизнью. Пусть греки выбирают себе нового правителя. Пускай Конрад Монферратский лезет на освободившийся трон. Да пусть хоть Ибелина коронуют! Барон Амори уже побыл иерусалимским королем, так что и с Византией наверняка управится.

Представив сумрачного и деловитого д'Ибелина в качестве византийского базилевса, кельт захрюкал от восторга.

К выполнению сложного задания работодателя Дугал в кои веки подготовился весьма тщательно, отбросив свою обычную манеру полагаться на везение и удачное стечение обстоятельств. Замысел, простой и не лишенный определенного изящества, шотландец обдумал до мелочей. Нападения на дворец и покушения на жизнь базилевсов происходили с моря, с суши, из дворцовых зданий. Царственных отравляли на пирах и топили в купальнях, убивали в соборах и душили во время вечерней прогулки в садах. Он, иноземец, внесет нечто новое в хлопотное и опасное бытие правителей Империи. Убийца вообще не оставит следов своего появления. Кончина Андроника Комнина будет совершенно естественной. Господь прибрал коронованного старца, а с Господа какой спрос?

Несколько ночей подряд скотт преодолевал намеченный путь, оставаясь никем не замеченным и изучая все препятствия, могущие помешать ему выполнить намеченное. Палатийской страже в жизни не пришло бы, что опасность грядет сверху. Перебираясь с крыши на крышу, Дугал беспрепятственно добрался до здания, которое для простоты именовал «Домом с золотыми конями». Набросил на крутую шею позолоченного изваяния тонкую черную веревку. Спустился, встав на узкий карниз, и беззвучно прошел по нему, тенью заглядывая в зарешеченные окна. Отыскав нужное, застыл, слившись с резным обрамлением проема.

Вызолоченная решетка, изображавшая ветви и цветы, как Дугал уже убедился, была скорее украшением, нежели серьезной защитой от проникновения внутрь. С помощью нехитрых инструментов будет просто отогнуть пару вычурных лепестков, соорудив узкий лаз – как раз такой, чтобы впору протиснуться.

В богатом покое, не подозревая о присутствии незримого соглядатая, занималась своими делами будущая жертва. Беседовала с подобострастным типом, выряженным, что твой фазан по весне, что-то черкала на пергаментном свитке, листала книгу. Затем прошествовала в соседнюю комнату, опочивальню, куда спустя малое время слуги провели девицу под покрывалом – не Агнессу, другую.

Ничего безумного в облике и манерах здешнего императора Дугал не приметил. Да, старик, но вполне крепкий для своих преклонных лет. Наверняка способен в случае чего постоять за себя. Малость гневлив не по делу и излишне суетлив, но какими мы будем в его немалые годы? Ворчит, пыжится, решает судьбу Империи и подданных, не ведая, что ему отпущено всего две жалких недели жизни. Какие-то самоуверенные франки вынесли приговор – ибо зажившийся на свете базилевс мешает их планам.

Пару дней спустя после этого тайного визита Дугал вновь встретился со своим патроном – все в тех же термах на улице святой Харисины, поскольку беседа намечалась обстоятельная и неторопливая. Барон Ибелен, выслушав соображения подчиненного относительно предстоящего действа, одобрительно кивнул и лично вручил Дугалу малую запечатанную склянку с плескавшейся внутри бесцветной жидкостью, пояснив притом:

– Будь крайне осторожен с этой склянкой. Внутри, как ты понимаешь, яд. Очень дорогой и, что более важно, исключительно редкий. Для твоего замысла – изящного, должен признать, и оригинального – подходит как нельзя лучше. Вынув пробку, просто поднеси флакон под нос жертве и сосчитай до двадцати. Все, дело сделано. Склянку после этого запечатай накрепко и потом выкинь подальше, лучше всего в море. Да сам постарайся не вдохнуть. Все понял?

– Чего ж непонятного, – буркнул Мак-Лауд. – Открыл, подержал, закрыл, выкинул. Средство-то проверенное? Не в порту куплено? А то, может, продали вам добрые византийцы колодезной водички за полста номизм…

Ибелен уставился на глумливца немигающим взглядом.

– Не номизм, а безантов, – мрачно сказал он. – И не в порту, а… в общем, где я его раздобыл, тебе знать не нужно. Хороший яд, надежный. Только проверить в самом деле невредно. Хочешь понюхать?

Мак-Лауд отшатнулся от сунутой ему под нос склянки, как от живой гадюки. Ибелен осклабился.

– Ладно, уговорили, – проворчал шотландец, со всей осторожностью укладывая драгоценную посудину в пояс. – Эх, ваша милость… Сделали из меня какого-то ассассина… На что только не пойдешь ради святого дела!

– Рассказывай, – фыркнул барон, явственно повеселев. В кои веки ему удалось уесть ехидного кельта, и он решил развить успех. – А то я не знаю, ради какого святого дела ты работаешь на Конрада. Розыскной лист на тебя, поди, еще в силе со времен бунта в Дингуолле? А сколько прелатов в Риме мечтают узреть тебя на виселице? Ты у Монферрата вот где сидишь, – и показал крепко сжатый кулак.

«Успех», однако, развился несколько иначе, чем того ожидал Ибелен. Мак-Лауд на мгновение замер и окаменел лицом, но тут же мотнул головой, усмехнувшись:

– Ну, раз уж все вам про меня известно, мессир барон… Это точно, у Конрада Монферратского хватка железная. Вот только… впрочем, неважно. Пойду я, пожалуй. Позволите?

– Позволю, – кивнул слегка озадаченный д'Ибелен, и Мак-Лауд, покинув купальни, скорым шагом направился в сторону гаваней, а именно – к бухте святой Агафьи, где дожидался своего часа его личный, заново просмоленный и выкрашенный хеландион.

«…Вот только, видать, давно вам не доводилось рыбачить, мессир Амори д'Ибелен, – с изрядным злорадством думал кельт спустя час, сидя на останках старого мола и наблюдая, как жирные морские чайки дерутся над добычей. – Иначе вы бы припомнили, легко ли живого угря удержать в кулаке, как сильно его ни сжимай…»

Вообще-то Дугал был даже признателен барону за его довольно грубую шпильку. Странным образом слова Ибелена что-то стронули в сознании кельта – словно внезапно слетела пелена с глаз, и Мак-Лауд, последних десять лет живший в постоянном ожидании возмездия за давние грехи, увидел свою теперешнюю жизнь в ином свете.

«Какого черта я здесь делаю? Почему до сих пор дрожу перед палаческой петлей – и это после того, как дрался со слуа под Туром, с живыми мертвецами на болотах Камарга и с оборотнем в Ренн-ле-Шато, после того, как умер и воскрес? Чего ради выпрашиваю у зануды Ибелена пригоршню номизм на попойку с местным отребьем, в то время как под стеной моего сарайчика зарыто на полторы тысячи фунтов лоншановских драгоценностей? За каким бесом нанимаюсь в убийцы византийского базилевса, будучи – ну скажи, себе-то самому скажи! – будучи по уши влюблен в его жену? Еще полгода назад Конрад мог из меня веревки вить одним упоминанием о Риме или Дингуолле – но что мне теперь его угрозы, если с лоншановым наследством я могу в любой момент сбросить старую кожу и зажить, как свободный человек? Городок Биелла в верховьях реки Черво, конечно, соблазнительная приманка, но видит Бог, с меня хватило бы и крохотной деревушки где-нибудь на берегу Оркнейского залива… Искать меня, может, и станут, но черта с два отыщут… Зачем же тогда?»